Пасьянс в четыре руки - Граузс Елена - Страница 24

• Предыдущая
• 24/107
• Следующая

Димка только фыркнул, глядя на этот бесплатный цирк. Помолчал немного, а потом попросил:

— Расскажешь о себе? А то я даже фамилии твоей не знаю.

— О себе… — сковородка на плите быстро нагрелась. — Всеволод Андреич Ястребов, можно просто Севка, мне почти двадцать. Студент. Будущий инженер буровых установок. Характер легкий, общительный, не женат.

Он раскопал в выдвижном ящике черпак и стал к плите. Налил на сковородку теста, дал растечься ему по дну и поставил пропекаться на огонь.

— Есть брат. Владислав. Следователь по особо важным делам особого следственного департамента города Москвы. Он после девятого класса в Академию поступил. На второй курс. Одно слово — гений. А я — бестолочь.

— Вижу, нам обоим с семейкой повезло, — хмыкнул Дима. — Иметь близнеца-гения… — он вздохнул, достал пакет с кофе и ручную кофемолку: Утром он допил последний смолотый, так что надо сделать новый запас. Конечно, он мог бы воспользоваться электрической кофемолкой, но, как когда-то учила его Кира, электричество «убивает кофе». — Чем собираешься заняться сегодня?

— Ну… мне надо домой попасть. Взять одежду. Прости, но одалживать у тебя белье и дальше я не могу, — Сева ловко перевернул блинчик, а потом и вовсе снял его, аппетитно золотистый, со сковороды. И спустя еще пару вздохов вылил новую порцию теста на раскаленное дно. — Влад сегодня на работе, так что я смогу уйти незамеченным.

Дима только вздохнул.

— Хорошо. Мне тоже надо будет уйти. Надеюсь, мне не нужно говорить, чтобы ты был осторожным и не использовал воздействия без крайней необходимости. Жаль, что над контролем мы не поработали.

— Ничего, Дим, у меня все получится. Правда. И у тебя все получится. Ты вернешься и будешь гонять меня до потери пульса, — еще один солнечный блин лег на тарелку. Севка достал из холодильника какой-то джем и поставил его на стол. — Ешь давай. Они вкусные пока горячие…

— Сначала кофе, — Дима встал с табуретки и достал турку. — Ну-ка, подвинься. Блин, мелкий, ты настоящий лось, аж завидно, — он покосился на перекатывающиеся под кожей мускулы и поставил турку на огонь.

Поименованный Лось потешно тряхнул головой и поиграл бровями.

— Лосик, — заявил он, искоса взглянув на Димку. — Нежнее надо быть с маленькими, нежнее! Твоя очередь излагать факты биографии.

— Какой ты нафиг «лосик»? — Дима возмутился почти по-настоящему. — Настоящий взрослый лось. Снесешь меня плечом и даже не заметишь, — он показал Севке кончик языка и уменьшил огонь под туркой. — Факты… Да нет у меня никаких особых фактов. Игнатов Дмитрий Александрович. Двадцать четыре года. Учился на журналиста. Сейчас занимаюсь тем, что иногда кропаю статейки, хотя основной доход приносит другая работа. Как «карта», выполняю разные мелкие заказы. Этим и живу. Киру ты знаешь и, судя по тому, как ты к ней относишься, ее биография тебя заинтересует вряд ли. Скоро закончишь?

Севка перевернул очередной блинчик, а потом вдруг очень серьезно посмотрел на Димку.

— Давай и о ней тоже. Должен же я знать, куда бежать, если ты… если с тобой что-нибудь случится. Ну и я хочу, чтобы и ты тоже знал куда пойти, чтобы… ну ты понимаешь…

— Понимаю, — невесело усмехнулся Дима. — В общем… Она моя близняшка, но мне она всегда казалась старше. Хотя, она на самом деле старше на один час и семнадцать минут. Она была моим учителем, она инициировала меня, когда поняла, что если не сделает это, то я просто свихнусь. Она всегда обо мне заботилась. В детстве я сильно болел, родители — вечно заняты и ей приходилось возиться со мной. Мне кажется, что я для нее до сих пор — маленький братишка, за которым нужно присматривать. Это приятно, но не когда тебе почти двадцать пять. Я пытался с ней поговорить, но она не понимала. Обижалась. А тот факт, что она была моим учителем — еще больше все усложнял. И в конце концов, когда я достиг ее уровня… — Дима на миг зажмурился. — Я разорвал все наши связи. А вчера — уничтожил все, что осталось. Это больно на самом деле. Да ты и сам это почувствовал. А так… Она — архитектор, получает за свои проекты большие деньги. Вот, наверное, и все.

— Ну, теперь понятно, почему она намерена была привезти меня даже связанным по рукам и ногам, — стопочка блинов быстро росла. Последний был совсем крохотным, и Севка, отключив газ под сковородой, сжевал его сам. — Правда, теперь я немножечко не знаю, как быть с учебой. Придется переводиться в другой ВУЗ. Владька меня вычислит быстро.

…Кира кинула взгляд на часы и нахмурилась. Черт… Она сидит здесь уже пятнадцать минут, и все еще не решила, что делать. Рискнуть или все-таки оставить все, как есть? Еще вчера он абы выбрала второе. Сейчас… мучила совесть. Совесть, а еще острое понимание. Кира вздохнула и выбралась из машины. Поднялась на нужный ей этаж и, положив ладонь на дверь, закрыла глаза, сосредотачиваясь. Воздействие, которое она собиралась применить, не было сложным, но требовало усилий и сильной концентрации. Потревожить память. Зафиксировать картинку. И воссоздать ее заново.

—..представьте себе на секунду, что все, что для вас важно в вашей жизни, умещается в двух понятиях: долг и семья. Долг это все во что вы верите, все, что для вас свято, смысл вашего существования. Дело всей вашей жизни. Работа. Семья… это единственно близкий вам человек. Ну, скажем, ваш брат-близнец. И ради него вы готовы отдать жизнь. И вот однажды две константы, две опоры вашего существования вдруг пересекаются. И вы понимаете, что либо уничтожите самого дорогого вам человека, либо пустите под откос собственную жизнь…

Дима закаменел, глядя на то, как его маленькая кухня превратилась в зал какого-то кафе, а почти перед ним сидел…. Сидел Сева?! Дима сморгнул и вдруг понял. Нет, не Сева. Только похож. Очень похож, но все равно не он.

— …наталкивает на определенные подозрения, ведь в случае, если этот факт откроется, вас уберут с дороги свои же. Вот только цели вам не известны. А без целей вы картинки не увидите и помочь самому дорогому своему человеку не сумеете. В романе не хватает нескольких деталей…

— Владька… — сковородка с грохотом упала на пол, а Сева остался на месте только потому, что какая-то часть сознания буквально вопила: это — обман. Иллюзия. Это не по-настоящему. Сева сморгнул, почувствовав, как в глазах запекло. — Он ищет меня, я был вчера в этом кафе. Это Кира, да? Зачем она так?..

Так отчаянно больно. Влад всегда все знал. Угадывал. Чувствовал. Вот и теперь чует. Только не знает, как увязать все, что чует. И куда бежать. И не хочет к своим. Защищает. По-своему. И выбор его…

— Влааад… — Сева почти застонал, кусая губы и сжимая пальцы в кулаки, глядя на мираж. Мираж, который невозможно обнять. Которому невозможно сказать «спасибо» и «прости».

Иллюзия свернулась, рассыпалась, и Дима, как во сне, шагнул к двери. Кира там, за ней. Он знал. Чувствовал. Еще шаг и еще. Дотянуться до ручки, рвануть на себя и застыть, пойманным омутом ЕЕ глаз.

— Зачем? — выдохнуть одними губами. — Как?

— Мы разговаривали с ним сегодня утром. Похоже, его брат сделал свой выбор, и я решила, что Сева должен об этом знать, — она пожала плечами и повернулась к лестнице. Ждать лифт было бы… невыносимо. — Будьте осторожней.

Она шагнул вперед, и Дима сорвался с места. Налетел на нее, обнял крепко, говоря быстро, словно боясь, что она его остановит:

— Кира, Кирочка… Прости, прости меня, пожалуйста! Сестричка, только не бросай меня. Прости, — и бесполезно напоминать себе, что он взрослый, что у каждого из них — своя жизнь. Что он этого хотел. Кира — его кровь. Его сестра.

А она замерла, кусая губы. Ребенок. Взрослый ребенок. И снова как в детстве, когда он боялся «Буку, которая живет под кроватью». Она сама его боялась, но, держа в руках теплую ладошку, глядя в испуганные глаза и на обметанные от температуры дрожащие губы, шепчущие «мне страшно, Кирюша», только храбро улыбалась и говорила, что не отдаст его никаким Букам. Никогда-никогда.

— Димуля, — она улыбалась в его руках, глядя куда-то прямо собой. — Помнишь, я тебе обещала? Я никогда тебя не оставлю. И всегда помогу. Но у тебя своя жизнь. И ты должен прожить ее сам.

• Предыдущая
• 24/107
• Следующая