Леди-колдунья - Мейсон Конни - Страница 24
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
Адам кивнул и звонком вызвал Джема, попросив его позвать нянюшку Лу, пожилую женщину, которая принимала всех детей на плантации. Она была знающей и разумной и вполне могла выполнить указания врача.
Адаму казалось, что он ходит за пределами дома несколько часов, но на самом деле прошло только два часа, прежде чем Алекса испустила пронзительный крик, от которого по спине у него побежали мурашки. Потом все стихло. Страх за жену почти заставил его броситься в дом вопреки приказанию врача оставаться за его пределами. Его рука потянулась к дверной ручке, когда дверь отворилась и вышла нянюшка Лу, неся в руках крошечное тельце, завернутое в белое. На вопрошающий взгляд Адама нянюшка Лу сказала:
— Не было у него никаких возможностей, масса Адам. Вся головка разбита.
— Это был мальчик?
— Да, сэр. Во всех отношениях замечательный, хотя он весил не больше трех фунтов. Так жаль, сэр.
— Пусть Джем велит столяру сделать гробик, нянюшка Лу. Утром устроим похороны.
Нянюшка Лу хотела уйти со своим крошечным свертком.
— Постойте! — вдруг сказал Адам. — Я хочу взглянуть на него.
Нянюшка Лу посмотрела на него с сомнением, но все же развернула неподвижное тельце и показала его Адаму. Почти благоговейно Адам смотрел на мертвое дитя, плоть от плоти, кровь от крови его, а потом отвернулся, не сумев скрыть слезы, струящиеся по лицу. Нянюшка Лу спустилась по лестнице, а Адам взял себя в руки и вошел в спальню, чтобы взглянуть на Алексу.
Она лежала в кровати с закрытыми глазами и казалась невероятно маленькой и бледной. Когда вошел Адам, она даже не пошевелилась. Врач отвел его в сторону.
— Я сделал все, что мог, лорд Пенуэлл. — Ламбер пожал плечами, его усталое лицо выражало грусть. — Все оказалось так, как я и предполагал. Череп ребенка был разбит при падении. Для вашей жены это ужасный удар, я понимаю, но леди Фоксуорт молодая, здоровая, у нее будет еще много детей.
— Как она, доктор? — спросил Адам.
— Хорошо, насколько это возможно. Что касается родов, они не были ни долгими, ни трудными. Но, к сожалению, ваша жена тяжело переживает рождение мертвого ребенка. Ей понадобятся ваша поддержка и любовь, чтобы пережить эту трагедию.
— Клянусь Богом, она это получит! — прошептал Адам. Если только она захочет их принять, подумал он.
Поскольку его работа была закончена, доктор Ламбер готовился уехать. Он ходил по комнате, собирая свои инструменты и укладывая их в саквояж.
— Если начнется лихорадка, немедленно пошлите за мной, — сказал он, уходя.
— А есть такая опасность? — спросил Адам.
— Опасность лихорадки есть всегда. Проследите, чтобы она пила побольше жидкости и оставалась в постели неделю или две.
Врач уехал, а Адам осторожно подошел к кровати, но ничего не стал говорить, опасаясь разбудить Алексу. Когда та медленно повернула голову и открыла глаза, Адам прочел в них боль и смятение и содрогнулся.
— Он умер. Мой ребенок умер, Адам, — произнесла она без всяких эмоций.
— Я знаю, любовь моя. Мне тоже больно. Я хотел его не меньше, чем вы. Но у нас будут еще дети.
Алекса прищурилась. Хотя она была в полном изнеможении, в ее голосе, на удивление сильном, звучало презрение:
— Как вы можете так говорить, Адам? Вы женились на мне только для того, чтобы дать имя вашему ребенку. Теперь нас ничто не связывает!
— Алекса, любовь моя, — возразил Адам, — вы устали и обезумели от горя, и сейчас не время обсуждать наши дела. Вы вините меня в смерти нашего ребенка, и видит Бог, вы правы. Я и сам себя виню. Но не судите меня сейчас, Алекса, подождите, пока боль пройдет и у нас будет время поговорить.
— Вы правы, Адам, я устала. Я хочу побыть одна. Вряд ли вы способны понять, что я чувствую! Что значил для меня ребенок. Вот кто-то, кто любил бы меня искренне, всем сердцем.
Она отвернулась к стене.
— Я тоже вас люблю, — прошептал Адам. Но она уже уснула.
На другой день младенец был похоронен под могучим дубом в маленьком гробике, обитом бархатом. Алекса не могла при этом присутствовать — она проснулась, пылая от лихорадки. Послали за врачом, и тот велел делать холодные обтирания, чтобы сбить жар. Адам заявил, что сам этим займется, и никто не мог его разубедить. Три дня и три ночи Алекса находилась между жизнью и смертью, лишь на четвертый лихорадка пошла на убыль.
Адам не отходил от нее, терпеливо вливая ей в пересохшее горло ложку за ложкой питье. Лишь когда доктор Ламбер уверил его, что опасность миновала, он отошел от ее кровати.
Находясь у ложа Алексы, Адам узнал об увлечении жены Лисом. Она снова и снова произносила в бреду его имя. Они встречались совсем недолго, и Адам был потрясен ее чувствами к этому пирату. Видимо, Лис произвел на Алексу сильное впечатление. Даже в своих самых безумных фантазиях Адам не мог представить себе ничего подобного.
Алекса быстро шла на поправку, но доктора беспокоила охватившая ее меланхолия, и он постарался довести это до сознания Адама.
— Вы не могли бы хоть как-то приободрить ее, лорд Пенуэлл? — спросил он. — Ваша жена утратила волю к жизни.
Адам беспомощно пожал плечами. Он уже пытался поговорить с Алексой, но та ничего не желала слушать. Она обвиняла его в смерти ребенка, и что бы он ни сказал, что бы ни сделал, ничто ее не утешало.
— Я пытался, видит Бог, я пытался достучаться до нее, — сказал он доктору Ламберу.
— Быть может, кто-нибудь другой может вывести ее из депрессии?
Адам готов был на все, только бы вернуть Алексу к жизни. И в конце концов решился на отчаянный шаг.
Сложив руки на коленях, Алекса с отрешенным видом сидела в кресле у окна. Она знала, что ей надо бывать на воздухе, но не могла собраться с силами и выйти из дома.
Ни платья, в которые ее одевала Хэтти, ни красиво уложенные волосы не интересовали Алексу. Ей было безразлично, как она выглядит. Ей никого не хотелось видеть. Адам и доктор беспокоились о ней. Но как она могла им объяснить, что вовсе не хочет умирать, если отказывалась от пищи? Неужели они не понимают, что ей вполне достаточно малой толики для поддержания своего бездействующего тела? Ей нужно было только время, чтобы совладать со своим горем и разобраться в своих чувствах к Адаму.
Порой ей было жаль мужа. Его горе казалось искренним, но когда он пытался объясниться насчет Гвен, она не желала ничего слышать. Не могла.
Адам пожелал Алексе доброй ночи, прежде чем уйти в ту комнату, в которой жил все это время. Потом пришла Хэтти приготовить ее ко сну. Верная служанка несколько минут оставалась в спальне, сгребая угли в камине, а потом ушла, тихо притворив за собой дверь.
Сон не шел к Алексе. Ее одолевали мысли. Вдруг она услышала какой-то едва уловимый шорох.
— Алекса, любовь моя!
Адам? Нет, не Адам. Приподнявшись на локте, молодая женщина уставилась в темноту.
— Кто здесь? Адам? Это вы?
— Нет, Алекса.
Этот хриплый шепот мог принадлежать только одному человеку.
— Лис! Откуда вы взялись? Вам не следует здесь находиться, это опасно! Англичане собираются вздернуть вас на виселице.
— Вас это тревожит, миледи? — спросил он, выходя на свет, отбрасываемый тлеющими углями.
Алекса задохнулась от радости при виде этого сильного, мускулистого мужчины, двигавшегося с грацией кошки. Ей так хотелось увидеть его лицо! Но оно было скрыто маской.
— Вы знаете, что это так, Лис, — последовал тихий ответ. — Но зачем вы пришли? Ведь Адам роялист. Он выдаст вас. Пожалуйста, уходите, пока вас не обнаружили!
— Я пришел потому, что услышал, что вы заболели, что вам не хочется жить.
Алекса не могла скрыть своего удивления:
— Откуда… откуда вы это знаете?
— У меня свои источники, — таинственно отвечал он. — Так это правда?
Алекса опустила глаза.
— Я потеряла ребенка, Лис, — сказала она.
— Мне и это известно, — с горечью произнес он. — Но вы молоды, Алекса, у вас еще будут дети.
— Но это мог быть ваш ребенок.
Лис долго молчал.
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая