Римские войны. Под знаком Марса - Махлаюк Александр Валентинович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/87
• Следующая

Сенат, безусловно, являлся органом знати, но знати особого рода – должностной. Сенаторское звание доставалось не по праву рождения или богатства, а в сущности по выбору граждан, которые избирали магистратов. В условиях непрестанных войн и неразрывной связи высших магистратур с военным командованием подъем по лестнице государственных должностей определялся успехами и подвигами в военных походах. В глазах римских избирателей, большинство из которых сами были солдатами, военные заслуги кандидата на должность, несомненно, имели решающее значение. Такое положение сохранялось и в конце республиканского периода, судя по следующим словам, с которыми знаменитый римский оратор Цицерон обращался в речи к одному из своих противников:

«Неужели тебе кажется слабой помощью и поддержкой при выборах в консулы приязнь солдат, имеющая значение и сама по себе как следствие их многочисленности, так и ввиду их влияния на близких, – тем более, что при провозглашении консула голоса солдат оказывают огромное влияние на весь римский народ. Ведь во время консульских комиций[2] избирают полководцев, а не истолкователей снов. Поэтому большой вес имеют такие заявления: «Я был ранен, а он спас мне жизнь»; «Со мной он поделился добычей»; «Под его начальством мы взяли лагерь, вступили в бой»; «Он никогда не заставлял солдат переносить больше трудностей, чем терпел сам»; «Он столь же храбр, сколь и удачлив».

В республиканском Риме знатным считалось то семейство, в котором имелись предки, занимавшие высшие магистратские должности и прославившиеся своими деяниями. Именно подвиги предков делали данный род «знатным», т. е. знаменитым. Славу для себя и своего семейства можно было заслужить прежде всего проявлением воинской доблести и военными победами. Стремясь к славе, многие римляне добровольно выходили на единоборство с врагом; немало было и таких, которые шли в бою на явную смерть ради спасения прочих воинов, или в мирное время ради безопасности отечества. По словам римского историка Саллюстия, эти подвиги «считали они богатством, добрым именем и великой знатностью». Военная слава открывала путь для должностной карьеры, успехи в которой делались источником еще большей славы. Сам политический строй Римской республики побуждал римских аристократов состязаться друг с другом доблестью и славой, чтобы снискать народное одобрение на выборах. Слава знаменитых предков имела не меньшее побудительное значение: потомки обязаны были не только сохранить ее, но и постараться превзойти. В римской истории есть немало примеров, показывающих, что ревнивое славолюбие и честь рода непосредственно определяли поведение римлян на войне и в гражданской жизни.

Так, в IV в. до н. э. прославились своим героизмом и самоотверженностью отец и сын Деции. Отец, Публий Деций Мус, отличился еще во время первой войны с народом самнитов (343–340 гг. до н. э.), когда он, командуя небольшим отрядом, выручил попавшее в окружение консульское войско. Благодаря славе этого подвига, Деций Мус, плебей по происхождению, был первым из своего рода избран консулом. Возглавив вместе с другим консулом поход против латинов, Деций совершил свой главный подвиг. Как гласит легенда, во время этого похода обоим консулам приснился одинаковый сон: величественный муж объявил, что победа достанется тому войску, чей полководец отдаст себя в жертву подземным богам. Консулы посчитали этот сон указанием на волю богов и решили пожертвовать собой ради победы. Чтобы во время боя добровольная смерть полководца не устрашила воинов, открыто объявили войску о божественном указании. После этого консулы условились между собой, что обречет себя в жертву тот из них, на чьем крыле римское войско начнет отступать. Когда на левом фланге, которым командовал Деций, враг стал теснить римлян, он совершил положенный ритуал, произнес заклинание, подсказанное жрецом, вскочил на коня и бросился в самую гущу врагов. «И нельзя было не заметить, – пишет римский историк, – что, куда бы ни направил Деций своего коня, везде враги столбенели от ужаса, словно пораженные смертоносной кометой; когда же он пал под градом стрел, уже нескрываемо перетрусившие отряды латинов пустились наутек, и широкий прорыв открылся перед римлянами». Эта героическая жертва воодушевила римское воинство, и победа была на его стороне.

Сын Деция, которого тоже звали Публием, исполнял должность консула четыре раза и стал героем многих войн. В 295 г. до н. э. в одном из сражений римляне не выдержали страшного натиска неприятеля и побежали. Деций-сын пытался их сдержать, но безуспешно. Тогда он обратился с мольбой к своему погибшему отцу и, подобно ему, обрек себя на жертву, бросившись на копья врагов. Своей жертвенной гибелью он вселил храбрость в своих бойцов и заставил оцепенеть неприятелей. После боя тело героя едва отыскали под грудой погибших врагов. Так сын приумножил славу отца.

В дополнение к этому примеру можно привести текст надписи II в. до н. э. из гробницы рода Сципионов, давшего Риму многих выдающихся полководцев и государственных деятелей. Один из членов этого рода распорядился высечь на своем надгробии такие стихотворные строки:

Огромное честолюбие и ревностное желание отличиться на военной и государственной службе воспитывались в римских аристократах многими обычаями. Победоносные полководцы удостаивались различных почестей: им назначали триумф, ставили статуи и почетные надписи; солдаты могли даровать успешному военачальнику особо почетное звание императора, т. е.повелителя, признавая тем самым его решающую роль в достижении победы. Но среди всех этих средств воспитания любви к славе древнегреческий историк Полибий (II в. до н. э.), пристально наблюдавший римские обычаи, особенно выделяет обряд торжественных похорон, которого удостаивались знатные римлянине. Описание, сделанное Полибием, стоит привести целиком.

Римлянин с масками предков

«Когда умирает кто-нибудь из знатных римлян, прах его вместе со знаками отличия относят в погребальном шествии на площадь к так называемым рострам[3]. Здесь, перед лицом всего народа, стоящего кругом, всходит на ростры или взрослый сын, или же, если сына нет, кто-либо другой из родственников и произносит речь о заслугах усопшего и о совершенных им при жизни подвигах. Благодаря этому в памяти народа живо встают деяния прошлого,и слушатели проникаются сочувствием к покойному до такой степени, что личная скорбь родственников обращается во всенародную печаль. Затем после погребения римляне выставляют изображение покойного, заключая его в небольшой деревянный шкафчик, помещенный в его доме на самом видном месте. Изображение представляет собой маску, точно воспроизводящую цвет кожи и черты лица умершего. Шкафчик открывают во время общенародных жертвоприношений, маски старательно украшаются цветами.

Если умирает какой-нибудь знатный родственник, маски эти выставляют в погребальном шествии, надевая их на людей, похожих на умерших ростом и телосложением. Люди одеваются в одежды с пурпурной каймой, если умерший был консулом или претором, в пурпурные – если цензором, наконец, в шитые золотом – если умерший был триумфатором[4]. Они едут на колесницах, а впереди них несут пучки прутьев, секиры и прочие знаки отличия в зависимости от должности, которую умерший занимал в государстве при жизни. Подойдя к рострам, все они садятся по порядку на кресла из слоновой кости. Трудно представить себе зрелище более внушительное для юноши честолюбивого и благородного. Неужели он может равнодушно взирать на это собрание своих предков, прославленных за доблесть и как бы оживших вновь? Оратор говорит не только о том покойнике, которого хоронят, но по окончании речи о нем он переходит к повествованию о подвигах всех присутствующих здесь предков, начиная от старейшего из них. Таким образом непрестанно обновляется память о заслугах доблестных мужей; имена благодетелей отечества становятся известными народу и передаются в потомство».

• Предыдущая
• 5/87
• Следующая