Магиер Лебиус - Мельников Руслан - Страница 46

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая

Рука коснулась – случайно ли, намеренно? – его левого уха, виска… Дипольд ощутил холод безжалостной стали, холод самой смерти. Совсем не то, что в бою или в турнирном поединке. Тут – другое. Тут – страшнее. А еще что-то омерзительное было в прикосновении металла, преисполненного магии. Дипольд не удержался – отпрянул, звякнув цепями. И – сразу же – круговерть панических мыслей в голове.

А если эти стальные пальцы сейчас сожмутся на его черепе? Как знать, что повелел своему голему Альфред Чернокнижник? Кожа Дипольда вмиг сделалась пупырчатой, сродни гусиной. И – судороги по спине. И – волосы дыбом. Хотелось вскочить, броситься прочь. Куда-нибудь. Как-нибудь. Не думая уже о том, насколько смешно и нелепо он будет выглядеть в своих оковах.

Дипольд на время забыл и о несчастных послах внизу, и о заветной вилке в руке. Какие там послы?! Какая вилка?! Когда у твоей головы – стальная лапища. Убежать бы! Уйти! Уползти! Этого и только этого требовала какая-то плохо контролируемая часть его сознания.

«Сидеть! – приказал он себе. – Си-деть!» Величайших, нечеловеческих усилий стоило справиться с нахлынувшей паникой, сохранить остатки самообладания, удержаться от постыдных поступков и позорного крика. Но – слава Господу! – удалось.

Маркграф смотрел на пленника с насмешливым любопытством. Прорези на капюшоне магиера тоже были обращены к Дипольду. Да и прочие пирующие оберландцы не сводили с него глаз. Наверное, это и помогло. Высидеть. Промолчать. Сохранить подобие спокойствия на лице.

А рука оберландского голема все тянулась и тянулась из-за плеча гейнского пфальцграфа. Она казалась бесконечной, эта рука.

Стальные пальцы оттолкнули вилку Дипольда, оказавшуюся на пути. Вилка чуть не выпала. Дипольд судорожно сжал ее крепче, отвел в сторону.

А рука тянулась…

Куда? Зачем? Дипольд в эти мгновения соображал плохо. Дипольд не понимал.

…пока не дотянулась.

Кувшин! С вином! Механические пальцы обхватили глиняное горлышко. Наверное, так им было удобнее, чем за ручку, вылепленную для обычной человеческой длани. Хотя какая разница? Все равно ведь…

«Раздавят!» – мелькнуло в голове Дипольда.

Пфальцграф невольно прикрыл глаза: вино непременно должно было брызнуть ему в лицо.

Но нет. Не раздавили. Не брызнуло. Стальные пальцы, оказывается, умели сжимать не только оружие. Голем знал, как брать хрупкие предметы и какое усилие прикладывать, чтобы ненароком не превратить их в пыль.

Кувшин поднялся в воздух…

А все же прислуживать за столом эта боевая машина не очень-то и обучена. Мало того что задевает того, кому хороший слуга налил бы вина, не привлекая к себе внимание, так еще…

Кувшин двигался над столом неверными рывками. Механическая рука, изготовленная и предназначенная для смертоносных сокрушительных ударов, не смогла донести до пустого серебряного кубка наполненную почти до краев глиняную посудину, не расплескав из нее вина. Жидкость цвета крови растеклась по столу, по блюдам, по пище, разложенной на них.

А маркграф все наблюдал. Не за действиями голема – за реакцией пленника. И Лебиус наблюдал. Наблюдали оберландцы. Дипольд сидел, стиснув зубы, не шевелясь.

Кувшин все же достиг кубка с широкими, будто у инквизиторской воронки (пфальцгаф с содроганием вспомнил, как одну такую ему засовывали в глотку по пути из Нидербурга), но изящно загнутыми краями. Красная струя ударила в серебряное нутро. Тут голем был точен – не обронил мимо ни капли.

Стальной слуга налил кубок. Поставил кувшин подле. Убрал руку. Распрямился. Застыл за спиной Дипольда. В ожидании дальнейших приказов маркграфа. Или у него уже есть приказ? Прислуживать. С чем голем справляется пока не ахти. И присматривать. С чем он наверняка справится гораздо лучше.

