Темный Набег - Мельников Руслан - Страница 4

• Предыдущая
• 4/64
• Следующая

Разномастные преграды, сбитые, связанные, сложенные и сплетенные из осины-древа вперемежку с копотными пятнами тянулись до следующего укрепленного рубежа – до тына из осиновых же кольев.

Частокол – не маленький. Высотой – этак в полтора-два человеческих роста, а кое-где и поболее будет. Толстые заостренные бревна врыты глубоко в землю, привалены камнем и торчат под небольшим уклоном, нависая над головой. Колья – исцарапаны, искромсаны и будто насквозь пропитаны отвратительнейшим смрадом.

Знакомый запах. Так воняет дохлая нечисть. И упыриная кровь.

Крепкие ворота тына (опять-таки – грубо струганная осина с многочисленными дощатыми заплатами) под двускатной крышей – перекошены, выщерблены, приоткрыты. Будто вдавлены внутрь. Неподалеку от ворот зияет широкий пролом. Здесь и вовсе бревна выворочены, раздвинуты и переломаны, будто тонкие сухие хворостинки.

Угрюмые тевтонские кнехты с осунувшимися лицами и красными от недосыпа глазами – всего человек пять в легких посеребренных кольчужных рубашках и черных одеждах – латали брешь. Правили старые, а где уж нечего править – ставили новые колья. Еще один кнехт с большим холщовым мешком бродил неподалеку, высматривая что-то под ногами.

Вот нашел. Остановился. Нагнулся. Подобрал. Палка? Короткая, обломанная. Что-то блести г на конце. Свою находку кнехт сунул в мешок. Пошел дальше. «Стрелы ищет, – догадался Всеволод. – Те, что прежде собрать не успели».

Орденские кнехты их не окликали, не останавливали. Глянули исподлобья, узнали Конрада, поклонились издали да продолжили работу. Каждый занимался своим делом, к которому был приставлен. И каждый торопился закончить его поскорее. И ничем другим саксы-работники не интересовались. Будто и не приближался к замку чужой отряд из более чем сотни вооруженных всадников. Хотя что такое сотня с небольшим пришлых воинов для обитателей неприступной твердыни, привыкших иметь дело кое с чем посерьезнее.

Всеволод все же повернул коня к молчаливым тевтонским служкам. Поговорить. Расспросить.

Не вышло. Конрад остановил:

– Не нужно их отвлекать, русич. Они исполняют неотложную службу, и служба эта важнее пустопорожних разговоров. Чем больше они успеют сделать днем, тем легче всем нам будет ночью, когда нахтцереры пойдут на штурм.

Что ж, наверное, Конраду виднее. Всеволод пожал плечами, направил коня к воротам тына. По пути заметил меж поваленными бревнами – там, где тень погуще – черные маслянистые потеки. Упыриная кровь, не слизнутая еще солнцем… Вот откуда вонь.

Хотя нет, не в этом… не только в этом причина.

Из-за частокола, гоня перед собой смрадную волну, выползала повозка. Из тех, что не захочешь, а пропустишь. Волей-неволей. Всеволод посторонился. Придержали коней остальные.

Телега с набитыми по бокам высокими бортами медленно проскрипела мимо всадников. Рядом шагал, держа в руках вожжи, угрюмый возница в черной накидке, черным же и перепачканной.

В повозке места вознице не нашлось. Да и вряд ли была у него охота туда садиться. Там – мертвые, изрубленные и исколотые упыри, там – обожженная светилом плоть нездешнего мира, там – чулком сползающая кожа и лопающиеся нарывы.

Длинные, неестественно длинные руки, уже истонченные, оплывшие в солнечных лучах, будто дохлые змеи невиданных размеров, свешивались через задний борт и волочились за повозкой. Обломанные, утратившие былую прочность когти бессильно загребали дорожную пыль. А из-под толстого дна – в щели меж досок – обильно сочилось мерзкое, вязкое и липкое. Частая капель дегте-смолистого цвета, отмечавшая путь повозки, дымилась на солнце и быстро истаивала. Жирные потеки испарялись буквально на глазах.

Старая измученная лошадь («Крестьянская кобылка, – отметил про себя Всеволод, – ей бы плуг по полю таскать, а не такое…») остановилась, косясь с ленивым любопытством на прибывших всадников. Возница цыкнул, наподдал вожжами, понукая. Лошадь потянула зловонную ношу дальше. Возница даже не взглянул на чужаков.

Дребезжа, повозка перевалила через обочину, съехала с дороги, подкатила к обрыву, подступавшему слева чуть ли не под самый частокол. Остановилась на краю.

Кнехт рывком сорвал крепление на правом борту – на том, что ближе к пропасти. Сам сноровисто отступил в сторонку.

Дерево грянуло оземь. И в тот же миг по грубо сбитым щелястым и перепачканным доскам, словно по сходням, по горке словно, из телеги поползло, покатилось, посыпалось… С пол дюжины дохлых у пырей, не удержавшись в общей куче, соскользнули вниз. На край обрыва с хлюпаньем упали оплывшие, облезшие, размякшие от солнца тела. Потемневшие, побуревшие. Целые и не очень. За ними – отрубленные безволосые головы в уродливых наростах и нарывах. И отсеченные гибкие когтистые руки. И – почти человеческие – ноги. И вовсе уж бесформенные куски, вяло сочащиеся черной парящей слизью.

А расторопный возница уже достал из повозки крепкий шест с крюком на конце. Возница продолжал свой нелегкий труд.

Толчок.

Первая мертвая тварь полетела в пропасть.

Что ж, теперь понятно, откуда взялся тот странный завал под замковой горой. Перебитых во время ночных штурмов упырей тевтоны попросту сбрасывают с обрыва. Всех. В одну смердящую кучу. Чтоб подальше смердело. А то ведь закапывать всю эту падаль – никаких рук не хватит. Пропасть под орденской цитаделью, конечно, тоже не бездонная, но тут уж вся надежда на солнце. Светило этого мира должно растопить и расплавить плоть мира иного, прежде чем груда мертвых тел поднимется до уровня замка. Пока, как видно, солнышко худо-бедно справляется. День основательно притрамбовывал то, что накапливалось в Серебряных Воротах за ночь.

– Здесь, наверху, сильный ветер. – Конрад снова был рядом. Конрад объяснял… – Ветер уносит запах нечистой мертвечины.

Да, ветер поддувал. Но и от телеги с разворошенным грузом тоже тянуло изрядно. Вонь у края обрыва стояла такая…

– Будто целый тумен мангусов здесь полег, – поморщился Сагаадай.

– Ничего, – успокоил татарского юзбаши Конрад. – Насколько я понимаю, вниз уже сбрасывают последнюю партию.

– Ну и нечего пялиться, – отчего-то вдруг озлившись, буркнул Всеволод. Да и ясно отчего. Как-то не очень радушно их встречала Закатная Сторожа. Всяк тут занят своим делом, а к гостям, получается, и выйти некому. Ладно. Коли не встречают хозяева на пороге с хлебом-солью, самим придется в чужой дом входить.

– Поехали дальше, – приказал Всеволод.

Кони вступили в покосившиеся ворота тына.

Сразу за частоколом обнаружился ров. Вырытый в земле, выбитый в скале и обложенный к тому же почерневшей глиной. Воды во рву не было. Да и зачем – вода не задержит нечисть. Зато – полно пепла. Ветер развевал остывшую золу, поднимал сероватые-белые вихрики, норовя бросить горсть-другую в глаза. Судя по всему, не так давно во рву бушевал огонь. Прошлой ночью, вероятно.

А сейчас здесь тоже трудятся безрадостные изможденные люди в черных одеждах, в повязках и капюшонах, прикрывавших лица и волосы от кружащей в воздухе невесомой пепельной сыпи. Орденские служки со всем надлежащим тщанием чистили ров от золы и рассыпавшихся угольев, ровняли крутые края, намазывали новую глину взамен треснувшей и искрошившейся, укладывали сухой хворост, валежник, поленья и целые бревна.

Готовили новый костер…

Эти тоже в разговоры вступать не спешили. Косились только. Кланялись между делом Конраду. И работали, работали, работали… Без передыху. Кнехты ценили каждую минуту. И, видать, было за что. Дорога, видать, была цена таких вот дневных минут после захода солнышка.

Возле самого рва стояли телеги, доверху груженные дровами. В упряжи всхрапывали от пепла, забивавшего ноздри, кряжистые тяжеловозы с разбитыми бабками. Понятно – боевых лошадей на такую работу не отправляют.

Кони терпеливо ждали, чуть покачивая понурыми головами и слабо обмахиваясь хвостами. Мокрые, усталые. Дрова, по всей видимости, доставляли сюда из лесов, что начинаются у подножия замкового взгорья. А нелегкая дорога туда-сюда да вверх-вниз вымотает любую скотину.

• Предыдущая
• 4/64
• Следующая