Клеопатра. Последняя царица Египта - Вейгалл Артур - Страница 19
- Предыдущая
- 19/66
- Следующая
Открытие Цезарем нового храма, который, можно сказать, был храмом Клеопатры, сопровождался ошеломляющими празднествами, и легковозбудимое население огромного города, по-видимому, если можно так сказать, сошло с ума от восторга. Были организованы большие гладиаторские бои, для развлечения публики было также разыграно миниатюрное морское сражение на искусственном озере. Большинство людей в толпе были уже вполне готовы согласиться без рассуждений с высоким положением статуи Клеопатры. В это время в Риме люди были неравнодушны к чужеземным богам, небесным или во плоти; и на самом деле культ египетской богини Исиды, с которой Клеопатра, как Венера, была связана так тесно, прочно завладел их воображением. За последние несколько лет культ Исиды стал чрезвычайно популярен у низших сословий в Риме. А когда в 58 г. до н. э. согласно закону, запрещавшему располагать храмы чужеземных богов в определенных районах города, потребовалось разрушить храм Исиды, не нашлось ни одного человека, который захотел бы притронуться к священной постройке. И в конце концов консул Луций Павел был вынужден подоткнуть свою тогу и приступить к разборке здания своими руками. Таким образом, эта церемония открытия храма, организованная Цезарем с такой расточительностью, имела явный успех, и, несмотря на негодование Цицерона, статуя Клеопатры с народного согласия заняла свое постоянное место в храме Венеры. Цезарь не жалел денег и в этот раз, и в других случаях, чтобы доставить удовольствие народу. Однажды 22 тысячи человек шикарно пообедали за счет Цезаря. В то время такие действия для завоевания расположения народа были необходимы, ведь, хотя диктатор был в тот момент практически всемогущ и хотя ходили разговоры о том, чтобы закрепить за ним его должность на десятилетний срок, в рядах его сторонников не было того единства, которого от них ждали. Антоний, первый помощник Цезаря, находился в то время в опале после ссоры со своим господином. Ходили слухи, что он хотел отомстить за себя, убив Цезаря. Уже становилось ясным, что партия сторонников Помпея, несмотря на поражения при Фарсале и Тапсе, еще жива и ждет смертельного удара. Некоторые действия диктатора были весьма оскорбительными, и в Риме нашлись люди, которые пользовались любой возможностью, чтобы осудить его и вознести хвалу памяти его врага Катона, чья трагическая смерть после битвы при Тапсе и поношение его памяти во время недавнего триумфа произвели такое тягостное впечатление. Цицерон написал панегирик этому несчастному человеку, на который Цезарь, защищаясь, ответил публикацией своего противоположного по настроению произведения, в котором чувствовалась нота горечи и даже злобная враждебность. В адрес Клеопатры в кругу аристократии делались всевозможные нелестные замечания, а когда диктатор публично признал отцовство их с Клеопатрой ребенка и разрешил ему носить имя Цезарь, стали шептаться, что его законный брак с царицей неизбежен.
Смешанное население Рима получало удовольствие от политических раздоров, и, хотя положение Цезаря казалось недосягаемым, всегда было большое количество людей, готовых от случая к случаю совершать на него нападки. В то время на Римском форуме постоянно царили волнение и беспорядок, а на улицах и в общественных местах можно было почти всегда увидеть возбужденных людей. В театрах намеки на эту тему принимались бешеными аплодисментами, и даже в сенате часто возникали беспорядки. Народу всегда нужно было потакать, и Цезарь был вынужден во все времена играть на галерку. К счастью для него, он достиг высочайших вершин в искусстве саморекламы, а его обаяние вместе с выдающейся и привлекательной внешностью оказывали желаемое действие на воображение простых людей. Его отношения с Клеопатрой были в целом в его пользу в глазах простолюдинов, которые приветствовали Цезаря хриплыми радостными криками как «ужас галльских женщин». А тот факт, что Клеопатра была иностранкой, не имел никакого значения для неоднородного населения Рима. Его жители сами представляли собой смесь разных народов римского мира, а то, что любовница Цезаря и вероятная будущая жена была гречанкой, для них не являлось объектом для критики. В любом театре Рима в то время можно было сидеть среди зрителей-иностранцев и слушать драму на греческом языке. Им Клеопатра, вероятно, казалась удивительной женщиной, связанной родственными узами с богами, приехавшей из знаменитого заморского города, чтобы насладиться обществом их диктатора – полубога. Так что римляне были абсолютно готовы принять ее как приятное и романтическое дополнение к политической ситуации.
Среди многочисленных реформ, которые провел тогда Цезарь, была одна, которая явилась прямым следствием его посещения Египта. На протяжении некоторого времени несовершенство календаря причиняло большие неудобства, и диктатор – очень возможно, что по предложению египетской царицы, – решил пригласить в Рим кого-нибудь из ее придворных астрономов, чтобы они внедрили новую календарную систему, основанную на египетском календаре. Самым известным в то время астрономом в Александрии был Созиген, и именно к нему, наверное по совету Клеопатры, обратился Цезарь. После тщательных исследований было решено, что нынешний 46 г. до н. э. следует удлинить до 15 месяцев, или 445 дней, чтобы эту номинальную дату привести в соответствие с реальным временем года. Так называемый юлианский календарь, который таким образом был введен, является тем самым, на котором основывается наша нынешняя календарная система, и небезынтересно будет вспомнить, что если бы не Клеопатра, то теперь во всем мире использовался бы совершенно другой набор месяцев.
Голова Цезаря в то время была полна планов завоевания Востока. В 65 г. до н. э. Помпей привез в Рим множество подробностей, касавшихся его сухопутного маршрута на Восток. Этот путь начинался от порта Фасис на Черном море, поднимался по реке с таким же названием (совр. река Риони) к ее истоку в Иберии, проходил по долине реки Куры и выходил к Каспийскому морю. По воде этот путь вел вдоль реки Окс (совр. Амударья), которая в те времена впадала в Каспийское море, до ее истока и, далее, через Кашмир в Индию. Вероятно, тогда шли какие-то разговоры о том, чтобы брать с собой орлов (то есть римские легионы с их значками в виде орлов) на этом пути на Восток, и, пока Цезарь был в Египте, он, вполне вероятно, изучал вопрос о походе римских солдат в Индию по великому египетскому торговому пути (то есть намного южнее). И хотя этот последний путь на чудесный Восток, вероятно, показался Цезарю после некоторых раздумий очень подходящим для переброски войск, он в своем изначальном плане вторжения, по-видимому, склонялся в пользу сухопутного маршрута через Азию. Эту дорогу на Восток преградили парфяне, и Цезарь теперь объявил о своем намерении вести войну с Парфянским царством (фактически с восставшим из пепла Ираном, который собрали около 250 г. до н. э. возглавившие восстание против греко-македонских завоевателей парфяне. – Ред.). Нет доказательств, подтверждающих, что он хотел пойти по стопам Александра за пределы Парфии (Ирана. – Ред.) в Индию, но я считаю, что такое намерение у него было. Исходя из того, что Цезарь изучал подвиги Александра Великого, публично заявлял о своем желании соперничать с ними, безусловно, слышал от Помпея о сухопутном пути в Индию, с которым римляне познакомились во время войны с Митридатом, в нем жило необузданное стремление к дальним завоевательным походам и исследованиям. Проведя несколько месяцев в Египте, изучая условия жизни в этой стране, которая в те времена полнилась разговорами об Индии и о новой торговле с Востоком, Цезарь после отъезда из Египта сразу же принялся готовиться к войне с неким государством, преграждающим сухопутную дорогу на Восток. Тогда не оставалось никакой другой важной территории, примыкающей к Римской державе, за исключением разве бедствующей Германии, которую силой оружия следовало бы привести под власть Рима. Поскольку Индия манила сказочными богатствами, да и сама Клеопатра, в конце концов, делала попытку достичь тех далеких стран – вывод мне кажется ясен: планы Цезаря насчет Парфии были лишь предварительным этапом в обдуманном вторжении на Восток. Богатства тех далеких стран были уже в те времена притчей во языцех, и при жизни молодых людей, живших в ту эпоху, потоки индийских товаров, в том числе бриллиантов, драгоценных камней, шелков (шелк поступал из Китая. – Ред.), специй и духов начали наводнять Рим, и каждый год, согласно несколько преувеличенной оценке Плиния, этих товаров продавалось приблизительно на 40 миллионов фунтов стерлингов (Плиний говорил о 100 миллионах золотых сестерциев в год. Это миллион ауреусов по 8,19 грамма золота [позже вес монеты снизился до 5,5 грамма]. Итого 8190 килограммов золота, или, по стоимости на начало 2010 г., более 300 миллионов долларов или 190 миллионов фунтов стерлингов. – Ред.). Мог ли Цезарь устоять перед искушением сделать заявку на добычу, которая лежала за пределами Парфии? Разве тот факт, что он ничего не говорил о таком намерении, мешает мыслям такого рода заполнять его голову и быть темой обсуждения между ним и предприимчивой Клеопатрой, правительницей врат Востока, которая, как мы увидим в скором времени, сама отправила сына Цезаря в Индию? Должны ли мы на самом деле предположить, что Цезарь все-таки зря потратил свое время в Египте, или же он тогда изучал ту же самую проблему, которая теперь направила его внимание на Парфию? Посредством своего партнерства с Клеопатрой он завладел одним из путей в Индию, и александрийские купцы, вероятно, ясно обрисовали ему ценность его владения в этом отношении, так как со времени открытия морского пути на Восток эта ценность имела широкое признание.
- Предыдущая
- 19/66
- Следующая
