Суровый воздух - Арсентьев Иван Арсентьевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая

– Вылет отставлен! Выключай!

Через две минуты полуторка вновь остановилась у самолета Остапа.

– На капе! Срочно! – сообщил дежурный. Остап стал на крыло.

– В чем дело? – спросил он у летчиков, но никто, в том числе и дежурный, не мог с достоверностью ответить.

Посмотрев на Бороду, Остап вдруг что-то вспомнил и хлопнул себя по лбу.

– Ясно, товарищи, – подмигнув, сказал он. – Нас могут вернуть на капе лишь по одной чрезвычайно важной причине… Хазаров забыл поздравить Бороду с днем рождения… – кивнул он на летчика.

– Э-э, Жора, это не по-товарищески, – раздались насмешливые голоса. – Притаился и молчишь? Так не пойдет… Двадцать три года в жизни бывает только раз!

Пока Борода что-то смущенно бормотал, полуторка остановилась у командного пункта. В землянке летчиков ждал Хазаров. Он только что получил из штаба дивизии шифровку. Боевая обстановка, по последним данным, резко изменилась. Одновременно с высадкой десанта восточнее Керчи был высажен десант южнее Камыш-Буруна. Эта группа быстро продвинулась на север, создав угрозу вражеским тылам. Против десанта были брошены две дивизии немецкой пехоты, две портовые команды моряков, несколько румынских батальонов и сорок танков. Превосходящие силы врага прижали десант к морю в деревушке Эльтиген между озерами Соленым и Чурубашским. Положение создалось крайне тяжелое. Боеприпасы кончались, шторм не прекращался. Люди отстреливались последними патронами. Командование нацелило полк Хазарова на южный плацдарм.

– Мы будем бить вражеские танки, – пояснил Хазаров. – Но кроме непосредственно боевой работы, на наш полк возложена еще одна не менее важная задача – забрасывать в расположение десанта грузовые парашюты с необходимым снаряжением. Летать придется в любую погоду, при любых условиях, беспрерывно, – закончил он.

– Разрешите задать вопрос? – подал голос Борода.

– Задавайте.

– Полет с грузовыми парашютами будет засчитываться боевым вылетом или как?..

– Безусловно. Это весьма ответственное боевое задание, – подтвердил Хазаров.

Остап легонько толкнул локтем в бок Черенка и прошептал:

– Жора беспокоится о своем летном счете… Спорим, что Хазаров забыл про день его рождения, – протянул он другу руку.

– Внимание! – перебил его Хазаров. – Летчики, у кого в самолетах подвешены фугасные бомбы, проверьте лично, когда они будут сняты, и доложите майору Гудову. Вместо них вам подвесят грузопарашюты. Первую группу поведу я. – И, повернувшись к двери, он добавил уже буднично: – Ну, что же… Полетели.

Летчики встали.

– Да! – остановился внезапно Хазаров. – Лейтенант Борода!

– Я!.. – напыжился Борода.

– Поздравляю вас с днем рождения, с двадцать третьей годовщиной, – подполковник стиснул руку покрасневшего Бороды и прищурил глаза, прикидывая что-то в уме.

– Чем же хорошим побаловать нашего именинника? – спросил он летчиков, усмехаясь в усы.

– Послать его на штурмовку Багеровского аэродрома… – пошутил Остап, поддразнивая друга. Все хорошо знали, что там гнездо фашистских истребителей-ассов.

– Это само собой… – мягко ответил Хазаров. – Я думаю о другом. Наши родные, наши семьи далеко. По традиции же такие юбилеи празднуют всегда в кругу семьи. Приглашаю офицеров второй эскадрильи – боевой семьи, в которой служит наш именинник, явиться сегодня в столовую на ужин отдельно в двадцать один ноль-ноль!

Борода с каждой минутой все больше конфузился. Прижав руку к сердцу, под одобрительный шум товарищей он благодарил командира.

– А как же другие эскадрильи? – раздался голос Аверина.

– А другим эскадрильям придется дождаться своих именинников, достойных именинников… – подчеркнул Хазаров и, взмахнув по усам щеткой, положил ее в карман, наглухо застегнул реглан и, кивнув Грабову, вышел.

Через десять минут четверка под его командой покинула аэродром.

Оставшиеся экипажи пошли в землянку летчиков ожидать своей очереди. Землянка тонула в полумраке. Сквозь оконную нишу, похожую на пулеметную амбразуру, еле струился тусклый свет. Резервные пилоты расположились ближе к окну. Кто читал, кто приводил в порядок штурманское имущество, кто чистил оружие.

Черенок собрал молодых летчиков своей эскадрильи вокруг «немой» карты района. По карте, на которой не было названий населенных пунктов, полагалось совершить теоретический полет в любом направлении, называя при этом расстояния, примерные курсы и наименования всех обозначений. В стороне, прислонясь спиной к столбу, сидел угрюмый Скворцов. После вчерашнего полета на Керчь он понял, что над его головой собирается гроза, и на этот раз ему не выкрутиться. Не зря Оленин и Аверии так долго сидели вчера у Грабова. Не зря сам Грабов до полуночи не выходил от Хазарова. Скворцов видел издали в освещенном окне их тени и стремительно мелькающую щетку в руке Хазарова. Ему очень хотелось бы узнать, что они о нем говорили, а говорили именно о нем, в этом Скворцов нисколько не сомневался. Но подслушать не удалось. Вокруг ходили люди.

Ночью ему не спалось. Он долго ворочался, думал, курил. Угнетала боязнь: что принесет ему завтрашний день? Он знал, что для проверки его подвергнут страшному испытанию – пошлют на задание в самый ад. Опять придется переживать страшные минуты рядом с этим праведником Черенком, а то, чего доброго, с шалопаем Олениным или юбочником Авериным. Скворцов лежал на краю нар. Около него на одеяле развалился огромный разжиревший кот. Кот монотонно мурлыкал, и его тихое мурлыканье, напоминающее родной, уютный дом, еще больше нагоняло на сердце тоску.

Утром, однако, обстановка как будто изменилась к лучшему. Его не только не послали на задание, но даже не включили в боевой расчет, оставив в резерве. Такой поворот сразу поднял настроение.

Глядя на мутный проем окна, Скворцов размечтался. «Везет же иным людям… – думал он, вспомнив случай, происшедший на днях. – Попову предложили поехать в академию, но он, дурак, отказался, заявив, что еще не свел личные счеты с фашистами… Уж я-то не отказался бы».

В землянку вошла Таня. Постояв у двери, пока глаза привыкнут к полумраку, она шагнула вперед и присела на свободное место.

– А ну-ка, снимайте гимнастерки, у кого насчет пуговиц и подворотничков слабовато, – сказала она, хозяйственно раскладывая на коленях белые выглаженные полоски материи.

Перекидываясь шутками, летчики расстегивали «молнии» комбинезонов, ощупывали пуговицы, снимали гимнастерки.

– Очередь соблюдайте, – крикнул Аверин, успевший раньше всех стащить с себя гимнастерку и подскочить к девушке. Рисуясь, он стоял перед ней в шелковой с короткими рукавами рубашке и щурил свои красивые глаза. Таня, не удостоив его взглядом, повернулась к Бороде.

– Товарищ лейтенант, давайте, я вам примерю, – предложила она, выбирая самую длинную полоску.

Борода, что-то пробормотав, отказался.

– Ладно, Жора, иди. Как имениннику, уступаю тебе очередь, – милостиво изрек Аверин.

Борода спустился с нар, подставил могучую шею.

– Мамочка моя… Короткий! Не угадала… – сокрушенно воскликнула девушка, всплеснув руками. – Ну и шейка!..

Летчики засмеялись. Борода кашлянул и с видом страдальца полез обратно на скрипучие нары.

– А вы что же не приготовились? Давайте гимнастерку, а то подворотничков не хватит, – повернулась Таня к Скворцову.

Тот вежливо поблагодарил, разделся. В это время дверь стремительно распахнулась, показался вестовой.

– Группа подполковника Грабова на вылет. Вместо Бороды идет лейтенант Скворцов! – крикнул он во все горло.

Скворцов вздрогнул, потянулся за гимнастеркой.

– Вылет по тревоге. Немедленный! – добавил вестовой, исчезая за дверью.

По лестнице затопали Остап и Оленин со стрелками. Наверху надсадно сигналила автомашина, развозящая экипажи по самолетам. Не надевая гимнастерку, Скворцов натянул рукава комбинезона прямо на свитер и побежал следом за всеми.

За землянкой командного пункта он увидел стрелка Замошкина. С ним разговаривал уполномоченный особого отдела полка Юсин. Стрелок был чем-то смущен и несмело переступал с ноги на ногу. Скворцов похолодел.

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая