Фамарь. Без покрывала - Риверс Франсин - Страница 7

— Если бы у меня было здесь хоть какое-то положение, Акса, хоть самое маленькое влияние… — сказала она безо всякой жалости к самой себе.

— Ты будешь его иметь, когда родишь сына.

Сын. Сердце Фамари защемило от страстного желания. Она хотела ребенка больше, чем кто-либо другой, даже больше, чем ее муж, чье желание иметь сына преобладало над его гордостью и желанием процветания своего дома. Сын укрепил бы ее положение в доме. С ребенком на руках она не чувствовала бы себя одиноко. Она любила бы сына, держала бы его рядом с собой, и он бы любил ее. Возможно, он смягчил бы сердце Ира, и его руку тоже.

Ей вспомнились уничижительные слова, произнесенные Вирсавией: «Если ты разочаруешь моего сына, он будет бить тебя чаще! Делай то, что он хочет, и он, может, будет обращаться с тобой лучше!» Борясь с жалостью к самой себе, Фамарь сморгнула слезы. Какой прок жалеть себя? Это только ослабит ее решимость. Она член этой семьи, хочет она того или нет. Она не должна давать волю чувствам. Она знает, что Вирсавия любит делать едкие замечания. Дня не проходит без того, чтобы свекровь не нашла способ, как ранить ее в самое сердце.

— Еще одна луна прошла, Фамарь, а ты не забеременела! Я забеременела через неделю после свадьбы!

Фамарь не могла сказать ничего, что не раздражало бы Ира. Чем она могла защитить себя, если все, что она делала, не нравилось ее молодому мужу или свекрови? Она перестала надеяться на нежность или сочувствие со стороны кого-либо из них. Уважение и родственные чувства, видимо, тоже отсутствовали в этой семье, ибо Вирсавия вынуждена была прибегать к угрозам, чтобы заставить Ира подчиняться приказам Иуды.

— Хватит, я говорю! — прокричал Ир в отчаянии, возвращая внимание Фамари к ссоре между матерью и сыном. — Хватит! Я пойду к отцу! Куда угодно пойду, лишь бы избавиться от твоих придирок!

Он стремительно вышел из дома.

— Я ненавижу овец! Если бы я мог, то убил бы их всех!

В дверях появилась Вирсавия, она стояла подбоченясь, грудь ее вздымалась.

— И что бы тогда у тебя было?

— У меня были бы деньги за их мясо и шкуры. Вот что у меня было бы.

— Ты бы их растратил за неделю. А потом что? И такого глупца вырастила я?

Обругав мать и сделав в ее сторону оскорбительный жест, Ир развернулся и широко зашагал прочь. Фамарь, затаив дыхание, наблюдала за ним, пока не увидела, что он направился в противоположную от Хезива сторону. Как бы ей хотелось хоть несколько дней передохнуть от его жестокости.

— Кажется, Вирсавия в этом сражении одержала победу, — сказала Акса. — Но это будет повторяться снова и снова, — добавила она мрачно.

Фамарь улыбнулась и с легким сердцем вернулась к своей работе.

— На каждый день достаточно тревог, Акса. Я не хочу мучить себя мыслями о завтрашних.

— Фамарь! — Из дома вышла Вирсавия. — Если у тебя есть время для пустой болтовни, то его хватит и на то, чтобы убрать этот беспорядок!

Повернувшись, она промаршировала в дом.

— Она рассчитывает, что ты устранишь следы погрома, который они устроили в доме, — сказала Акса с ненавистью.

— Тише, ты навлечешь на нас еще больше неприятностей.

Вирсавия появилась снова.

— Пусть работу в саду заканчивает Акса. Я хочу, чтобы ты сейчас же была в доме!

Она скрылась за дверью.

По полу Фамарь ходила с большой осторожностью, чтобы не наступить на черепки, валявшиеся тут и там. Вирсавия сидела, угрюмо уставившись на сломанный ткацкий станок. Присев на корточки, Фамарь начала собирать осколки кувшина в складки своего шерстяного покрывала.

— Надеюсь, Иуда будет доволен скандалом, который он устроил, — сердито проговорила Вирсавия. — Он думал, что жена смягчит нрав Ира!

Она свирепо посмотрела на Фамарь, как если бы та была виновата во всем, что случилось.

— Ир стал хуже, чем был когда-либо! Ты сделала моего сына не добрее, а злее!

Фамарь сдерживала слезы и не оправдывалась.

Ворча проклятия, Вирсавия дотронулась до ткацкого станка. Увидев, что рукоятка сломана, а нитки, из которых она ткала ковер, перепутаны, она закрыла лицо руками и зарыдала.

Фамарь была смущена таким взрывом чувств. Она много раз видела, как Вирсавия разражается горькими слезами. Когда это случилось впервые, она подошла к свекрови и попыталась утешить ее, но получила от нее звонкую пощечину и упреки за причиненное ею огорчение. Теперь Фамарь стояла в сторонке, отведя взгляд.

Неужели Вирсавия была слепа и не понимала, что она сделала со своей семьей? Она постоянно натравливала сына на отца и отца на сына. Она спорила с Иудой по любому поводу на глазах у сыновей, уча их быть непокорными и следовать собственным желаниям, а не тому, что служило ко благу всей семьи. Неудивительно, что ее свекровь так несчастна! И с ней несчастными были все.

— Иуда хочет, чтобы Ир заботился об овцах. — Вирсавия подергала за детали станка, еще больше испортив его. — Знаешь, почему? Потому что мой муж не может находиться больше года вдали от своего отца! Он должен сходить к нему и посмотреть, что делает этот жалкий старик. Ты понаблюдай за ним, когда он вернется домой. Он будет размышлять целыми днями. Он ни с кем не желает разговаривать. Он не хочет есть. Потом он будет пить и говорить те же самые глупости, которые говорит всякий раз, когда повидается с Иаковом.

Она стала гримасничать, передразнивая мужа: «Рука Божия на мне!»

Фамарь подняла голову и взглянула на нее.

Вирсавия встала и начала расхаживать взад-вперед.

— Как человек может быть таким глупым — верить в Бога, Которого нет?

— А может быть, Он есть?

Вирсавия бросила на нее недобрый взгляд.

— Тогда где он? У этого Бога есть храм, в котором Он живет, и священники, которые служат Ему? У Него нет даже шатра! — Она гордо вздернула подбородок. — Он не похож на ханаанских богов. — Она подошла к своей комнате и настежь распахнула дверь. — Он не похож на этих богов. — Она с благоговением протянула руку в сторону своего терафима[1]. — Ты не можешь видеть Его. — Она опустила руку на изваяние. — Ты не можешь прикоснуться к Нему. А эти боги разжигают в нас страсти и делают нашу землю плодородной, а наших женщин плодовитыми. — Ее глаза холодно блеснули. — Возможно, если бы ты с большим почтением относилась к ним, то не была бы до сих пор с пустой утробой.

Фамарь почувствовала жало, но на этот раз она не позволила ему проникнуть глубоко.

— Разве Бог Иуды не разрушил Содом и Гоморру?

Вирсавия иронически заметила:

— Да, кое-кто так говорит, но я не верю этому.

Она плотно закрыла дверь в свой дом, как если бы эти слова могли навлечь на него несчастье, затем обернулась и хмуро взглянула на Фамарь.

— Ты хотела бы воспитать своих сыновей так, чтобы они поклонялись Богу, который разрушает города?

— Если Иуда захочет этого.

— Иуда, — сказала Вирсавия и встряхнула головой. — Ты когда-нибудь видела, чтобы мой муж поклонялся Богу своих отцов? Я никогда не видела этого. Так почему его сыновья или я должны поклоняться Ему? Ты будешь воспитывать своих сынов в согласии с той религией, которую выберет Ир. Я никогда не преклонялась перед невидимым Богом. Я ни разу не изменяла ханаанским богам и тебе советую тоже быть верной им. Если только ты знаешь, что служит к твоему же благу…

В словах свекрови слышалась угроза.

Вирсавия села на мягкую подстилку возле стены и холодно улыбнулась.

— Иру не понравится, если он узнает, что ты хоть изредка задумываешься о поклонении еврейскому Богу. — Ее глаза сузились. — Я считаю, что все наши беды из-за тебя.

Фамарь знала, что ее ожидает. Когда домой вернется Ир, Вирсавия заявит о духовном бунте в семье. Ей нравилось быть зачинщицей скандалов.

Фамарь очень захотелось бросить черепки на земляной пол и сказать свекрови, что та разрушает семью собственными руками, но она подавила гнев и продолжала свою работу, зная, что Вирсавия наблюдает за ней.