Восьмой ангел - Нечаева Наталья Георгиевна - Страница 17

— Ну, среди океана, пожалуй, не проснемся, — хмыкнул Саня. — Не успеем просто!

— Погоди, Сань, — перебил Рощин. — А по самой Южной Азии данные есть?

— Конечно, — гордо приосанился Серега. — Работаем понемножку! Суматра, например, сместилась на юго-запад примерно на тридцать шесть сантиметров, ну и другие, более мелкие острова — тоже. Все они приподнялись. Как именно, точно измерить пока невозможно, но с тем, что острова подросли, согласны все ученые. Один индийский сейсмолог, Неги, обнаружил, что у самых берегов Суматры образовался разлом метров в тридцать шириной и длиной больше километра. А вся Индия сдвинулась в сторону Евразийской плиты. Так что парочка таких катаклизмов — и твоя Арктида снова появится на карте. Поднимется, так сказать, из хладных вод.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался гляциолог.

Рощина же настолько взволновали эти последние слова Сергея, что он едва справлялся с волнением, потому — молчал.

— Нам на днях британские коллеги снимки переправили, — охотно продолжил Саня, — океаническое дно в эпицентре того декабрьского землетрясения. Английские военные гидрографы сделали их сразу после катастрофы. Мы эти снимки сравнили с летними и чуть с ума не сошли! Там, понимаешь, на месте ровного илистого дна выросли настоящие горы! Такой двухкилометровый скальный массив высотой где-то под сто метров. И как раз по этой подводной гряде проходит граница между Индийской и Бирманской тектоническими плитами. Бирманская же, как известно, часть Евразийского плато. Индийская плита, как все знают, уже давно и упорно опускается. Она и Бирманскую за собой тянула. И вдруг часть этой Бирманской — поднялась! Не вся, понимаешь, а часть! Это и послужило причиной цунами.

— То есть не Европа из-за цунами на сантиметр подросла, а наоборот? — уточнил Рощин. — Из-за того, что тектоническая плита «гульнула» — цунами образовалось?

— Вот именно! — радостно, словно он сам был автором этого сногсшибательного открытия, согласился Серега. — Вообще-то сейчас для ученых: геофизиков, геологов, тектоников, сейсмологов, метеорологов — золотое время. Столько всего открывается! Думаешь, я тебе зря про Арктиду сказал? Думаешь, шучу? Ничего подобного! Во-первых, снова сместилась земная ось, стало быть, полюса снова прыгнули.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался гляциолог, — с этого места поподробнее! Не хочешь ли ты сказать, я скоро без работы останусь?

— Вполне возможно, мой друг, — хохотнул геолог. — Геофизики говорят, что из-за сближения тектонических плит диаметр нашего шарика может уменьшиться. А значит, вращение Земли ускорится. Метеорологи головы сломали, откуда берутся бесконечные атлантические циклоны. Единственная причина — это тот самый азиатский апокалипсис. Из-за него и зима не зима, и лето не лето. Короче, полный бардак. Германию затапливает, а в Венеции каналы мелеют. С чего бы вдруг, скажи, если последние десять лет весь мир переживал, что Венецию затопит?

— Из-за того, что материк поднялся? — выдохнул Рощин.

— Вот именно! И глобальное потепление по той же причине. Что-то происходит внутри нашей матушки-земли. Непонятное, необъяснимое… А мы… Космос лучше изучен, чем земля, по которой ходим. Вот она о себе и напоминает. Пока только пальчиком грозит, осторожно так, легонько…

— Слушай, Серега, — Рощин тщательно подбирал слова. — А есть такая методика, чтобы можно было рассчитать глубину и направление кварцевой жилы?

— Есть. Только приборы нужны для замеров. Ну и, конечно, если жила очень глубоко сидит, всю ее не промерить.

— А рассчитать, куда она примерно может идти, возможно?

— Если только очень примерно… А зачем тебе?

— Да говорю же, одну свою теорию гибели Арктиды проверить хочу, — улыбнулся Влад. — Дашь методику?

— Не вопрос. Для своих — не жалко!

Возвращаться в гостиницу было уже поздно, и радушный хозяин оставил Влада и Сергея у себя.

Поздний подъем, поздний завтрак.

Троллейбус, в котором Рощин возвращался к себе, остановился на светофоре перед перекрестком у Комсомольской площади. Рядом, заехав правыми колесами на тротуар, припарковался белый микроавтобус с большими синими буквами «Новости». Открылась дверца, и из фургончика, прощаясь на ходу, выскочила худенькая девчонка в джинсовой кепке с большим козырьком. Нагнулась завязать разъехавшиеся шнурки на кроссовках, стянула кепку, видно, чтобы не мешал оттопыренный козырек. Справилась со шнурками, подняла голову.

Славина. Ольга. Одна. В Москве.

Ну, он же не идиот, с чего ему ошибаться? Уж кого-кого, а Славину с кем-нибудь спутать…

За умное решение сбежать из Москвы в Питер Ольга хвалила себя поминутно. Здесь, в двух шагах от Невы, в старинном, позапрошлого века, толстостенном трехэтажном доме ей никто не мешал. Окна квартиры Макса выходили в тихий маленький двор, прямо на крону желто-багрового клена. И теплое свечение листьев отбрасывало внутрь комнаты оранжевый, почти солнечный свет, несмотря на то, что на улице все время моросил мелкий и, наверное, неприятный дождик.

Еще по пути с вокзала Ольга догадалась заглянуть в близлежащий ночной магазинчик, где предусмотрительно затарилась кефиром, фруктами и сыром. Собственно, ничего больше ей одной и не требовалось. Чай, кофе и сахар присутствовали у Макса в шкафу. Там же, на случай крайней голодухи, гнездилась солидная батарея разнообразных консервов. Барт был мужчиной хозяйственным, это Ольга отметила еще в первый свой приезд, и любил с комфортом вскрыть на кухне первую попавшуюся жестянку с консервами, чтобы, не дай Бог, не тащиться лишний раз в магазин. По этой же причине в доме имелись пачки с хрустящими хлебцами, пакеты с сушками и сухарями.

— На случай осады! — объяснил ей со смехом Барт, потешаясь над Ольгиным изумлением. — Я, когда работаю, из дома неделю могу не выходить. Чтобы от науки не отрываться…

Теперь эта Максова рачительность Славину очень выручала.

Один-единственный раз, в конце следующих суток, когда она уже добралась до самого конца программы, ей захотелось выйти на улицу. Она как раз снова отсмотрела жуткие кадры распластанных на камне мертвых Тимок и вдруг почувствовала, что ей катастрофически не хватает воздуха. Тот, что был в квартире, сгустился до ватной плотности и никак не хотел проходить в гортань. Оттого, что легким катастрофически недоставало кислорода, больно зашумело в висках и застучало в ушах.

Ольга с силой потерла глаза, чтобы изгнать из поля зрения горячие красные пятна, ухватила с вешалки первую попавшуюся куртку и, пошатываясь, спустилась на улицу.

Тут по-прежнему сеял мелкий дождик, было неприветно и хмуро, но зато — и воздух, разбавленный дождем, вполне сносно проходил внутрь, по крайней мере, появилась возможность дышать.

Девушка сунула руки в рукава, надвинула на голову капюшон. Оказалось, что куртку второпях она взяла не свою, а какую-то старую ветровку Макса. И что? Ночь, темно, кто ее видит?

В Академическом переулке — ни души. Размытые пятна фонарей, мокрый асфальт, приплюснутые к бордюру машины. На Пятой линии тоже безлюдно и неуютно. Да и какой уют может быть дождливой ночью? Где-то вдалеке под фонарем, на перекрестке Пятой и Большого, быстро проскочила сгорбленная фигура с большой псиной на поводке. Ну да, вот кого сейчас можно встретить — так это собачников. Дождь ли, снег ли — четвероногому созданию вынь да положь обязательную прогулку.

Постояв немного под желтым, как новогодняя лампочка, фонарем, Ольга двинулась в сторону набережной. Она очень любила эту часть Питера. Простор Невы между двумя мостами, отражающиеся в воде звезды светильников, украшающих гранитные парапеты, белые кораблики — плавучие рестораны и кафешки, растянувшиеся линейкой у береговых камней, сфинксы, невозмутимо щурящиеся на Неву в любую погоду.

На той стороне — рукой подать через черную маслянистую воду — светился купол Исакия, и готовился к прыжку в вечность вздыбившийся под Петром конь.