Банкирша - Матвеева Александра - Страница 9

• Предыдущая
• 9/54
• Следующая

Жаль только, не настоящая. Мне стало грустно. Я устала веселиться, устала от счастья, присмирела, притихла, ходила как автомат за веселящимися друзьями.

Наконец пришло время ехать в ресторан. Я забилась в угол на заднем сиденье машины.

О чудо! Мы с Костей остались одни. Никто не сел в нашу машину. Друзья решили проявить деликатность, дать нам побыть наедине.

Костя обнял меня одной рукой за плечи, другой поднял мое лицо за подбородок. Его глаза сияли.

— Леночка! Если бы только знала, как я счастлив!

И он легко-легко коснулся моих губ удивительно нежными теплыми губами.

Ой-ей-ей! Что ж это мне так плохо?

Я устроилась под его рукой и, близко глядя в шальные ярко-синие глаза как можно более трезвым взглядом, спокойно сказала:

— Я рада, что смогла помочь вам. Еще немного, и сегодняшний вечер кончится, и мы сможем поздравить себя с еще одним этапом.

Костя моргнул, словно не понимая, его лицо изменилось, погасло, стало замкнутым и спокойным.

Он коротко хохотнул, снял руку с моего плеча и откинулся на спинку сиденья:

— Вы незаменимая помощница, Елена Сергеевна.

Остаток пути мы молчали, и я приводила в порядок свои мысли и чувства.

Свадебный банкет был заказан в одном из лучших ресторанов города. Мой ресторанный опыт к тому времени не превосходил воробьиный нос, и я была оглушена невиданной доселе роскошью. Все сверкало, сияло и искрилось.

Я чувствовала себя маленькой несчастной обманщицей. Все силы уходили на то, чтобы достойно играть свою роль.

Распорядитель свадьбы, молодящийся, лощеный, очень противный, построил гостей в две шеренги, чтобы под музыку встретить молодых, сиречь нас с господином Скоробогатовым.

Гостей было много. Среди чужих лиц (видимо, полезных для будущего бизнеса; дело прежде всего. О Господи!) я увидела Лидуню с мужем Лешкей, Ларису и отца Николая (в цивильном костюме), Таньку, Милку и Мишу.

Я еще раз обвела глазами гостей. Миша был один.

Мне стало очень горько. Я как-то сразу утомилась дурацкой ролью невесты, выдернула руку из-под локтя господина Скоробогатова и обняла сначала Лешку, потом Николая, потом шагнула к Мише.

Он увидел мое расстроенное лицо, обнял меня и, поблескивая бесовскими глазенками, сладким голосом запел:

— Ничего не случилось. У бедняжки жуткая мигрень. Ты же знаешь, у нее бывает. Мы рады за тебя, поздравляем.

Он целовал мои щеки влажными губами, и я понимала, что он врет, просто они так решили, что он придет один и посмотрит, что здесь как, и потом они решат, стоит ли поддерживать с нами отношения.

Богатство приема приятно удивило Мишу. Мне стало грустно и противно. Я за плечо повернула к себе господина Скоробогатова, принимавшего поздравления со всех сторон, и представила ему Мишу.

Тот цепким оценивающим взглядом окинул господина Скоробогатова и, что-то решив для себя, выбрал самый родственный тон для извинения за отсутствие жены.

Господин Скоробогатов слушал его с приветливой улыбкой. Я поняла, что Миша ему не понравился. А тот все пел-разливался.

Распорядитель оправился от катаклизма, вызванного моей неорганизованностью, снова всех построил и пригласил к столу. Под звуки марша Мендельсона мы с господином Скоробогатовым под руку прошли вдоль (между) шеренг, и наконец все получили возможность сесть.

Я нашла глазами Милку и указала на Мишу. Она понятливо и согласно моргнула и прилипла к нему до конца вечера.

Тостов, подарков, криков «Горько!» (следовательно, поцелуев), танцев, игр и прочих развлечений хватило ровно на шесть часов.

Миша изображал из себя ближайшего родственника, лез целоваться ко мне и господину Скоробогатову, потребовал завернуть ему кусок свадебного торта для жены, «которая, бедненькая, хотела, так хотела быть на свадьбе».

Милка перехватила мой свирепый взгляд, перемигнулась с Лешкой, и они быстренько упоили Мишу до положения риз и отправили на такси домой вместе с тортом.

А я достойно выстояла шестичасовую вахту и считала себя вправе отбыть на заслуженный отдых.

От усталости и выпитого у меня открылся философский взгляд на вещи, и, целуя подруг, я поведала им:

— В старости меньше сил, но больше выносливости.

Чем повергла бедняжек в раздумья, которым они предавались всемером (плюс Генка, который, отправив жену к детям, влился в компанию) у Таньки всю ночь.

Моя свадьба была признана ими лучшей изо всех, на которых им пришлось побывать.

Я никому этого не говорила, но этот день стал лучшим и для меня, потому что банкетом не кончился, а имел продолжение.

Я чувствовала себя предельно усталой, когда вслед за господином Скоробогатовым поднялась на свой этаж и, прислонившись к стене, ждала, пока он откроет дверь.

Щелкнул замок, и вдруг Костя, наклонившись, легко поднял меня на руки и шагнул через порог.

Я обняла его за шею и на короткое время прижалась к нему. Меня никогда не держал на руках ни один мужчина… То, что я испытала в те мгновения… Это…

Ну, в общем, это следовало испытать.

С чувством невосполнимой потери я высвободилась, стала на ноги. Меня чуть качнуло, и я опять на короткое мгновение припала к его груди.

Не отрываясь от широкой надежной груди, я стянула с гудящих ног тесные туфли на высоченных каблуках и оказалась вдруг очень маленькой рядом с Костей.

Он заметил это, его лицо стало потрясенным и растроганным.

Я побрела к своей комнате, к своей постели, добрела, упала навзничь, закрыла глаза. Как трудно было оттолкнуться от него, уйти от его тепла. Кажется, я напрасно так мало пила. Голова была совершенно ясной, я ясно видела, какая я дура, и ясно знала, почему так пусто и одиноко на душе. Я напоминала себе Элизу Дулиттл после бала. Пари выиграно, жизнь проиграна.

Его руки были большими, горячими и очень нежными. Они осторожно стянули с меня платье.

Не открывая глаз, я позволяла Косте раздевать меня, чуть поворачиваясь или поднимая руки, чтобы помочь ему.

Он лег рядом, обвив свою шею моей рукой. Мы долго просто лежали, прижавшись плечами, привыкая к присутствию другого. Потом наши руки начали несмело двигаться, знакомя нас друг с другом. Костина ладонь, плотно прижимаясь, прошла вдоль всего моего тела, вызвав волну дрожи. Он сразу же плотнее прижал меня к себе. Его прикосновения становились все увереннее, поцелуи жарче.

И новая близость с ним вернула ощущения, испытанные во время первой краткой близости, и усилила их многократно.., я вскрикнула невольно, теряя себя и падая, падая…

Так случилось, что в Женеву я улетела на три дня раньше, воспользовавшись свободным билетом у артистов. Естественно, никому и в голову не пришло что-то там выяснять или исправлять. Я просто летела в группе из двадцати человек. Нас пересчитали, число совпало. Вперед!

Причиной моего поступка было нежелание встречаться с моим работодателем. Именно так, и только так, я теперь буду думать о господине Скоробогатове.

Настроение у меня было хорошее, я бы даже сказала, боевое. Мне нравилось представлять, в какую ярость придет господин Скоробогатов, не обнаружив меня дома.

Единственное, что меня огорчало, так это то, что пропало свидание, назначенное на пятницу. Я сто раз набирала оба номера телефона, но на работе автоответчик сообщал, что у них ремонт, и рекомендовал звонить домой (кстати, номер телефона не сообщал), а дома автоответчик заверял, что, если я оставлю свой номер, мне обязательно позвонят. Дудки! Я ждала вечер, ночь и утро до отъезда в аэропорт. Потом наговорила на автоответчик:

— Солнышко! Кормилец заслал меня в Женеву лечиться от старости. Поскольку, как ты понимаешь, отложить это ни на минуту нельзя, я уже улетела. Ужасно расстроена, что не повидала тебя. Как приеду, позвоню сразу. Думаю, это недели через две. Пока скучай. Не болей и не ешь жирного. Целую.

С тем и улетела, заговаривая беспокойство на душе обычным «ничего, это ненадолго, приеду — увидимся».

• Предыдущая
• 9/54
• Следующая