– Голема можно использовать по-разному, – будто прочитав мысли Дипольда, вновь осклабился Чернокнижник. – В качестве прислуги он, правда, несколько неуклюж, но, как видите, справляется и с этим. Да вы пейте, пейте, пфальцграф…

Скованными руками Дипольд поднял кубок с вином, похожим на кровь. Осторожно пригубил. Да, гейнское. Самое обыкновенное. Похоже, без яда. И без всяких там колдовских добавок. И все же кубок этот он будет цедить долго. Снова давать повод стальным пальцам тянуться к столу мимо его головы Дипольду не хотелось. И напиваться до беспамятства сейчас тоже совсем ни к чему.

– А уж если одному человеку удается подчинить своей воле даже груду металла, – продолжил незаконченную мысль Альфред, – логично предположить, что рано или поздно он сломит и упрямство другого человека. Как вы считаете, пфальцграф?

Интересно, к чему клонит Чернокнижник? Дипольд не знал. Но предупредил заранее – сухо и с вызовом:

– Меня тебе не сломить, Альфред!

Змеиный граф хмыкнул. Произнес тихо и проникновенно:

– Дорогой вы мой Дипольд, а известно ли вам, что из големов получаются не только непобедимые вояки и неуклюжая прислуга, но и превосходные палачи.

Ах, вот кого на самом деле поставили позади Дипольда! Пфальцграфу снова сделалось не по себе. Но в этот раз пробуждающийся было страх он с самого начала задавил яростью.

– Хочешь меня запугать, Чернокнижник? Ничего у тебя не выйдет!

Дипольд вцепился в вилку, как в спасительную соломинку. Сейчас она его единственный козырь в этой опасной игре.

– Ошибаетесь, ваша светлость! – Альфред удрученно покачал головой. – Кое в чем вы сильно ошибаетесь…

В чем? Кажется, маркграф выражал несогласие. Вот только с чем именно он не согласен? С тем, что «хочешь меня запугать»? Или с тем, что «ничего у тебя не выйдет»?

– Я вижу, вы уже утолили голод и жажду, – неожиданно сменил тему беседы Альфред Оберландский. – Тогда давайте поговорим о деле, которое меня интересует. А заодно решим судьбу тех вон остландских господ.

Маркграф кивком указал на послов, валявшихся внизу.

– Что тебе нужно? – насупился Дипольд.

Вообще-то правильнее было бы сейчас не вступать в переговоры с негодяем. Гордо замолчать было бы правильнее, и все. И не издавать больше ни звука. Даже под пытками. Но судьба остландцев…

– Сущий пустяк, ваша светлость, – Альфред небрежно махнул рукой. – Пу-стя-чок…

– ЧТО ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НУЖНО? – через силу повторил свой вопрос пфальцграф.

Хватит уже с ним играть! Пора бы внести определенность.

– Мне нужно несколько капель вашей благородной крови и росчерк вашей твердой руки, – с жизнерадостной улыбкой сообщил ему змеиный граф. – Вы ведь умеете писать?

Да, писать Дипольд умел. Как и большинство имперских аристократов из высшей знати, коих с детства обучали владеть не только мечом, но и пером. Только вот кровь…

Дипольд прищурился:

– Мне хорошо известно, с кем и о чем подписываются договоры кровью.

Чернокнижник удивленно посмотрел на него. То ли правда не сразу сообразил, на что намекает собеседник. То ли умело изображал недоумение. Смотрел секунду. Другую… Хлопал глазами, как разбуженный филин.

Потом Альфред Оберландский засмеялся. Открыто, весело, добродушно. Растянулись в скупой улыбке губы магиера под надвинутым капюшоном. Еще мгновение спустя за столом грянул дружный хохот оберландских рыцарей, поддержавший смех маркграфа.

– К чему такие страсти, дорогой мой пфальцграф?! – утирая слезы, проговорил наконец Альфред. – Никто вас вовсе не принуждает закладывать душу. Все обстоит гораздо проще. И безопаснее для вашей бессмертной души. От вас требуется лишь написать письмо отцу. Мол, жив-здоров, на гостеприимного хозяина не жалуюсь. А впрочем, если очень хочется, можете на меня и пожаловаться. Главное – что жив-здоров. Главное, чтобы его сиятельство Карл Остландский понял: злобный Чернокнижник вас вовсе не сгубил. Ну… раз уж вы шлете ему письма. Отец-сюзерен ведь знает почерк сына-вассала? Знает-знает. Должен знать. И сможет легко определить, кем писано послание.

– Но при чем здесь моя кровь? – откровенно недоумевал Дипольд.

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая