Бич Божий - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 39
- Предыдущая
- 39/71
- Следующая
– Очень странно, открыто, – проворчал Ваня.
Мы выбрались из машины и попытались ткнуться в дверь домика охраны рядом с воротами. Зашли внутрь и ничуть не удивились, сразу увидев мертвого сотрудника секьюрити в черно-голубой форме. Он скрючился на диванчике, стоявшем рядом с неработающим терминалом службы внешнего слежения, труп был раздувшийся и невыносимо смердящий. На единственном работающем мониторе беспрестанно мигал красный сигнал «АВАРИЙНОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ!».
– Значит, электроника вырубилась и периметр не охраняется, – заключил Волчок. – Это радует. Пошли на территорию, глянем чего как. Заметил, на автостоянке всего пять машин?
– Подает надежды, – согласился я. Дорожка, выложенная разноцветной плиткой и окруженная кустами желтого шиповника, вывела на маленький пляжик, метров тридцать пять в длину и десять в ширину. Идеальный золотой песок, столбик с указателями – сауна туда, лодочная станция сюда, администрация вот в эту сторону. Озеро действительно оказалось громадным, растянувшимся на много километров. Посередине – остров, напоминающий формой рыбу, подальше – еще несколько маленьких островков, противоположный берег теряется в золотистой дымке, видна лишь темно-зеленая полоска леса.
Пойдешь направо от пляжика – наткнешься на трехэтажные корпуса отеля, построенного в старофинском стиле, побережье слева изрезано мысами, напоминающими миниатюрные фьорды, «английский парк», красивая подделка под дикую природу. Оказывается, у них тут есть собственный музейчик, посвященный Второй мировой, – в этих местах находился второй эшелон знаменитой линии Маннергейма, в сохранившемся с тех времен бункере управляющие элитным санаторием устроили кафе. Вывеска почему-то немецкая: «Zwei Herings» – «Две селедки».
Именно с той стороны до нас донеслась тихая музыка. Ваня привычно сбросил с плеча винтовку и снял ее с предохранителя.
– Живые люди? – поднял бровь Волчок. – Я все больше удивляюсь. Давай потихонечку, вдруг с перепугу начнут палить? Если есть из чего, а оно точно есть – у дохлого охранника в кобуре нет оружия, его кто-то забрал.
Мы были приличными, воспитанными людьми и поэтому на входе очень громко постучались. Стеклянную дверь «Двух селедок» обрамлял покрытый темно-изумрудным мхом бетон древнего бункера.
– Ау! – Ваня рявкнул так, что можно было мертвого разбудить. – Кто там?
Обождав немного, повернулся ко мне:
– Музыкальный автомат, наверное. Но почему он работает, если электричество отключено?
– Считайте, что он на батарейках. – Я вздрогнул, услышав чужой голос. – Вы кто такие?
Перед нами стояла тощая, как щепка, девица с короткой прической, окрашенной в немыслимый фиолетовый цвет.
– Повторяю: кто такие? И чего здесь делаете?
Я увидел наведенный мне в лицо пистолет.
Фиолетовая барышня распиналась уже минут сорок – говорила громко, как ножом по стеклу скребла, уснащая чересчур эмоциональную речь матюгами, нестандартными метафорами и донельзя похабными оборотами. Это мы списали на последствия тяжелого стресса, все-таки она сидела здесь в полном одиночестве почти месяц.
Если вычленить из бурного монолога голые факты и забыть про чувственную составляющую, получится вполне связная история: Лена, как именовалась наша новая приятельница, трудилась в «Двух селедках» барменшей. Летом санаторий практически не работал, отдыхающих было очень мало (еще бы! Самый разгар массовой эвакуации!), в августе персонал отпустили в бессрочный отпуск, Лена уехала домой в Питер.
Перед началом эпидемии Лена встретилась со знакомым из числа военных, остававшихся в городе, он посоветовал как можно быстрее исчезнуть из столицы от греха подальше, намекнув, что грядут некие малоприятные события, какие конкретно события, знакомый и сам не знал. Поток беженцев к этому времени иссяк, трассы освободились, и Лена благополучно добралась на машине до Лейпясуо вечером 14 сентября (охрана пропустила ее на территорию как постоянную сотрудницу), было вполне разумно отсидеться за городом. Отдельно было упомянуто, что в те самые дни она подхватила какую-то жуткую простуду, вся пошла красными пятнами…
Мы с Ваней понимающе переглянулись.
Что было дальше? Мало приятного. Трое охранников, все еще остававшихся в комплексе, внезапно умерли в середине следующего дня, заснули и не проснулись. Оно и понятно, Лена если и передала им механовирус, то он не успел за столь короткий срок размножиться, иммунитет не сформировался. Трогать мертвецов она не решилась, оставила там, где лежали. Еще через сутки барменша заболела всерьез – симптомы в точности напоминали наши: температура, озноб, пот ручьями, болезненно сводило мышцы. Думала, Богу душу отдаст. Потом появилось жуткое чувство голода, хорошо, что запас продуктов в санатории был изрядный. Система жизнеобеспечения отключилась спустя неделю, пришлось питаться консервами.
Когда самочувствие улучшилось, Лена попыталась съездить в поселок, расположенный за трассой, – о результатах можно не говорить. Живых людей она не видела, но два раза слышала звук автомобильного двигателя и была уверена, что умерли не все. Мы являемся тому вполне материальным подтверждением.
– Если реактор остановлен, почему развлекательный центр работает? – задал Ваня неожиданный вопрос, указав на светящийся голографический монитор и динамики, из которых лился фолк-рок на каком-то из скандинавских языков. – Аккумуляторы?
– Ничего подобного, – Лена качнула головой. – Я сама его включила.
– То есть?
– Не знаю, как это выходит. Я словно вижу, как… как у меня внутри появляется энергия, которую можно куда-нибудь направить. Похоже на синеватый поток. Вначале было трудно, а потом я перестала обращать на это внимание. Само получается и совсем не напрягает. Может, я экстрасенс? Раньше ничего подобного я не умела.
Волк метнул на меня красноречивый взгляд – непонятные странности преследовали нас всю последнюю неделю, к примеру, я вдруг начал «видеть» электричество в кабелях и решил, что схожу с ума. Натуральные галлюцинации. Только вчера Ваня хотел взять со стола тарелку, а она сама прыгнула к нему в руки. Не удержал – разбилась. Волчок уверял, что, когда подумал о тарелке, с пальцев будто импульс сорвался… Да и автохирурги, которыми пользовались обитатели Дома, твердили: у людей наблюдаются изменения в тканях, клеточная структура трансформируется, точный диагноз поставить невозможно.
– Вот что, Елена…
– … Юрьевна, – со змеиной улыбочкой подсказала Волчку единственная хозяйка «Двух селедок». – Обойдемся без панибратства, мы едва знакомы.
– Ну хорошо, хорошо. У нас есть один интересный вопрос: как думаешь, приятнее жить одной или в компании?
– Это что, неприличное предложение? Новая форма семьи – многомужество?
– Да послушай ты до конца! – поморщился Ваня. – Нас сорок девять человек…
– Ого!
– Это все, кто выжил в нашем районе Питера. Оставаться в городе мы не можем, боимся заболеть, обстановочка в городе – хуже не придумаешь. Есть несколько технарей, они запустят реактор, снова можно будет жить по-человечески.
– Давай с этого места поподробнее!
Переговоры закончились полным согласием и взаимопониманием, а численность нашего сообщества возросла до круглой цифры в пятьдесят человек. Дело оставалось за малым – организовать переезд и постоянное снабжение, до города все-таки сто десять километров.
Возни хватило на полторы недели: сначала отправили в Лейпясуо техническую бригаду, обязанную подготовить нефтяной санаторий к приему постоянных жильцов, похоронить злосчастных охранников и обеззаразить помещения, где находились трупы (нам несказанно повезло, что их было только трое!). Отправили технику, оружие и две автоцистерны с запасом топлива для машин, перегнали оба танка – Полковник не забывал про оборону, всякое может случиться, лучше перебдеть.
К нам прибились еще одиннадцать человек: бывший резервист с семьей и их соседи по дому на Северном проспекте, избежавшие всеобщей участи благодаря контакту с военными, в начале сентября разъезжавшими по Питеру на БМП с белой надписью «ЗОНА-17». Окончательный исход состоялся утром 21 октября 2283 года – хватило двух туристических автобусов, позаимствованных в ангарах на улице Стасовой.
- Предыдущая
- 39/71
- Следующая
