Черные флаги - Мейсснер Януш - Страница 9
- Предыдущая
- 9/61
- Следующая
В Гданьске оставалось золото: флорины, фунты, гинеи и эскудо, червоные злотые и дукаты. Гданьск богател. Местные патриции строили все более великолепные дома, покупали поместья и летние резиденции, возводили костелы, украшали свой Двор Артуса словно королевский дворец. На улицах Господской, Долгой, Броварницкой, Огарской, на Длинном рынке, над темными водами ленивой Мотлавы и над быстрой пенистой Радунью все быстрее вырастали прекрасные каменные дома с треугольными фронтонами, украшенными по бокам каменными цветами, гирляндами, башнями, шпилями, резьбой и статуями. Кованые железные решетки и баллюстрады окружали террасы со столами и скамьями, где богатые хозяева любили вечерком отдохнуть за бокалом меда, пива или вина.
Знаменитый архитектор Ян Брандт сооружал крупнейший и роскошнейший в Польше Мариацкий костел с высокой башней, на которой повесил шесть колоколов. Одновременно возводились три других святыни: Святых Петра и Павла, Святого Яна и Святой Троицы, и восстанавливали костелы Святого Бартоломео и святой Барбары. На ратуше на вершину высокой башни с позолоченным куполом поместили золоченую статую короля Зигмунта Августа, а внутри резиденция городских властей все богаче украшалась скульптурами, живописью и изделиями лучших европейских мастеров.
Гданьск богател, но Генрих Шульц все ещё оставался бедняком. И притом он знал, что добыть богатство для человека столь бедного, как он, почти невозможно. Бедняки обитали в старых полуразвалюхах, гнездились целыми семействами в истлевших сараях по предместьям, тяжело работали, голодали и почти никогда им не удавалось переломить свою судьбу. Кто родился бедняком, так и умирал в бедности от недолгой тяжкой жизни. Чтобы начать зарабатывать, нужно было для начала что-то иметь. А у Генриха Шульца не было ничего.
“ — Если бы попасть на корабль, — думал он, — тогда может что-нибудь и выйдет. Зарабатывал бы девять прусских марок в год. Восемь месяцев в году-на казенных харчах. Мог бы перевозить бесплатно до полулашта товара для себя. А позднее, став боцманом, зарабатывал бы целых восемнадцать марок и мог перевозить целый лашт товара! Да, попасть бы на корабль, наверняка чего-нибудь бы в жизни добился!..”
Кроме торговых судов в Мотлаву часто входили каперские корабли, чаще всего трехмачтовые холки, водоизмещением от ста двадцати пяти до ста пятидесяти лаштов, или маленькие крайеры с экипажем всего в шесть-восемь человек. Но Генрих вскоре узнал, что даже самые малые из них приносили судовладельцам доходы куда выше, чем от торговых операций. Узнал он также, что экипаж участвует в дележе добычи, и эта новость направила теперь все его мечты на каперские корабли.
“ — Если бы мне повезло, — думал он, — стал бы капером. Сам продавал бы свою долю добычи. Через несколько лет накопил бы столько, что мог бы открыть небольшую маклерскую контору. И тогда скупал бы добычу других каперов и снабжал бы их корабли…”
Путь Генриха к этой цели вел не через порт и не непосредственно через протекцию дяди, хотя Готлиб Шульц в то время был совладельцем стадвадцатилаштового когга “Черный гриф”.
Генриху этот корабль не нравился. Это был старый неуклюжий одномачтовый торговый корабль с коньковой обшивкой, плоским дном, с высокими надстройками на носу и корме, вооруженный несколькими шестифунтовыми пушками и двумя мортирами. Его скорость никогда не превосходила пяти узлов, а любой шторм грозил катастрофой.
Пока “Черным грифом” командовал Миколай Куна, один из лучших каперов на Балтике, корабль зарабатывал на свое содержание и даже приносил владельцам кое-какую прибыль. Но два года назад шкипер разорвал договор, а вместе с ним корабль покинуло и большинство экипажа. Новый капитан, Ян из Грабин, не имел такого опыта, как предыдущий; это было его первый командирский пост. Потому приличная добыча редко теперь попадала в руки экипажа, Готлиб Шульц собрался выйти из дела и ждал только подходящего момента, чтоб повыгоднее забрать свой пай.
Генрих присмотрел себе другой корабль. Красивый новый корабль, построенный в Эльбинге и спущенный на воду в 1570 году. Корабль, хозяевами которого были всего двое: его строитель, Винцентий Скора, и зять последнего Миколай Куна.
Корабль этот назывался “Зефир”.
Но попасть в экипаж “Зефира” было нелегко. Даже юнгами туда брали юношей, уже знакомых с морским ремеслом-людей ловких, сильных, отважных, сыновей и внуков моряков. Служить на “Зефире” было почетно, и те, кто такой чести удостоились, держались гордо и торжествующе, хотя среди них попадались и дети бедняков, и сироты королевских и гданьских каперов. Кто попал на “Зефир” и выдержал там, мог уверен быть в хороших заработках. Кто отличился, скоро становился матросом. Кто стал калекой, мог рассчитывать на справедливую компенсацию, а если погибал-то с сознанием, что его семья кроме компенсации получит двойную долю добычи.
“ — Да, стань я юнгой на” Зефире “, — думал Генрих Шульц, — будущее было бы обеспечено. Ходил бы в кафтане тонкого сукна и в лосинах с ботфортами до колен. Мог бы хоть каждый день есть кокебаккен и пить крепкое пиво. Было б в кармане серебро, чтобы весело позванивать им по кабакам. Без труда накопил бы больше, чем на любом другом корабле. Да, впереди было бы славное будущее, стань я юнгой на” Зефире “…
В одном из закутков Старого Мяста, в доходном доме, принадлежавшем Готлибу Шульцу, помещалась мастерская Мацея Паливоды. Генрих часто туда захаживал то с какими-то поручениями дядюшки, то сопровождая клиентов с иностранных судов, желавших закупить канаты и веревочные лестницы со скидкой, прямо у изготовителя, и, наконец, чтобы увидеть Ядвигу Паливоджанку.
Ядвига была его ровесницей-светловолосой девушкой с синими глазами и грустной улыбкой. Ему она казалась существом неземным, ангельски прекрасным, и пробуждала в его сердце чувства, которых он поначалу не мог облечь даже в мысли, а не то что в слова. Увидев её впервые мельком, подумал, что это сон, что святая Агнесса Салернская сошла с образа, который он видел в костеле. Когда однако оказалось, что она-существо из плоти и крови, его это отнюдь не разочаровало. Правда, особого внимания на него она не обращала, но всегда улыбалась в ответ на несмелые приветствия, а позднее, когда познакомились поближе, с известным интересом слушала его рассказы о порте и кораблях. Он же, чувствуя потребность кому-то отрыться, говорил ей о своих мечтах, вспоминая и про” Зефир “. Название это вызывало легкий румянец на лице Ядвиги, а когда Генрих спросил, знает ли она кого из команды, отрицала, но заметно смутилась.
Вскоре после этого” Зефир “зашел в гданьский порт, и Генрих, примчавшийся назавтра с этой новостью в мастерскую Мацея Паливоды, застал мастера в беседе с капитаном, а Ядвигу-засмотревшейся в здоровое веселое лицо Янка Куны, забавлявшего её фокусами с веревочками.
Генрих почувствовал в сердце укол ревности, но старался не подавать виду. Ни в тот момент, ни позднее. Пожертвовал своими чувствами к суженой и всеми надеждами на взаимность, пожертвовал ею самой, чтобы добиться дружбы младшего Куны, возбуждавшего в нем только неприязнь и зависть.
Навсегда отрекся от Ядвиги, но не перестал о ней думать. Только мысли были теперь не те, что раньше. Обожать её он давно перестал. Счел, что та сама уготовила себе судьбу, достойную сожаления, и по этому поводу ощущал смешанное чувство сочувствия и превосходства.
” — Она ещё пожалеет, — повторял себе, — что выбрала его. Не сумела меня оценить и когда-нибудь пожалеет об этом…“
Ему казалось, что между ним и Ядвигой существовало некое понимание-какое-то негласное соглашение, от которого она отреклась. Он же оставался верен до конца. Внушал себе, что готов был посвятить ей всю свою жизнь. Она должна была это понять; должна была отдавать отчет, какое её ждет счастье. А она теперь ничего не видела кроме Янка Куны.
” — Ну ладно, — думал Генрих, — пусть наслаждается им, сколько влезет. Не буду им мешать, даже помогу. Но и мне за это кое-что причитается.“
И он добился того, о чем мечтал: через некоторое время капитан” Зефира” навестил своего бывшего хозяина Готлиба Шульца и сам предложил принять его племянника в команду.
- Предыдущая
- 9/61
- Следующая
