Зеленые ворота - Мейсснер Януш - Страница 41

• Предыдущая
• 41/63
• Следующая

Когда он опять в шутку помянул об этом, Мария Франческа рассердилась.

Он хотел бы запереть её в монастыре и лишить всяких развлечений? Что ей было, надевать рясу и отбивать поклоны перед распятием, когда Генриха навещали его друзья и знакомые? Не одна же она тут жила! Анна — бывшая придворная дама королевы Боны — тоже принимала участие в приемах и невинных забавах, которые тут случались. Анна тоже играла в монте, в пике и в дурака; ездила вместе с ней в Гданьск, сопровождала её всюду и всегда, опекала словно старшая сестра или приемная мать. Присутствие Анны, её симпатии и опыт, а тем более родство с Генрихом Шульцем составляли достаточную гарантию доброй репутации дома на Холендрах.

— Да я вовсе в этом не сомневаюсь! — воскликнул Мартен. — Нужно признать, что Генрих оказался намного бескорыстнее, чем я предполагал. Я ему на самом деле благодарен за все, что он для нас сделал, и ты должна благодарить и от себя тоже.

Мария Франческа покосилась на него с непроницаемой усмешкой.

— Полагаю, — протянула она словно про себя, — что он получил достаточные доказательства моей благодарности.

Во второй половине ноября и начале декабря у плотников, канатчиков, смоляров и кузнецов Брабанции и Ластадии было по горло работы на ремонте королевских и каперских кораблей, вернувшихся из Швеции. Ротмистр Владислав Бекеш, хоть и не моряк, но человек разумный и энергичный, сам следил за этими работами, опираясь на помощь и советы пуцкого старосты, пана Яна Вейера. Он требовал поспешать, так что стук топоров, ухание молотов, хруст пил и скрежет железа от рассвета до темноты разносились над Мотлавой, а шестого декабря, в самый день святого Николая, два транспортных судна и три корабля спустились по Висле и готовые выйти в море стали на якорях в глубокой гавани Старой Лятарни.

В тот же день к ним присоединился «Зефир», снабженный королевским каперским листом, выданным на имя Яна Куны, именуемого шевалье де Мартен, чем тем самым признавалось и подтверждалось его французское дворянство.

Вечером пан Бекеш прислал за Мартеном шлюпку и пригласил его на свой флагманский корабль «Вултур», чтобы вместе с капитаном Хайеном составить план действий.

«Вултур» был большим английским торговым фрегатом, который в Эльблаге переоборудовали в военный корабль. За счет уменьшения весьма вместительных, просторных трюмов на нем оборудовали орудийную палубу и установили тридцать два орудия, доставленные из Торуни. Его прежний капитан после битвы под Стангебро сбежал с частью экипажа к Карлу Зюдерманскому, а Герд Хайен, который в той битве потерял свой хольк, почти без кровопролития отобрал у изменников фрегат и в награду за такой подвиг стал его капитаном.

Хайен был человеком огромного роста и медвежьей силы. Родом он был из Инфляндии и на своем корабле имел с полсотни тамошних матросов, которые пополнили экипаж английского «Сепа», как стали называть его с согласия нового капитана.

Эти полсотни моряков под предводительством Герда Хайена держали в руках не слишком надежную остальную часть экипажа — около ста семидесяти англичан, шотландцев, немцев и голландцев, а сам Герд вызывал в них ужас своей грубостью и сверхчеловеческой силой, которую любил демонстрировать.

Он был светловолос, с густой бородой, которую брил на щеках, оставляя только на нижней части челюсти от уха до уха. Светло-серые его глаза смотрели холодно и невозмутимо, как два булыжника, а сжатые губы и напряженные черты лица с белой, чуть розоватой кожей, выдавали неустрашимую отвагу и холодное безжалостное спокойствие.

Ротмистр Бекеш казался полной его противоположностью. Лицо его было мягким, губы всегда готовы улыбнуться, а глаза — темны, как угли. Говорил он живо, немного с акцентом, поскольку родом был из Венгрии и только в 1593 году получил польское подданство. Наряжался он тоже по-венгерски, богато и нарядно, словно королевич. Он и в самом деле едва не стал королевичем, ибо отец его, Каспер Бекеши де Корниат, когда-то соперничал с Баторием за семиградский престол. Несмотря на это пан Владислав не зазнавался, не заносился, а Мартену с самого начала выказывал откровенную симпатию.

