Тайны Бермудского треугольника - фон Паль Лин - Страница 36

— Как сфера, Ваша честь.

— Спасибо, свидетель.

Вызываем следующего свидетеля.

Мартин Кэйден — летчик, который оказался в Бермудском треугольнике 11 июня 1986 года.

— Свидетель, вы много летали над Бермудами. Когда-нибудь вы видели там хоть что-то необъяснимое?

— Да, Ваша честь, видел.

Однажды мы летели с Бермуд во Флориду при ясной и совершенно спокойной погоде. У нас было прекрасное оборудование, которое позволяло получать снимки напрямую из космоса, поэтому мы могли знать, какая за бортом погода, даже не глядя в иллюминаторы. Мы как раз получили эти снимки и стали их распечатывать. По ним было понятно, что погоду прекрасная. Видимость была идеальной, воздух — абсолютно прозрачным. Ближайшие облака находились далеко к югу от нас.

Мы летели с хорошей скоростью, и вдруг принтер перестал выдавать снимки, а все электронные внутренности нашего самолета стали похожи на высушенные моллюски. И буквально за секунду все изменилось. Мы как раз находились над островом Кэт. Первая беда случилась с компасом — стрелка закрутилась как сумасшедшая. Отказали все приборы, я мог вести самолет только на ручном управлении, никакого автопилота. Все небо заволокло чем-то похожим на туман. Видимость стала нулевой — в иллюминаторы не видно было крыльев машины. Мы летели точно в бутылке с молоком. Или же внутри емкости с коктейлем из взбитых сливок, яиц и алкоголя. Когда мы смотрели вниз, океан казался маленькой заплаткой, еле видимым пятнышком в этом коктейле. У нас пропала связь, отказала система автоматической идентификации, электронный топливный расходомер показывал что-то невообразимое — на его дисплее были сплошные восьмерки. В общем, все, что должно было работать, больше не работало.

Мы стали спускаться ниже. Но и ниже, на 50 футах под нами, все было так же — как в бокале с коктейлем. Мы попробовали подняться выше, на 8000 футов. Но там был все тот же коктейль из взбитых сливок, яиц и алкоголя. И только через час, пролетая над Джонсонвиллем, мы словно прорвались через завесу. Наконец-то мы могли видеть окружающий мир. Сразу же компас перестал вращаться и пришел в норму. Стабилизировался гироскоп. Ожила вся электроника. Снова все работало. Но до этого в течение четырех часов ничего не работало. И если вы спросите у любого инженера, возможно ли это, он вам ответит — невозможно.

Наш третий свидетель только что сказал две важные вещи; 1) при ясной погоде над Бермудами образуются области особенного тумана и 2) в этих областях отказывают все навигационные приборы и электроника.

Если заслушанные нами свидетели дали показания о состоянии воздуха, то наши следующие свидетели находились в океане. И они могут рассказать, что происходило на воде. Подошло время пригласить в суд их.

Дон Генри всю свою жизнь посвятил морю. Он был и аквалангистом, и спасателем, и капитаном. Он немало путешествовал и побывал не только на Бермудах, но только на Бермудах с ним мог произойти такой странный случай, свидетелем которого он стал в 1966 году.

— Свидетель Дон Генри, опишите подробно, что с вами приключилось в Бермудском треугольнике?

— Ваша честь, это случилось в 1966 году. Мы плыли из Пуэрто-Рико в Форт-Лодердейл на сорокавосьмиметровом буксире «Гуд Ньюз» с двигателем мощностью в 2000 лошадиных сил. За собой мы тащили баржу водоизмещением 2500 тонн, которая была привязана к буксиру тросом длиной около 300 метров. Раньше она перевозила нефтяной нитрат, но теперь шла пустой.

Мы проходили как раз около Багам. В середине дня, когда на небе не было ни единой тучки, я на пару минут зашел в рубку, находящуюся в задней части капитанского мостика, и вдруг услышал какие-то крики. Команда точно сошла с ума, Я выбежал на мостик и крикнул: «Эй, что за ад вы тут устроили?» Старший помощник, который был там, сказал мне: «Взгляните, кэп, на компас». Я взглянул. И что я увидел, когда взглянул на компас? Игла вращалась по часовой стрелке и накручивала круги. Я знал, что с магнитными компасами такое бывает, но никогда ничего подобного не видел! Вы только не подумайте, что это могло быть из-за скорости, с которой мы шли. Я не один год проплавал на буксире и знал, что такое буксир. Но с компасом творилось что-то ненормальное. Он крутился и крутился.

И погода была тут ни при чем. Я плавал в разную погоду. А в тот день море оставалось спокойным, совершенно плоским. Видимость — отличная. Может, было слегка облачно, но облака стояли высоко. Ни штормовых облаков, ни кучевых, ничего такого.

Компас был не единственной бедой. У нас что-то случилось со всей техникой, со связью, точно энергия на буксире иссякла. Мы ни с кем не могли связаться по радио. У нас почему-то не стало света. Вдруг перестали работать генераторы, то есть они работали, но только вхолостую. Ничего не было. Даже пятьдесят аккумуляторных батарей, которые я вез из Рико, все разрядились и испортились, оставалось их только выбросить. О батареях-то я позже узнал. Тогда было не до них.

А тогда я вышел на мостик, поглядел на небо и остолбенел. Никакого горизонта больше не существовало. Я просто не видел, где начинается небо и заканчивается вода. Выглядело все так, как будто нет никакого океана и нет никакого неба. Я имею в виду — казалось, что они смешались между собой. Я смотрел с мостика на океан, но видел только какую-то пену, очень это было похоже на молоко.

И небо… небо было тоже точно такого же цвета. Никакого различия между водой и небом, потому я и говорю, что больше не было горизонта.

Чисто автоматически я обернулся и посмотрел, как там наша баржа, — это, понимаете, годами выработанная реакция. Но я не увидел баржи! Я подумал, что такого не может быть, — ведь мы не чувствовали никакого рывка. Если бы баржа оторвалась, наш буксир взлетел бы, как ошпаренный кот! Я знал, что наша баржа где-то там, просто я ее не могу увидеть. Буксир шел, как ему положено идти, тянул, но не было там никакой баржи!

Тогда я побежал на ют, оттуда спустился вниз, к буксирной палубе, ухватился руками за трос и стал тянуть его. Конечно, 2500-тонную баржу с места руками не сдвинешь, но понять, тянет ли ее буксир, — это можно. Трос был напряженным, значит, баржа шла за нами. Это меня хоть как-то успокоило. Не все, выходит, плохо.

Однако баржу я все-таки не видел. Меня она очень беспокоила. Привязана она была крепко, но вместо нее клубился туман, ее окружили бурные волны, и я чувствовал, с каким трудом тащит ее буксир, — но я ее не видел! Совершенно не видел! И то, что должно было быть водой, оно казалось каким-то изменчивым, расплывчатым там, где находилась моя баржа.

Ну все, с меня хватит. Я побежал на мостик и закричал; «Полный вперед». Я понятия не имел, где мы находимся, но стремился как можно быстрее выбраться из этого места. Все выглядело так, будто что-то хотело задержать нас, но, к счастью, ему это не удалось.

Я в те годы о Бермудском треугольнике знал все, все моряки, которые здесь плавают, — знали. И я понять не мог, почему требуют какую-то статистику, мой бог, тут и без статистики все ясно…

— Свидетель, говорите по существу, не отклоняйтесь от рассказа.

— Да, Ваша честь. И вот мы попробовали рвануться вперед. Было такое ощущение, что нас кто-то не хочет отпустить, что нас удерживают точно с такой же силой, с какой мы пытаемся потянуть баржу. Мы всей мощью навалились, но словно бы ничего не смогли потянуты Когда долго плаваешь на буксире, ты кожей чувствуешь, тянет твой буксир баржу или не тянет, есть сопротивление или нет. Ты это по вибрации судна понимаешь. Сопротивление было, и очень сильное. И мы рванулись еще.

И вот мы стали выходить из тумана — постепенно, медленно, но неуклонно. Мы снова увидели горизонт. Все стало работать — радио, свет, генератор. Все вновь было в порядке. Туман исчез.