Ледяное озеро - Эдмондсон Элизабет - Страница 100

У папы выбили почву из-под ног. Дядя Роджер подошел к нему и стал бормотать что-то на ухо. Понятно, что ему и дела нет до Ники, он просто хочет прибрать к рукам деньги за фабрику. Честное слово, мне было очень стыдно за них обоих и ни капельки не жаль папу.

Великая Тетка Дафна великолепна! Она вытянула из папы и дяди Роджера всевозможные уступки в оплату за то, что спасла их от беды, как она сформулировала. Все это так чудесно, что я даже не хочу это записывать, опасаясь, что тогда ничего не сбудется. Она выудила у папы разрешение для меня и Ники видеться с мамой! О, как же ему это не понравилось. Думаю, едва ли не больше, чем то, что Ники станет работать в „Полфри-фарфор“. Он сделался таким угрюмым, что Великая Тетка Дафна велела ему взять себя в руки. „Терпеть не могу мужчин в дурном настроении“, — заявила она. А затем накинулась на дядю Роджера: „И тебе лучше тоже убрать с лица хмурое выражение, Роджер. На тот случай, если ты собираешься помешать намерению Сеси стать врачом, слишком крепко держась за тесемки своего кошелька, сообщаю, что сама буду платить за завершение ее образования“. Было решено однако, что дядя Роджер, со своей стороны, назначит Сеси хорошее содержание, так что он вышел не совсем уж сухим из воды, как, видимо, рассчитывал.

В довершение всего Дафна обратила свои глаза-бусинки на дядю Хэла и сказала, что настала пора открыть правду насчет его профессии. Не могу поверить: оказывается, он все-таки не захудалый актеришко, а важный и знаменитый театральный режиссер, который ставит пьесы на Бродвее. Хэл сколотил кучу денег постановкой успешных спектаклей. Это был еще один удар для папы и дяди Роджера. Великая Тетка Дафна заметила им, что если бы они не были такими филистерами, то услышали бы о Генри Ивисоне и, без сомнения, поняли бы, кто это такой.

Папа стал синевато-багровый. Он повернулся к Хэлу и сказал: „Значит, ты всех нас дурачил, притворяясь третьеразрядным актером, а на самом деле ничего подобного!“

Дядя Хэл выглядел бледным, но только пожал плечами. Что было довольно мудро, поскольку невозможно спорить с папой, когда он в таком состоянии.

Великая Тетка Дафна сообщила мне с глазу на глаз, что позаботится о том, чтобы я продолжала образование и поступила в колледж, если пожелаю. Что она сделает то же самое для меня, что делает сейчас для Сеси. Но это всего лишь сахарная глазурь на торте. Неужели я снова увижу маму, а впредь буду иметь возможность писать ей, и звонить, и болтать по телефону, когда захочу? Ну, по телефону-то не так много, как хотелось бы, ведь Еву всегда начинает колотить, если кто-нибудь подолгу говорит и тратит деньги.

Завтра пойду в „Уинкрэг“: жду не дождусь, чтобы рассказать Утрате мои новости. Держу пари, там тоже все взбудоражены. Надо же, сестра Утраты оказалась ее матерью и была жива все это время. Я не могла поверить, когда дядя Хэл рассказал мне, что катавшаяся по льду кинозвезда — это воскресшая из мертвых Изабел Ричардсон».

Аликс была поражена, насколько быстро дедушка вновь собрался с силами, когда ему стала окончательно ясна вся чудовищность поступков его жены. Они с бабушкой сидели лицом к лицу, словно не замечая присутствия остальных членов семьи, собравшихся вокруг них в гостиной.

— Я полагаю, ты снабжала Джека деньгами все это время. Деньгами, которые шли на финансирование его преступной деятельности, а не просто на поддержание жизни, что можно было бы простить.

— Простить? — Это слово бабушка восприняла как оскорбление. — Я бы давала ему больше, если бы имела возможность. Я давала ему свои деньги, а также драгоценности, чтобы он их продавал.

Вот почему всякий раз на ней можно было увидеть только самый последний дедушкин рождественский подарок. Аликс-то считала, что бабушка припрятывала украшения, но — нет, их получал Джек.

— А драгоценности моей матери? — спросила она.

Бабушка и не думала каяться.

— Она получала их от Невилла, а Джек — его брат. Жемчуг и бриллианты на шее — что они значат в сравнении с тем делом, которому служил Джек?

Похоже, драгоценности стали для дедушки последней каплей. Поднявшись со стула, он, человек хоть и старый, но тоже твердый и непреклонный, заявил, что бабушка должна покинуть «Уинкрэг». Он положит ей щедрое содержание, она вольна отправиться куда пожелает, с Липп или без Липп, — при условии, что не останется в Англии.

— Папа, ты не можешь… — сказал Сол.

— А тебе давно уже пора перестать цепляться за материну юбку, — устало произнес сэр Генри. — Я не могу воспрепятствовать тому, чтобы ты навещал мать, да и не имею желания это делать. Предположу, она захочет поселиться в Германии, и тебе будет полезно съездить туда и своими глазами посмотреть, к чему способна привести тамошняя политика.

Аликс подумала, что тетя Джейн ни за что не отпустит его туда.

— Я всегда знала, что теории о плохой наследственности — чушь, — произнесла она. — Как выяснилось, дефекты имелись не у моей родни. Да и Утрата вполне нормальна, хотя у нее такая наследственность…

Проблема заключалась в том, как объяснить все Утрате. Дедушка считал, что надо сказать ей правду:

— У нее трезвый ум, свободный от ханжества и предрассудков, и достаточно отваги. Она все поймет.

Аликс с ним не согласилась. Неужели он действительно готов рассказать девочке, которая является одновременно его внучкой и правнучкой, что ее зачатие явилось результатом насилия и инцеста.

— Чудовищно! — сказала она. — Я не представляю, как Утрата справится с этим.

— Конечно, не справится, и не следует от нее подобного ожидать! — раздраженно бросил Сол. — Внешне все должно остаться как прежде, если только Изабел не планирует заявить права на свою долю родительского наследства, которая на данный момент находится в трастовом управлении для передачи в будущем Утрате.

— Пусть лежит там, где лежит, — промолвила Изабел. — Я богатая женщина и вправе распоряжаться своими финансами. Я хочу, чтобы те деньги остались Утрате.

Тетя Труди произнесла:

— Мы должны ей сказать. Молодой ум гибок и оптимистичен. У нее впереди целая жизнь, ей нет нужды цепляться за прошлое.

Создавалось впечатление, что Труди хранила ужасную тайну так долго, что теперь раскрытие этой тайны было способно внести мир и покой в ее душу.

Джейн с ней согласилась.

— Тайное имеет свойство становиться явным. Утрата может обнаружить истину в самое неподходящее для нее время.

— Оставим все как есть, — вздохнула Изабел. — Я ее мать, ближайшая родственница, и я говорю: мы сохраним это в тайне. Я не хочу никогда больше слышать имя Джека и не желаю, чтобы Утрате пришлось до конца дней тащить его как бремя.

— Бремя! — злобно прошипела бабушка в лицо Изабел. — Джек не был бременем. Он был единственным из вас, кто чего-то стоил. Единственным, кого я любила, а из-за тебя, Изабел, его жизнь оборвалась.

— Бабушка, он сам сеял гибель и разрушение всюду, где ни появлялся, и в конце концов разрушил и свою жизнь! — крикнул Эдвин.

Аликс поспешила вмешаться:

— Думайте как вам угодно, бабушка. Никто из нас с вами не согласен. Господи, я думаю, даже дядя Сол не сможет простить всего, что натворил Джек. Не только по отношению к Изабел, но и… — Она собралась прибавить: «но и по отношении к Урсуле», — но заметила дедушкино лицо и осеклась.

Сол, красный от негодования, бросил на нее возмущенный взгляд. Да уж, его раболепие по отношению к бабушке делало его смешным и нелепым.

— Сказать — не сказать! — презрительно поморщилась бабушка. — Рассуждайте сколько вам угодно. Я могу сама принять решение открыть ей правду. Мне жаль Утрату за то, что у нее такая шлюха-мать. Женщина, живущая под одной крышей с человеком, который не является ее мужем, показывается в нижнем белье миллионам людей! Отец Утраты был прекрасным человеком, а мог бы стать великим — сыграть важную роль в новом мировом порядке, в который он верил. Утрата — все, что у меня осталось от Джека. Мне решать, говорить ей или нет.