Встретив его у трапа, протянул навстречу обе руки и приветствовал как друга, после чего познакомил их с Хайеном, произнеся о каждом несколько похвальных слов. Капитаны смотрели друг на друга немного исподлобья, словно колебались, подавать ли руки, но в конце концов сделали это почти одновременно, причем у Мартена было ощущение, что берет в руку теплую буханку хлеба, которая вдруг превратилась в железные тиски. Ему пришлось напрячь всю силу своих мышц, чтобы ответить пожатием на пожатие, способное размозжить пальцы мужчины послабее. На свое счастье он сумел охватить огромную мясистую лапу Герда столь же мощно, как тот — его сухую, узкую, но зато более длинную ладонь, и не меняя выражения лица стиснуть её так, что Хайен быстро заморгал своими каменными глазками с бесцветными ресницами.

Бекеш сразу заметил это долгое, лишь с виду сердечное рукопожатие, и впечатление, которое сила Мартена произвела на инфляндца.

« — Нашла коса на камень», — подумал он и усмехнулся, поглаживая висячий ус, а вслух сказал: — Не хотел бы я получить в морду ни от одного из вас.

Мартен рассмеялся, но Герд казался несколько огорченным.

— Упаси Боже, — буркнул он, — чтобы я нечто подобное…

— Пусть вас это не заботит, пан Хайен, — успокоил его ротмистр. — Я ожидаю от вас совсем иных атак, и притом не на мою персону.

Все трое вошли в просторную каюту в кормовой надстройке и уселись за круглый дубовый стол, на котором немедленно появились бокалы и выдержанное венгерское вино. Герд Хайен, который знал всю Балтику пожалуй не хуже, чем палубу своего корабля, по просьбе Бекеша ознакомил Мартена с ситуацией под Кальмаром.

Стены замка, выстроенного на скалистых берегах острова Кварнхольм, вздымались над самой водой небольшого залива, а орудия, установленные в башнях и на бастионах, господствовали над ним, защищая выходы из теснины, отделявшей остров Оланд от берегов суши. Город, тоже окруженный стенами, с барбаканами и тремя башнями поменьше, соединял с замком подъемный мост. Два других моста, подлиннее, хорошо укрепленные, с центральными пролетами, поднимавшимися на цепях при помощи кабестанов, были переброшены над водами, опоясывавшими Кварнхольм. Крепость слыла неприступной; её можно было взять только измором, организовав чрезвычайно плотную осаду с суши и морскую блокаду.

Кальмарский пролив был глубок, но узок — и уже всего именно в районе Кальмара, где расстояние между берегами не превышало трех миль. Плавание там сталкивалось со многими трудностями, особенно в северо-западной стороне, изрезанной шхерами. Остров Оланд, длинной семьдесят миль и только десять миль шириной, правда прикрывал его с востока, так что только северные штормы могли вторгнуться в это узкое горло, но скалистые осыпи побережья, туманы и коварные порывистые ветры создавали немало опасных сюрпризов для пришлых мореходов.

Мартен только раз в жизни, совсем мальчиком, под командованием Миколая Куны преодолевал этот пролив. Тем не менее он полагал, что его необычайная память сможет послужить проводником и в отсутствие карт и подробных описаний. Сейчас его интересовали шведские морские силы и их размещение между Борнхольмом, Готландом и берегами Дании и Швеции.

Об этом, однако, ни Хайен, ни Бекеш толком ничего не знали. Можно было только полагать, что флот герцога Зюдерманского сейчас не слишком велик, и что большинство кораблей находятся в северной части Кальмарского пролива, имея там относительно удобное убежище в заливе Оскарсхамн.

— Очень хорошо, — сказал Мартен, — но если они блокируют Кальмар, то должны тогда постоянно заходить и в южную часть пролива, по крайней мере в Форнхамнзюдде?

— Заходят, — буркнул Герд. — Крутятся даже вокруг Борнхольма, а также между Готландом и сушей, и ещё как!

Мартен взглянул на него, а потом перенес взгляд на Бекеша.

• Предыдущая
• 41/63
• Следующая