Ледяное озеро - Эдмондсон Элизабет - Страница 65

— Военные самолеты?

— Разные.

— Как вы считаете, будет война? Я думаю, да. А в этом случае вам придется конструировать истребители и бомбардировщики?

— Полагаю, что так.

— Вряд ли у вас есть свободное время для тайн. Едва ли — коль скоро голова набита аэропланами. А с детства у вас не сохранилось никаких страшных секретов?

— Нет. — И если бы даже они существовали, он бы не поведал о них Урсуле. Девочка явно обещает вырасти в ходячую угрозу для друзей и знакомых, не говоря уже о родственниках. Майкл почти проникся сочувствием к Гриндли.

— Все подавлено и вытеснено в подсознание, осмелюсь предположить, — заключила она философски. — Жаль, право. Вы не принесете мне мороженого? Лучше клубничного.

Молодой человек двинулся туда, где подавали мороженое. Какая странная девочка! Надо расспросить о ней Сеси. Темные тайны, ничего себе!

Потом Майкл вспомнил холодную черноту своих ночных кошмаров и, позабыв о мороженом, пошел поискать что-нибудь выпить.

К одиннадцати часам в оранжерее стало жарко. Запах дыма от сигар и сигарет перемешивался с ароматом духов и слабым, но куда менее приятным запахом пота. Эдвин вынул портсигар и достал сигарету. Закурил, выпустил в густой, тяжелый воздух струю дыма и стал наблюдать за происходящим вокруг.

У него возникло ощущение своей изолированности, отчужденности. Его окружал мир, в котором он вырос, эти люди были либо его родственниками, либо просто одной с ним породы. Молодые почти все являлись его давними друзьями и соседями. Когда-то они вместе играли в ковбоев и индейцев, сколачивали веселую шайку смельчаков; летом они были пиратами и путешественниками на озере, зимой — полярными исследователями и горноспасателями. Он ходил вместе с ними в школу, позже — в университет, а теперь все чаще надевал парадный костюм, чтобы быть шафером на их свадьбах, когда они роднились с людьми из той же породы.

Только вот сейчас между ними выросла стена. Причиной стал он сам, причем фундамент был заложен, когда он начал уделять больше времени фотографии и допустимое хобби превратилось в профессию. А эта профессия лежала уже за пределами сферы занятий, принятых и одобряемых в его кругу. С появлением в его жизни Лидии стена поднялась еще выше: они с Лидией были по одну сторону, его старая жизнь продолжалась по другую.

До сих пор ему удавалось исхитряться и ловко совмещать обе эти стороны. Но подобное трюкачество не может длиться вечно. Эдвин не сомневался, чему отдаст предпочтение, но еще не мог полностью осознать, что стояло за выбором, за его решением запеть на другой лад.

Он курил и лениво слушал журчащие вокруг него разговоры.

Одна из молодых женщин жаловалась на свое платье из тонких серебряных пластинок. Когда смолкла музыка, к подруге после окончания танца, оставив партнера, приблизилась Пэнси.

— Неплохой оркестр!

— Привет, Пэнси! Господи, в этом платье я чувствую себя рыбой в консервной банке, — простонала первая. — Смотреть — божественно, признаю, но носить — кошмар, до чего жарко!

— Открой окно, Ви. На тебя, конечно, сразу закричат, но ты немного охладишься.

— И схвачу пневмонию. Нет ли еще каких идей?

— Потанцуй с каким-нибудь красавцем мужчиной, тогда забудешь о жаре. Как насчет смуглого и очаровательного Хэла Гриндли? Где он? Боже правый, сидит в стороне с молодой Ричардсон, которая с хромой ногой; кажется, упала на льду. Мы могли бы продефилировать мимо, мигнуть парню и увести.

— Они слишком увлечены беседой, чтобы его можно было увести. Прелестное на ней платье. Я вспомнила, что хотела спросить у тебя, Пэнси. Тебе известно что-нибудь о женщине, которая остановилась в «Гриндли-Коттедже»?

— О таинственной американке, которую здешние слуги считают кинозвездой? Они знают о ней больше, чем я. Кажется, сопровождающий ее молодой человек не муж, а секретарь.

— Секретарь? — воскликнула Ви.

— Почти мальчишка, лет на десять ее моложе. Ну на пять, ей-то под тридцать. К тому же он не похож на женатого человека.

Ви заинтересовалась сведениями, полученными от искушенной в светской жизни Пэнси.

— Ты полагаешь, он ловелас?

— Женщины не его профиль, дорогая, вот что я хочу сказать. Рори считает, он голубой.

— Ее секретарь? Не может быть!

— Так сказал Рори. Он его сразу распознал. Кому, как не ему, в этом разбираться?

— Наверное, она кинозвезда, а он приставлен за ней приглядывать, ведь голливудские артисты все неврастеники; говорят, стоит огромных усилий заставить их вовремя встать и работать.

— Откуда ты знаешь?

— Прочла в каком-то кошмарном журнале, которые приносит моя горничная.

— Ясное дело, они убеждены, что всякий, кто из Америки, должен быть кинозвездой.

— А почему Рори положено в этом разбираться?

— Дорогая моя, ну ты смешная. Все знают о Рори.

— Что? Он мой кузен, и я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Пэнси пожала плечами.

— То самое… — И ускользнула на поиски новой добычи.

Ви смотрела, как она удаляется, завидуя изящным линиям ее тела, затянутого в платье почти что без спины.

— Я не понимаю, о чем ты! — выкрикнула она ей вслед.

Эдвин почувствовал жалость к неведомым американцам из «Гриндли-Коттеджа». Это была беда маленьких городков: сплетни свирепствовали и пышно разрастались в отношении каждого чужака, который немедленно не делал свою фамилию достоянием гласности. Не удивительно, что люди беззастенчиво точили языки по поводу Лидии.

Эдвина приветствовал один из давнишних друзей.

— Что я такое слышу? Будто у тебя в твоем гнездышке в Лоуфелле приютилась какая-то куколка? Скверно, скверно, сэру Генри и леди Ричардсон это не понравится, дружище. — Он шутливо ткнул Эдвина кулаком в бок.

Эдвин подумал, не заехать ли ему в ответ посильнее, но сдержался.

К ним присоединился еще один молодой человек, краснолицый и плотный, в чьем владении находились бесполезные земельные угодья по другую сторону озера. Первый, по имени Берти, приветствовал его.

— Здравствуй, Тоби! Вот держи, выпей.

Тоби принял у него напиток и обратился к Эдвину:

— Берти толкует о той твоей знакомой, да? Она красотка что надо. — Он сладострастно изобразил руками в воздухе нечто чувственное. — Единственная проблема — иностранка.

— Даже и говорит-то по-английски не слишком гладко, — со смешком подхватил Берти. — Я нахожу иностранный акцент привлекательным. Когда он на своем месте и в свое время.

Последовал еще шутливый тычок под ребра. Гнусный осел Берти!

— Хотя думаю, это не имеет для тебя большого значение, верно, старина? Вы, Ричардсоны, практически уже рождаетесь, умея говорить по-немецки, не так ли?

Господи, какие идиоты эти люди! Хамы. Невежи. Дикари. И чудовищно вульгарны. Он им так и заявил.

— Ну-ну, полегче, Эдвин, дружище, — обиделся Тоби. — Все парни заодно, ты же знаешь.

Ну почему, почему досадливо спрашивал себя Эдвин, из большинства присутствующих, чей интерес к клубничке был, вероятно, минимальным — уж явно находясь много ниже интереса к собакам, охоте и ружьям, — ему привелось оказаться рядом с этими двумя, имеющим моральные принципы и инстинкты какого-нибудь опереточного шейха?

— Я не позволяю себе мерзких замечаний о твоих арендаторах, так почему бы тебе не заткнуться?

— Об арендаторах? Так она арендаторша? Хорошее определение. — Тоби громко рассмеялся.

— Сегодня ее немного потрепали. Один из тех субчиков, что расхаживают с дерзким видом. В черных рубашках. Говорят, они сподвижники Мосли. Он к ней задирался на улице. Ты слышал?

— Что?! — Эдвин похолодел. Наверняка Берти все сочинил, это не может быть правдой!

— Неужели? — воскликнул Тоби, тоже поразившись. — Я думал, эти типы — просто задаваки со своей глупой формой и выправкой, но совершенно безобидны.

Берти понизил голос до хриплого шепота:

— Называл ее сукой и шлюхой. Она, видимо, еврейка, или он так думает. Понятное дело: они не выносят евреев.