Где-то во времени - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 40
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая
– Что именно поэтому мне хотелось бы испробовать вашей сладости.
Боюсь, я от удивления открыл рот. «Неужели она надо мной смеется?» – подумал я с внезапным ужасом.
– Разве вы не знаете, что такое «humbugs» и «blackguards»?[47] – спросила она, заметив мое недоумение.
Я заморгал.
– Считал, что знаю.
– Это конфеты.
– Конфеты?
Я пришел в замешательство.
Она объяснила мне, что humbugs – это длинные ярко-желтые конфеты с белой сердцевиной, a blackguards – такие же конфеты, но квадратной формы. Я чувствовал себя круглым дураком.
– Простите, – сказал я. – Боюсь, я не слишком хорошо информирован.
«Если не считать тебя и твоей жизни», – тут же возникла мысль.
– Расскажите о том, как вы пишете, – попросила она.
Мне показалось, что эта просьба продиктована вежливостью, но в тот момент я не мог спрашивать о мотивах.
– Что же вам рассказать?
– Что вы сейчас пишете?
– Работаю над книгой, – сказал я.
Мне было неловко, но я заставил себя расслабиться. Наверняка не будет большой беды в том, если расскажу ей об этом.
– О чем она? – допытывалась Элиза.
– Это любовная история, – ответил я.
– Когда закончите, мне бы хотелось ее прочитать, – сказала она.
– Прочитаете, – откликнулся я, – когда придумаю конец.
Она слегка улыбнулась.
– А вы разве еще не знаете?
Я почувствовал, что слишком далеко зашел в этом направлении. Пришлось заметать следы.
– Нет, обычно я не знаю, пока не дойду до конца.
– Странно, – пожала она плечами. – Мне казалось, вы точно должны знать, чем оканчивается ваша история.
«И еще тебе казалось, будто ты знаешь, чем оканчивается твоя история», – подумал я, а вслух произнес:
– Не всегда.
– Ну, все равно, – сказала она, – мне бы хотелось прочитать, когда закончите.
«Прочитать? – подумал я. – Ты ее проживаешь».
– Прочитаете, – пообещал я.
Признаться, я сомневался, осмелюсь ли когда-нибудь дать ей это прочитать. «Пора поменять тему разговора», – подсказал разум.
– Можно мне сегодня посмотреть репетицию? – спросил я.
Она слегка нахмурилась. Я сказал что-то не то?
– Вы разве не можете подождать до вечера? – наконец молвила она.
– Если вы этого хотите, – откликнулся я.
– Дело не в том, что я недобрая. – Она словно оправдывалась. – Просто… понимаете, мне обычно не нравится, когда посторонние смотрят мою… – Заметив мою реакцию, она умолкла, а потом поправила себя: – Это неподходящее слово. Я вот что пытаюсь сказать… – Она тяжело вздохнула. – Такая ситуация меня нервирует. Если вы будете смотреть, я не смогу работать.
– Понимаю, – сказал я. – Я понимаю ваши потребности как актрисы. На самом деле. – Это, по крайней мере, было правдой. – Буду рад подождать до вечера. Нет, не так. Совсем не буду рад, но подожду. Ради вас.
Она слабо улыбнулась.
– Вы очень чуткий.
«Вовсе нет, – подумал я. – Чего мне действительно хочется, так это чтобы нас вместе сковали наручниками».
Нет смысла подробно описывать наш совместный завтрак. Прежде всего, мы мало разговаривали, ибо, по мере того как на завтрак приходило все больше постояльцев, шум усиливался. Вот уж эпоха чревоугодников! Утром первым делом люди приступают к процессу пищеварения и занимаются этим весь день, до самой ночи. Я подумал было, что мой желудок почти пришел в норму, пока атмосфера помещения не стала наполняться дьявольской смесью ароматов: ветчины, бекона, жареного мяса, колбасы, яиц, вафель, блинчиков, каши, свежеиспеченного хлеба и печенья, молока, кофе и так далее. Я был рад тому, что Элиза ела не больше меня и наша трапеза была краткой. Когда мы вышли из зала, Элиза сказала:
– Теперь мне надо подготовиться к репетиции. Мы начинаем в полдесятого.
Думаю, мне в первый раз удалось не выдать своего ужаса.
– У вас есть сегодня хоть немного свободного времени? – спросил я.
Кажется, голос мой прозвучал спокойно. Она взглянула на меня, словно взвешивая мои слова, возможно, даже мое место в ее жизни.
– Пожалуйста, – умоляюще сказал я. – Вы ведь знаете, что я хочу вас видеть.
Наконец она заговорила:
– Вы свободны в час?
Я улыбнулся.
– У меня плотный график. Он состоит из встреч с вами в любое время дня и ночи.
И снова этот взгляд, с живым любопытством устремленный на мое лицо, словно она искала ответы на все мучившие ее вопросы. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но казалось, довольно долго. Я ничего не делал, чтобы прервать молчание, чувствуя, что эти моменты для нее очень важны и любые мои слова могут все испортить.
Оторвав от меня взгляд, она посмотрела в сторону открытого дворика, потом опять на меня.
– Там? – спросила она. – У фонтана?
– У фонтана в час, – ответил я.
Она протянула мне руку, и я, взяв ее со всей возможной деликатностью, поднес к губам и поцеловал.
Я стоял не двигаясь, следя за каждым шагом Элизы через открытый дворик. Когда она исчезла из виду, войдя в гостиную, я поежился. Больше четырех часов. Трудно было представить, как я смогу так долго пробыть без нее. Правда, ночь тянулась еще дольше, но я спал.
«Спал», – подумал я. Впервые после всего случившегося я полностью отдавал себе отчет в своем физическом состоянии. Закрыв глаза, я вознес благодарственную молитву той чудесной силе, которая меня коснулась, ибо, насколько я мог судить, голова у меня совершенно не болела. Невозможно передать всю остроту моих переживаний. Только человек, имевший подобный опыт в жизни, мог бы понять то, что я чувствовал тогда и чувствую теперь. Вчера утром, находясь в другой эпохе, я проснулся с жестокой, отупляющей головной болью, привычным симптомом моего состояния.
Сегодня утром боль прошла. Размашистыми шагами подошел я к конторке портье и спросил, где можно купить туалетные принадлежности. Он сказал мне, что в цокольном этаже есть аптекарский магазин. Правда, откроется он лишь в девять.
На миг у меня возникло сильное желание попросить у него номер и зарегистрироваться. Получится у меня? Или что-то помешает мне это сделать? Потом я решил не искушать судьбу и, поблагодарив клерка, повернулся и пошел к лестнице.
Спускаясь, я вдруг осознал, что до сих пор думал об Элизе только с точки зрения ее отношения ко мне. Теперь пора принять во внимание ее личную жизнь. Если я хочу ее завоевать, то не следует считать наши романтические отношения безусловными. Я знаком с ней всего несколько часов. У нее за спиной двадцать девять лет, с которыми придется считаться.
Аптекарский магазин я нашел там, где на моей памяти был офис агентства недвижимости. Мне пришлось подождать открытия около шести минут. За это время мимо меня прошли несколько работников кухни – китайцев, переговаривающихся на родном языке. Наконец киоск был открыт появившимся служащим, низеньким темноволосым мужчиной в рубашке с высоким воротничком, сделанным, казалось, из целлулоида, узком черном галстуке и белом миткалевом пиджаке с застежкой до ворота и узкими лацканами. Продавец, по-видимому, только что начал отращивать усы, и его верхняя губа казалась скорее испачканной в саже, чем заросшей волосами. Увидев это, я понял, как он молод.
По другим признакам об этом судить было нелегко, ибо, подобно многим мужчинам разного возраста из этой эпохи, он выглядел чрезвычайно серьезным, словно его ожидала куча тяжелой работы и он об этом знал и, более того, на это соглашался. Его приветствие прозвучало хотя и любезно, но несколько отрывисто и очень деловито, словно он не хотел терять ни минуты. Этот молодой человек будет звезды с неба хватать. Так, должно быть, выглядел Горацио Элджер[48], если вообще существовал такой человек.
Пока он меня обслуживал – я купил опасную бритву (не потому, что мне так захотелось, а просто ничего другого не было), помазок для бритья, чашку и мыло, расческу и щетку для волос, зубную щетку, зубной порошок и авторучку, – я имел возможность осмотреться вокруг.
47
Humbug (англ.) – мошенник, а также мятная конфета. Blackguard (англ.) – мерзавец.
48
Горацио Элджер (1832—1899) – американский писатель второй половины XIX века, автор более чем сотни популярных тогда романов. Внешне его описывали как невзрачного коротышку.
- Предыдущая
- 40/65
- Следующая