Кожа - Мецрих Бен - Страница 12
- Предыдущая
- 12/44
- Следующая
Судя по всему, от похмельного синдрома не осталось и следа.
— Так… Ячейка шестьдесят три. Здесь все нормально. Анджела Доттер, множественные переломы грудной клетки. Рулевым колесом припечатало. Пятьдесят четыре — порядок. Пятьдесят пять — тоже все сходится. Вот еще один парень после той аварии. Лет двадцать, не больше…
Вдруг Экклмен охнул и взмахнул руками, словно опасаясь потерять равновесие. Карточки выпали у него из рук и рассыпались по полу.
— Ч-черт возьми… Не может быть!
— Что такое? — в один голос спросили Малдер и Скалли.
Экклмен снял с ноги трупа бирку и поднес ее к самым глазам.
— Деррик Каплан. Это он. Ничего не понимаю.
Труп лежал в напряженной позе. Невидящие бледно-голубые глаза были широко открыты Экклмен расстегнул пластиковый мешок и сразу стало понятно, что его так изумило. Кожа трупа была совершенно нетронутой.
— Ч-черт, — повторил Экклмен. — Похоже, любители падали обклевали кого-то другого.
— Как так?
Вместо ответа Экклмен бросился открывать нижние ячейки, награждая каждую цветистым ругательством.
— Я не виноват, — бормотал он. — Я тут ни при чем. Меня вообще здесь не было.
И вдруг он замолк, словно подавился собственными словами. Последний контейнер оказался пуст, как и все предыдущие.
— Мать твою так… Если эти сукины дети не воткнули огрызок поверх другого трупа — значит, его здесь и вовсе нет.
Малдер осмотрел длинный ряд открытых ячеек и с удивлением обнаружил, что скорее заинтригован, чем раздосадован.
— Мы можем хотя бы узнать, о ком идет речь? — спросил он.
— Скорее всего о том, кто лежал на месте Деррика Каплана, — логично предположила Скалли. — Мистер Экклмен, вы уверены, что в пятьдесят второй ячейке непременно находился один из погибших в ночь с пятницы на субботу?
Экклмен закивал, как механическая кукла, присел на корточки и стал судорожно копаться в рассыпанных по полу документах.
— Вот он! Некто Джон Доу. Поступил в блок интенсивной терапии с места аварии. И приметы практически те же — блондин, глаза голубые, только чуть помоложе. Да, вот еще — на правом плече большая татуировка, изображающая дракона.
— И он тоже скончался от ран, полученных в аварии, — продолжила аналогию Скалли.
Какое-то время Экклмен вчитывался в каракули врача, заполнявшего карту, потом покачал головой.
— Странно, но на теле Доу не было ни одного серьезного внешнего повреждения. Два интерна, которые пытались его откачать, так и не поняли, от чего он умер. Вскрытие планировали провести завтра, в восемь утра.
Скалли переглянулась с Малдером. Тело исчезло за пять часов до экспертизы! Здесь кроется что-то более серьезное, чем случайность или разгильдяйство.
— Пойду докладывать, — обреченно махнул рукой Экклмен. — Администратор, естественно, зажарит мою задницу себе на завтрак. И это будет ужасно несправедливо. Не я же обгладывал этот проклятущий труп…
Продолжая причитать, он медленно побрел из холодильного блока.
— Ну, ничего, — сказала Скалли, продолжая листать карточку. — В крупных солидных заведениях часто бывает кошмарная неразбериха. Но если что-то пропадает среди ночи, то, как правило, часов в восемь утра оно обязательно где-то всплывает. Во всяком случае, тех двух студентов следует разыскать. Если профессор Стэнтон заразился чем-нибудь от Джона Доу, в первую очередь, именно этим молодым людям следует сказать «спасибо». Хотя они, конечно, не подозревали, что выйдет такая штука.
«Да, — подумал Малдер, — теперь, когда исчезли и труп, и кожа, единственное звено, с помощью которого возможно восстановить цепь событий — два студента медицинской школы». Но все его вибрирующее от волнения нутро восставало против упрощенного подхода Скалли. Черный провал пустой ячейки в стене морга сулил открытия гораздо более удивительные, чем вирусная инфекция, пусть даже самая нетривиальная. Малдер чувствовал себя гробокопателем, у которого из-под носа увели труп, увешанный драгоценностями.
Джон Доу — вот ключ к разгадке тайны трагедии в реабилитационной палате!
Зеленые осколки битых бутылок сверкали в свете уличного фонаря, будто горсть рассыпанных изумрудов. Перри Стэнтон, расставив ноги для устойчивости, затуманенным взором рассматривал следы пребывания не в меру веселой компании на улице Бруклина…
И вдруг страшная боль ударила ему в голову, костлявые плечи задрожали под разорванным больничных халатом. Острые зеленые осколки манили к себе, обещая избавить от невыносимой муки.
Стэнтон запрокинул голову и издал глухой протяжный стон, надолго повисший в прохладном ночном воздухе. Мышцы ног судорожно напряглись, вынуждая жаждущее покоя тело двигаться вперед. Но Стэнтон все же сумел побороть этот порыв и рухнул на битое стекло, выгнув спину и широко раскинув руки.
Он катался по усыпанному стеклом асфальту, превращая осколки в пыль. Облегчение не приходило. Стекло продирало в халате огромные дыры, но ничего не могло поделать с ужасным зудом. Словно сотни тысяч крохотных прожорливых насекомых облепили Стэнтона со всех сторон. Медленно и неотвратимо весь мозг профессора заполнила одна единственная мысль: «Я больше так не могу!» Даже самая простая команда, рождавшаяся в голове, с огромным трудом достигала дрожащих мускулов. Стэнтон закрыл лицо руками, беззвучно вопрошая: «Что это, что?!» И тут же с ужасом отдернул ладони — липкая теплая жидкость залила глаза. Кровь! Опять кровь!
Стэнтон вскочил на колени и на четвереньках пополз вперед, судорожно всхлипывая. Адский зуд мешал четко мыслить, но даже он не мог хотя бы временно стереть из памяти хруст черепа медсестры, ее вылезшие из орбит глаза. И кровь. Потоки, фонтаны крови, ударившие во все стороны… Но ужасней всего была ярость, которая не утихала, а разгоралась с новой силой. Ее рождал невыносимый зуд, и она кипела, заливая тело раскаленной волной.
Первая волна накатилась, когда Стэнтон, ничего не подозревая, лежал на больничной койке и думал о том, что скоро встанет на ноги… Мгновение спустя он не встал, а вскочил. Горячая пульсация в мозгу разом уничтожила все если, оставив лишь способность ощущать.
Ощущать страшный, невыносимый, пожирающий заживо зуд. Белая расплавленная ярость отчаянно требовала выхода. — и нашла его, когда над Стэнтоном склонилась медсестра. Она улыбалась, она посмела улыбаться!
Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, но было поздно — Стэнтон уже схватил обеими руками ее голову. А потом — истошный вопль, хруст, кровь…
Но это не принесло облегчения. Кипящая ненависть требовала продолжать. И Стэнтон, не в силах сопротивляться, бросился крушить все, что попадалось под руку. Только однажды в ужасном кроваво-красном мареве блеснул лучик рассудка, который успел оформиться в мысль:
«Бежать!» Туман тут же сгустился вновь, но новое устремление потеснило ярость. Стэнтон понимал, что действует по чужой воле. Им властно командовала его кожа — все приказы исходили именно оттуда. На малейшую попытку сопротивляться кожа отвечала мучительным зудом. Она превратилась в чужеродную оболочку, враждебную остальному телу. Стэнтон чувствовал это и ничего не мог сделать.
…Осколки стекла с тихим звоном осыпались с изодранного халата. Помутневшие глаза смотрели вдаль. Стэнтон не знал, где находится. Ему и не нужно было этого знать. Потому что он услышал вой сирен. Значит, они уже близко. И надо бежать. Все равно куда, лишь бы оказаться подальше от них. Если они настигнут его, снова будут крики, хруст костей и кровь, кровь…
Отчаянный визг тормозов заставил Стэнтона обернуться. Сквозь пелену, застилающую глаза, он увидел стремительно приближающееся такси и искаженное ужасом лицо шофера, вывернувшего баранку, Стэнтон замер посреди дороги, и в следующее мгновение радиатор автомобиля ударил ему в ногу.
Стэнтон посмотрел на машину, отлетевшую к тротуару, потом на согнутый обломок бампера, лежащий на улице. Водитель уже открывал дверь. Сейчас он выйдет и бросится к нему. Нет! Только не это!!
- Предыдущая
- 12/44
- Следующая
