Дао религии: Как лучшие духовные принципы работают на ваше счастье - Армстронг Карен - Страница 6

Арийские народы Индии всегда находились в авангарде духовных и психологических перемен, причем разработали исключительно тонкие концепции того, как функционирует наш мозг. Пылкие и агрессивные воины-арии, мародерствовавшие на землях соседей, придавали насилию сакральный статус. Их религиозные обряды включали жертвоприношения животных, жестокие состязания и потешные битвы, в которых участники часто получали раны и даже погибали. Однако в IX веке до н. э. жрецы стали систематически изымать агрессию из обрядов – настоящая богослужебная реформа, – причем в результате они даже убедили воинов отказаться от игр в священную войну. Изучение психологических причин насилия способствовало духовному пробуждению.⁶ Таким образом, с очень раннего периода возник идеал ахимсы («ненасилие»), который впоследствии стал средоточием индийской духовности.

В VII веке до н. э. мудрецы, которые подарили миру древнейшее из сокровищ, известных нам под названием «Упанишады», сделали еще один шаг вперед. От внешних обрядов они обратились к внутреннему миру. В то время арийское общество в долине Ганга находилось в стадии урбанизации.⁷ У элиты появилась возможность заняться внутренними процессами психики – роскошь невозможная, доколе люди не освободились от всепоглощающей борьбы за существование. «Брихадараньяка-упанишада», по-видимому, была составлена в царстве Видеха, пограничном царстве у восточного края арийской экспансии, где арии смешивались не только с местными народами, но и с иранцами.⁸ В текстах отражен огромный интерес к этим встречам. Вообще люди с легкостью проходили полторы тысячи километров, чтобы посоветоваться с мудрецом, а цари и воины спорили о духовных вопросах не менее жарко, чем жрецы.

Мудрецы и их ученики исследовали глубины сознания и открыли подсознательное задолго до Юнга и Фрейда. Им были ведомы рефлекторные и автоматические реакции мозга, которые ныне только начинает постигать неврология. Прежде всего они хотели найти атман, подлинное «я», – источник всей этой умственной активности, нетождественный нашему обычному умственному и психологическому опыту. Мудрец Яджнявалкья объясняет: «Ты не можешь видеть видящего видéния, не можешь слышать слышащего слушания, не можешь мыслить о мыслящем мышления, не можешь знать о знающем знания».⁹ Мудрецы были убеждены: если они проникнут в самые сокровенные глубины своего существа, то обретут единство с Брахманом, неразрушимой энергией, которая питает космос, устанавливает его законы и собирает в единое целое все разрозненные части вселенной.¹⁰

По мнению этих мудрецов, благодаря аскезе, напряженным усилиям (и философским дискуссиям), им удалось найти атман и тем самым обрести ключ к более полноценному существованию. Судя по их описаниям своего мистического опыта, коренится он в умиротворяющей системе, которая активируется, когда живое существо находится в покое и свободно от угроз. Человек, знающий атмана, говорит Яджнявалкья, делается «успокоенным, укрощенным, воздержанным, терпеливым и собранным». Он также «бесстрашен» – одно из ключевых слов в текстах.¹¹ Заметим, что речь идет не просто о релаксации. Мудрецы проводили четкую грань между своим новым знанием и временным удовлетворением, которое то и дело затмевают четыре «f». Одно дело, скажем, спокойное состояние теленка, отдыхающего возле матери. Если ему захочется есть, сработает неодолимый рефлекс: желание найти ресурсы. Он вскочит на ноги и пойдет искать, чем подкормиться. Если появится лев, сработает другой рефлекс, который наполнит его страхом, и теленок обратится в паническое бегство. Мудрецы «Упанишад» говорили об ином спокойствии, о более долговечном иммунитете от этих инстинктов. Когда человек обретает «великий нерожденный атман, не старящийся, неумирающий, бессмертный, бесстрашный», он освобождается от страхов и тревог.¹² Отныне он уже не в рабстве у хищнических инстинктов («хочу! еще и еще!»). «Кто лишен желаний, свободен от желаний, достиг [исполнения] желаний, имеет желанием [лишь] Атмана, из того не выходят жизненные силы. Будучи Брахманом, он идет к Брахману».¹³

Мудрецы не видели в этом состоянии ничего сверхъестественного и не считали его даром богов: оно доступно для каждого, кто упорство к этому состоянию стремится. Впрочем, времени и сил требовалось немало. Ученик занимался у гуру двенадцать лет. Обучение не сводилось к постижению философских идей: очень важен был аскетический образ жизни. Если не обуздать агрессивное и самоутверждающееся «я», о просвещении и речи быть не может. Поэтому ученик жил смиренно и скромно, следил за очагом в доме учителя, собирал дрова в лесу и просил подаяния для пищи. Любое насилие было строго запрещено. Со всеми людьми надлежало обращаться учтиво и уважительно. Говорили, что даже воинственному богу Индре, который много хвастался своими военными и амурными подвигами, пришлось учиться в течение 101 года у гуру (человека!), причем отказаться от битв и секса, убирать дом учителя и ухаживать за очагом.¹⁴ По окончании обучения ученик возвращался домой, женился, воспитывал детей и старался жить в соответствии с тем, что узнал от учителя: он старался учиться и медитировать, вести себя добро и мягко с окружающими и не совершать никакого насилия. ¹⁵

Однако далеко не все шло гладко. По мере развития урбанизации, в обществе возникал новый уровень агрессии. Хотя к VI веку до н. э. начала появляться государственность, а с ней и большая стабильность, цари могли обеспечить порядок лишь с помощью войск, которые использовали также для завоевания территорий. Эта новая экономика с рыночной основой подпитывалась жадностью, и банкиры с купцами конкурировали и пожирали друг друга безжалостно. Могло показаться, жизнь стала еще более жестокой, чем во времена набегов на соседние земли для кражи скота. Старая религия не отвечала требованиям времени. К тому же возникало все больше сомнений в животных жертвоприношениях: ведь это жестоко, да и противоречит принципу ахимсы. Все чаще взоры обращались к «отрешенным» (саньясины), к тем, кто ушел от общества и стал культивировать совершенно иной тип гуманности.

Постепенно одно из центральных мест в индийской духовности заняла практика йоги.¹⁶ Классическая йога – это не гимнастика, а систематическое искоренение эгоизма. Само слово йога («соединение, связь») показательно. Первоначально арии обозначали им привязывание тягловых животных к военной колеснице перед сражением. Однако йогические аскеты занимались завоеваниями не внешних, а внутренних пространств. Они покушались не на чужое имущество, а на собственные бессознательные стимулы, которые держат людей в рабстве у эгоистических инстинктов. Йоги вели себя очень необычно. Они сидели на одном месте, своей неподвижностью напоминая деревья или статуи. Они контролировали свое дыхание, самую базовую и автоматическую из наших физических функций, причем число вдохов было минимально. Задача состояла в том, чтобы обуздать бесконечный поток мыслей, чувств и фантазий и сосредоточиться на «одной точке» (экаграта). В результате йоги начинали видеть мир в совершенно ином свете. Поскольку аура воспоминаний и личных ассоциаций, связанных с людьми и предметами, уходила, йоги больше не воспринимали их сквозь призму собственных желаний и потребностей. Из их мышления исчезало «я».

А начинался этот путь даже не с упражнений, а с долгого ученичества, сводившегося к серьезному противостоянию четырем «f». Требовалось соблюдать пять «запретов» (йама). Это следующие принципы.