Тайный рыцарь - Мельников Руслан - Страница 19

• Предыдущая
• 19/61
• Следующая

В выкриках вайделотов тем временем все явственнее звучали требовательные нотки и плохо скрываемое возмущение.

Китаец продолжал упрямым «качай голова» разрабатывать свои шейные позвонки. Для прусских мужиков и большей части жрецов такая непреклонность Кривайто показалась убедительной — шушукаясь, они все же отступили от дуба. Однако с дюжину недовольных вайделотов взялись за посохи. Больше всех ярился одноглазый. Кажется, бывший первосвященник решил, что наступило время расплаты, и намеревался свести давние счеты с более удачливым соперником.

Сыма Цзян пригрозил непокорным. Сначала — кулаком, потом — шестом. Отошли еще трое. Зато оставшиеся совсем уж непочтительно кричали на своего Кривайто, защищавшего святотатцев.

Китаец еще раз потряс шестом. Не помогло. И еще раз — с пронзительным криком.

— Да что там у них происходит? — Озадаченный фон Берберг подошел к Бурцеву.

— Думаю, это последнее предупреждение, — ответил он. — Последнее китайское предупреждение.

Немец опять отступил к дубу, что-то забормотал под нос. Кажется, набожный вестфалец начинал молиться. Самое время: «последнее китайское» не возымело действия на разгоряченных вайделотов. И тогда посреди прусского капища начался Шаолинь. Обоюдоострая палка Сыма Цзяна со свистом рассекла воздух. Заточенные наконечники старик не использовал — в этом не было нужды. Чтобы разобраться с тремя противниками, опытному ушу-исту хватило нескольких ударов древком.

Тум-п! — раздался сухой стук копья Кривайто о вскинутый жреческий посох… Акробатический прыжок, разворот. Хитрый финт китайца. И… Тум-п! — точно таким же звуком отозвалась голова одноглазого вайделота. Тум-п! Тум-п! Тум-п! Тум-п! Оба приспешника калеки, выронив оружие, повалились на землю. Слабо зашевелились они лишь полминуты спустя. Еще через полминуты благоразумно отползли подальше от Священного дуба. А вот одноглазый так и застыл недвижимо. Кажись, бедолагу зашибли всерьез. А нечего дерзить мастеру восточных единоборств в одеждах всемогущего Кривайто!

Никто из зрителей не посмел встрять в межжреческие разборки. Скоротечный бунт был подавлен в зародыше, и Бурцеву оставалось только восхищенно присвистнуть. Надо признать — так владеть боевым шестом он не умел. Аделаида тоже не сдержалась — захлопала в ладошки, как ребенок. Но тут же опомнилась, перестала. Чтобы польская княжна аплодировала языческому первосвященнику — еще чего! И немецкий рыцарь хлопал. Глазами хлопал. Изумленно, озадаченно…

— Кажися, Васлав, твоя красависа, твоя друга-рысаря и твоя сама может больше не бояся, — удовлетворенно произнес Сыма Цзян.

Бурцев поморщился: «рысаря»-то ему вовсе не «друга». А китаец все балабонил без умолку. Сыма Цзян наконец обрел собеседника, способного понять его исковерканную татарскую речь, и теперь жаждал выговориться:

— Здеся, Васлав, все людя-человеки моя почитай, уважай и считай великая Кривайта, — гордо заявил он. — Это у них такая бога или околобога — моя точно не узнавай. Но это очень-очень важная господина. Кривайта в эта леса все слушайся. Твоя сама сейчас увидеть.

Китаец повернулся к пруссам, жестами показал, что хочет есть и пить. Потом ткнул пальцем в себя, в Бурцева, в Аделаиду, в фон Берберга. Затем обвел руками вокруг, будто желая удушить в объятьях всех собравшихся. Вайделоты понимающе закивали, исчезли между деревьев.

— Скоро для моя, твоя и ихняя принесут пища и напитка, — пояснил китаец. — В Священная леса спрятана много вкусная веща. Жертва называется. Для моя, моя слуга и лесная бога. Но больше для моя и слуга. Так что будет большая-большая пира. Ну, а пока можно говоритя.

И Бурцев «заговоритя»:

— Как ты здесь очутился, отец?

Сыма Цзян махнул рукой:

— Долгая рассказа. Когда Кхайду-хана ушла от Легница, в моравская земля его сильно побила солдата богемская короля Венцеслава. Вся тумена отступала, моя оставалася одна, и тогда моя вернулася в Польша.

— Но зачем?

— Моя уже говорила для твоя, что ищет магическая башня арийская колдуна. А древняя свитка гласит: башня стоит где-то в польская земля.

Бурцев припомнил, что непоседливый ученый мудрец Сыма Цзян в самом деле вылез из-за Великой китайской стены и поперся вместе с татаро-монгольскими туменами в долгий поход на Запад ради того лишь, чтобы добраться до чудодейственной арийской башни. И вот теперь, оказавшись вдали от потрепанного ханского войска, упрямый китаец с поистине буддистской настойчивостью и невозмутимостью продолжает поиски башни в одиночку.

Забавно… Ведь, по иронии судьбы, эту магическую постройку Бурцев давно уж отыскал. К древней башне, как выяснилось, прилепился замок пана Освальда Добжиньского. Название замка — «Взгужевежа», кстати, в вольной форме так и переводится: «Башня-на-Холме».

Использовать памятник архитектуры незапамятных времен, пронзающий и время, и пространство, в своих целях Бурцев, увы, не смог. Но зато умудрился предотвратить крайне нежелательный союз тевтонов с фашистами. При помощи татарского юз-баши Бурангула и благородного рыцаря-разбойника пана Освальда в замковом подвале Взгужевежи он уложил и гитлеровского эмиссара из будущего, и орденского верховного магистра Конрада Тюрингского. Да вдобавок ко всему разнес вдребезги о подвернувшуюся немецкую голову миниатюрную копию Взгужевежи — малую башню перехода. Тоже, кстати, нехилый артефакт.

А вот Сыма Цзяну, судя по рассказу китайца, побывать в заветной арийской башне пока не довелось.

— Моя шла через Польша тихо и мирно. Когда спрашивали хорошо, моя говорила, что бедная китайская купеца ограбила коварная татара и просила дорога в Поднебесную. Конечно, никто дорога не знал, и моя оставляли в покойных.

— А когда спрашивали плохо?

— Моя дралася или убегалася. Так моя прошла Силезский край и Большая Польша[11]. А в Куявская земля стала большая беда. Тевтонская рысаря не поверила, что моя — купеца. Рысаря решила, что моя татара. Тевтона подло стукнула моя сзади по голова и посадила в клетка. А потом везла в Хельминская земля показать своим ханам-магистрам. Только не довезла. Много прусская лесная человека напала на тевтонская рысаря. Прусса тевтона убила, а моя привезла в эта леса и позвала Кривайта и много слуга Кривайта в большая халата и с кривая боевая шеста — такая, как корейская чипхэнья[12], только длинная.

— Погоди, погоди, я уже слышал эту историю, — Бурцев вспомнил рассказ дядьки Адама о том, как карлик-барзгул стал первосвященником-Кривайто. — Ты вроде бы жрецов раскидал, а самому главному даже глаз выбил, так?

— Така-така… Прусская человека в большая длинная халата долго спорила. Потом Кривайта сказала моя сжечь перед эта дуба. Прусса завела моя за камня и разожгла костера. Только моя не хотела зажигаться. Моя отобрала у слуга Кривайта шеста и долго дралася. Шеста была неудобная, но моя все равно выбивала глаз Кривайта и ломала кости слуга Кривайта. Тогда прусская человека назвала сама моя Кривайта. Моя стала господина. И моя сделала вместо чипхэнья вот эта хорошая чаньгунь[13].

Китаец с гордостью продемонстрировал свое оружие.

— Прусская человека поселила моя в эта леса. Здеся для моя приносят жертва-подарка. Моя кормят, моя поят. И моя просят совета. Моя хорошо, но моя хочет уходить, чтобы снова искать магическая башня. Только никакая прусская человека не говорит для моя дорога. Прусская человека теперя хорошая, но моя почему-то не понимай. Никак не понимай! А моя так мечтай попадать в большая колдовская башня арийская мага.

— Думаешь, от большой башни будет прок без малой? — осторожно спросил Бурцев.

Китайский мудрец мечтательно прикрыл свои узкие глазки.

— Большая башня арийская колдуна и малая башня арийская колдуна вместе — эта невероятный удач. Только находить малая башня — очень трудная дела. Но и сам по себе большая башня хранит большая магия. Моя много читай древняя свитка. И моя много узнавай.

• Предыдущая
• 19/61
• Следующая