Алакет из рода Быка - Николаев Роман Викторович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая

— Пожалуй, я останусь у тебя ненадолго. Ведь и я устал скитаться по лесам и ущельям, словно рысь, за которой по пятам идут охотники. И мне хочется посидеть у мирного очага с человеком, который смотрит мне прямо в лицо, и не ждать, что каждый миг мне могут вонзить в спину кинжал или захлестнуть шею арканом.

Мингюль в пещере готовила еду.

Над костром, на перекладине, укрепленной на двух деревянных рогатках, висел конский желудок. В нем варилась похлебка из диких кореньев, приправленная пахучими травами. Мингюль держала в руках два тонких прута с нанизанными на них кусочками оленьего мяса. Медленно поворачивая прутья над огнем, она внимательно следила, чтобы мясо поджарилось со всех сторон. Внезапно от входа в пещеру протянулась чья-то длинная тень.

Вздрогнув, Мингюль подняла глаза. На фоне синего неба и заснеженных ветвей возникла огромная фигура человека.

Сдавленно вскрикнув, Мингюль уронила прутья с мясом в костер. Бессознательно она отступила к дальней стене пещеры, ища копье отведенной назад рукой. Но в тот же миг рядом с неизвестным появился Алакет.

— Не бойся, Мингюль! Дух гор милостив к нам. Он соединил наш путь с дорогой друга.

Неуверенно улыбнувшись, Мингюль приблизилась к костру. Вскоре новые друзья сидели на шкурах один против другого. Так как теперь нужно было больше пищи, мясо только что убитого оленя жарили большими кусками прямо на углях.

К тому же Алакет даже здесь хотел сохранить верность обычаям рода Быка, славившегося гостеприимством. Когда мясо поджарилось, Алакет ловко поддел своим каменным ножом правую половину груди оленя и, глубоко поклонившись, подал незнакомцу.

По обычаю сородичей Алакета правую половину передней части животного подавали на пирах самому почтенному гостю.

— Мир тебе, сын мой! — растроганно обнял Алакета незнакомец. — Скажи мне, как твое имя!

— Меня зовут Алакетом. Но как называть тебя, отец?

— В далеком и родном моем Ухуане соплеменники называли меня Гюйлухоем… А теперь, Алакет, отдай мне твой каменный нож, а себе возьми кинжал. Пусть он вернется в род Быка в знак того, что я не хочу враждовать с динлинами!

И вынув из-за пояса Алакета нож, Гюйлухой отдал ему железный кинжал.

Сердце Алакета радостно забилось: ведь обменом оружия воины скрепляют между собой дружбу и становятся братьями!

Морозным солнечным днем Гюйлухой собрался в дорогу. Его провожали Алакет и Мингюль. Снег на склонах гор вспыхивал тысячами искр. Припорошенные инеем ветви кустарника сплетали фантастические узоры. Деревья, потрескивая от холода, перекликались с веселым треском костра в пещере. Гюйлухой подтянул подпругу и собрался было выводить коня из пещеры, как вдруг из ущелья донесся какой-то отдаленный гул. Все прислушались. Звуки приближались, становились отчетливее. Донесся топот несущихся коней, ржание, крики и яростный звериный рев. Мингюль бросилась назад в пещеру, а мужчины, укрывшись за выступом скалы, внимательно смотрели на тропу.

Вот на ней показался конь. Пар клубами валил от него. Он мчался, задрав голову и вскидывая задом. Отчаянное ржание огласило окрестности. Всадник пытался обернуться, но ему не давал сделать этого огромный пятнистый барс, который, упершись задними лапами в круп коня, схватил передними всадника и зубами впился ему в плечо. Хвост хищника, извиваясь, словно змея, хлестал коня по бокам, отчего испуганное животное неслось, не разбирая дороги. Сзади мчались еще трое всадников с натянутыми луками, которые они, однако, не пускали в ход, вероятно, из опасения попасть в товарища. Гюйлухой натянул лук. Стрела, со свистом прорезав воздух, впилась в спину зверя. Барс кубарем слетел с коня, но, падая, стал на лапы. Оглашая окрестности ревом, в котором боль смешивалась с яростью, он оскалил клыки и сжался в комок, готовясь метнуться навстречу всадникам. Но те налетели вихрем, взвились клевцы, и удары обрушились на хищника.

Когда покончили со зверем, люди помогли раненому товарищу сойти с коня и взглянули наверх. Рядом с выступом скалы стояли Гюйлухой и Алакет. Неизвестные направились к ним. По светлым глазам и носам с орлиным изгибом Алакет сразу узнал в них динлинов.

— Мир и счастье тебе, воин! — сказал, подходя к ухуаньцу коренастый, с окладистой рыжей бородой мужчина. — Ты спас нашего сородича от неминуемой гибели, и хотя не сказал слов «во имя духа охоты», но добыча по праву принадлежит тебе.

— Мир вам, друзья! — ответил Гюйлухой. — Мой дед и отец учили не брать выкупа ни за жизнь друга, ни за жизнь врага. Я сделал то, что должен был сделать!

— Достойный ответ! — с уважением взглянул на него бородач. — Но скажите, воины, из какого вы рода и племени и куда держите путь?

— Я — ухуанец, — смело глядя в глаза динлину, сказал Гюйлухой. — Воля богов много лет бросала меня из одного конца света в другой. Но теперь я держу путь на родину, чтобы бороться с нашими врагами — хуннами.

— А ты, юноша? — обернулся рыжебородый к Алакету.

— Я иду в землю кыргызов, чтобы тоже биться с хуннами, но на первый твой вопрос, почтенный отец, позволь мне не ответить.

— Мы не будем выпытывать у тебя того, что ты не хочешь сказать, — нахмурился собеседник Алакета. — Но напрасно ты таишься от людей, которые хотят тебе только добра.

— Не по своей воле покинул я родной дом, — опустил голову Алакет, — но каким бы ни был мой проступок, я смою его со своей души кровью хуннов.

— Мы не знаем, какой проступок ты совершил, — возразил рыжебородый, — но твой друг спас нашего сородича. Оба вы идете на славное дело, для которого и мы куем оружие. Братья! — он повысил голос. — В знак нашей дружбы не откажитесь почтить гостеприимство рода Орла!

Тут же в знак скрепления дружбы воинов были совместно съедены сердце и печень барса, и вскоре Гюйлухой, Алакет и Мингюль легкой рысцой ехали на юг в сопровождении всадников.

По сторонам мелькали покрытые снегом горные склоны, высились леса. Мингюль, радостно улыбаясь голубому ясному небу, жадно вдыхала свежий морозный воздух. Но вот, сменяя знакомый шум леса, издалека донесся собачий лай вперемежку с каким-то звоном. Немного спустя в кустарнике мелькнули оленьи рога, другие, третьи… Привычным движением охотника Алакет схватился за лук. Но олени не убегали, а без тени страха или удивления поглядывали на всадников. Каково же было удивление Алакета, когда из-за кустов выехал динлин верхом на олене и приветствовал прибывших. Заметив недоумевающий взгляд юноши, рыжебородый — Алакет теперь знал, что его зовут Тубар, — улыбаясь, сказал:

— Ты, видно, впервые в наших краях и не знаешь, что олень, как и конь, может быть другом человека. Так знай, что он служит нам не хуже коня.

Теперь и Алакет вспомнил рассказы отца и деда о том, что многие племена, живущие на северных и южных окраинах земли Динлин, разводят домашних оленей, ездят на них и пьют их молоко.

Вскоре в просветах между деревьями замелькали бревенчатые дома с коническими крышами, и всадники въехали в расположенное в котловине селение. Со всех сторон слышался неумолчный грохот и звон железа, а с виднеющейся вдали горы раскатывался эхом по хребтам глухой гул. Внезапно конь Алакета захрапел и шарахнулся в сторону. Алакет взглянул вперед, и рука его сама легла на рукоять кинжала. Между домами ехал всадник на лошади. Вид его не был примечателен ничем, но следом за ним, покачиваясь, шагало длинноногое рыжее чудовище. На изогнутой шее, похожей на огромную змею, сидела отдаленно напоминающая лошадиную голова с отвислыми губами.

По бокам диковинного седла, укрепленного между двумя возвышениями на спине этого существа, висели две большие плетеные корзины. Между тем конь Мингюль продолжал спокойно идти вперед, хотя сама всадница побледнела от ужаса. Увидев смятение спутников, Тубар и Гюйлухой весело рассмеялись.

— Кроме коня и оленя, юноша, — сказал Тубар, — человеку служит еще и верблюд. Он для тебя не опаснее скакуна, на котором ты сидишь.

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая