Крестовый дранг - Мельников Руслан - Страница 40

• Предыдущая
• 40/62
• Следующая

Преследовать разбитого противника тоже надо уметь. Здесь это умели. Пешцы остались на берегу, конница ушла в отрыв. Татары начинали «облаву» первыми. Вопя, улюлюкая, потрясая оружием, они гнали обезумевшего противника по льду замерзшего озера так, как привыкли гонять в родных степях табуны лошадей или стада сайгаков. Дружинники Александра присоединялись к воинам Арапши. И вскоре Бурцеву стал понятен замысел князя.

Победители отсекали побежденным прямой и кратчайший путь к Соболицкому берегу. Немцев и их союзников теснили в сторону, гнали наискосок — по Узменьскому проливу. Прямиком туда, где фашистские танки и «мессершмитт» обстреливали войско князя. Снаряды и бомбы нарушили там целостность ледового покрова, и немало русичей сгинуло вчера в полыньях. Сегодня пришла очередь ливонцам хлебать студеной водицы. Даже если за ночь на Узмени и встал новый ледок, он будет слабеньким и ненадежным.

Скверно! Бурцев выругался. Очень скверно! Если спасшийся в битве фон Берберг тоже утонет, как тогда быть с Аделаидой? Мотоцикл рванул вдогонку бегущим.

Тяжелый «цундапп» по хорошей дороге идет под сотню километров. Ровный лед озера под плотным снежным настом был не такой уж и плохой дорогой. Сначала Бурцев догнал и обогнал княжеских дружинников, потом прорвался между татарскими всадниками. И теперь вот несся среди ливонцев. И пешие и конные в ужасе расступались перед взбесившейся трехколесной самоходной телегой. Никто даже не помышлял о сопротивлении. Но Бурцеву плевать было и на пеших, и на конных. Его сейчас интересовал только…

— Фон Бер-бе-е-ерг!

Настиг вестфальца он у Соболицкого берега, когда передние ряды крестоносцев дружно ухнули под воду на истрескавшемся, разбитом вчерашним обстрелом льду. Штандартенфюрер был не среди первых, а потому вовремя удержал коня. Разгоряченное животное роняло клочья пены, от конских боков валил пар. Присев на задние ноги, жеребец с диким ржанием пятился прочь от края разверзшейся полыньи. А там — среди белого и искрящегося на солнце крошева — с полдесятка человек еще отчаянно боролись за жизнь. Напрасные старания… Тяжелые доспехи тянули рыцарей ко дну не хуже камня, повешенного на шею. Никто не выбрался из стылой ловушки. Последний раз в тщетном призыве о помощи взметнулась над ледяной кромкой чья-то окольчуженная рука. И все. И лишь пузыри да колышущиеся льдинки на потревоженной парящей водной глади.

— Фон Берберг!

Вопль Бурцева, рокот мотоциклетного двигателя…

Всадник в нагрудной котте с изображением медведя оглянулся.

— Фон Берберг!

Всадник развернул коня. Щит эсэсовца висел у седла. Меч болтался сбоку. Ни к тому, ни к другому вестфалец не притронулся. Правая рука Фридриха фон Берберга метнулась к нагрудному ковчежцу для святых мощей. Ковчежец этот уже не пустовал.

Бурцев вдавил ручку газа до упора. Известно ведь, на какие «мощи» уповает штандартенфюрер, — они будут пострашнее епископской булавы. Фон Берберг успел выхватить из потайной кобуры новенький «вальтер». Бурцев успел пригнуться, прежде чем прозвучал первый выстрел.

Второго не последовало…

Перепуганное, зажатое меж полыньей и мотоциклом животное поднялось на дыбы. Отказываясь повиноваться наезднику, отчаянно замолотило передними копытами по воздуху.

Копыта здоровенного боевого коняги опустились на коляску. «Цундапп» впечатался жеребцу в брюхо. Подцепил, опрокинул несчастную животину навзничь. Бурцев не рассчитал — перестарался: тяжелый военный мотоцикл набрал достаточную скорость, чтобы смести со своего пути любое препятствие. Смести в прямом смысле.

Удар! Жуткий, словно об упругую стену. Смачный звук раздираемой плоти, хруст сломанных костей, скрежет исковерканного металла…

Бурцев вывалился на лед. Мотоцикл увлек и обрушил покалеченное животное в полынью. Туда же с плеском упал и пистолет эсэсовца. Боевой рыцарский конь и конь железный сразу ушли на дно. Несчастный жеребец еще ржал, двигатель «цундаппа» еще работал, когда вода захлестнула обоих.

Фон Берберг вовремя соскочил с седла и высвободил ноги из стремян. Зацепился за край полыньи, да так и замер по грудь в стылой водице: шлем-ведро диковинным поплавком торчит над поверхностью, пальцы отчаянно скребут лед.

По инерции Бурцев подкатился на животе к самой воде. Едва не уткнулся носом в топхельм штандартенфюрера. Испуганные затравленные глаза глядели на него из узкой смотровой щели. Мокрая рука в кольчужной рукавице норовила схватить его руку. Бурцев инстинктивно отпрянул, отполз от опасного пролома.

— Помогай! Товарищ полковник! — взывая вестфалец по-русски незнакомым, полным ужаса голосом. В этой экстремальной ситуации немецкий акцент у штандартенфюрера проявился куда сильнее, чем раньше. — По-мо-гай!

И ведь придется же, блин! Придется помочь! Ради Аделаиды… Бурцев огляделся. Рядом валялось выпавшее из коляски татарское копьецо. То, что надо…

— Держись, сволочь, — я сейчас!

Он потянулся к копью.

— Помогай! Помо… Бульк-бульк…

Руки фон Берберга соскользнули со льда. Топхельм ушел в воду по самую смотровую щель. Но Бурцев уже дотянулся. Поймал! В последний момент крюк татарского копья подцепил тонущего. За кольчужный капюшон. За шиворот. За шкварник — как котенка.

Было скользко, под брюхом трещало, а он все тянул и тянул обезумевшего от страха рыцаря к себе. Наполовину выволок на лед, прохрипел:

— Где Аделаида?! Где моя жена?!

Из смотровых и дыхательных щелей немецкого шлема хлынуло. Фон Берберг натужно закашлялся. Хлебанул-таки, гад, чудской водички…

— Где?!

— Я не знать! Не знать!

— Врешь!

Он поднатужился и все тем же татарским копьем спихнул фон Берберга обратно.

— А-а-а!

Зацепил, подтащил к себе снова.

— Где она?!

— Я не знать! Помогай! Пожалуйста! Товарищ! Гитлер капут! Холодно! Я замерзать!

— Ах, замерзать?! Погоди, урод, то ли еще будет! Я из тебя вообще Карбышева сейчас сделаю!

Наконечник уперся в рогатую макушку шлема, Бурцев надавил. Вестфалец сопротивлялся как мог, орал и царапал лед руками, но неумолимо скользил назад — в бездонную полынью.

Плюх… Фон Берберг обеими руками вцепился в спасительную соломинку копейного древка. Лишь потому еще и держался на воде.

— Ну, так как, Фридрих, будешь говорить, или мне отпустить копье? А то я притомился с тобой тут бодаться.

Голос фон Берберга был пронзительным и громким:

— Я! Я! Я! Гуд! Да-а-а! Буду! Все рассказать! Все, что знать!

Бурцев напрягся, зарычал зверем, выдернул фашика из воды — чуть пуп, на фиг, не надорвал. Все! Растянулся на льду рядом с эсэсовцем.

Они лежали голова к голове, дышали хрипло, тяжело. Подняться на ноги не было сейчас сил ни у того, ни у другого. Фон Берберг беспрестанно отхаркивался и отплевывался. Под шлемом набежала целая лужа…

А вокруг царил полнейший бедлам. Ледяная баня охладила пыл беглецов, остановила отступление. Некоторые орденские братья в отчаянии разворачивали оружие против преследователей. Кидались в последний бой, дрались ради того лишь, чтобы подороже продать собственную жизнь. Но таких было уже немного. В большинстве своем крестоносцы либо сдавались на милость победителей, либо пытались протиснуться к берегу по безопасным проходам меж гибельными полыньями. Это, однако, удавалось не всем. Кого-то сталкивали в давке, кто-то сам прыгал в воду, в безумной надежде спастись вплавь…

Стук копыт над самым ухом все же заставил Бурцева подняться. Боевая позиция, копье-багор на изготовку. А ноги-руки дрожат от перенапряжения, а в голове шумит… Если будет драка — точно убьют! Но нет, ничего страшного — это подоспели нукеры Арапши и дружинники Александра.

Княжеский конь, опасливо ступая копытом, приближался к пролому во льду. Свита позади заметно нервничала. Спас на червленом стяге бился на ветру в руках татарского военачальника. Личина-забрало на шлеме Ярославича помята и поднята. Лицо — раскраснелось. Глаза еще не отошли от горячки боя — пылают глаза-то. Но меч уже в ножнах.

• Предыдущая
• 40/62
• Следующая