Великие Цезари - Петряков Александр Михайлович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/142
- Следующая
Итак, Катон не дал Цезарю лишить себя бессмертия. Когда победитель прибыл в Утику и узнал о случившемся, то был страшно раздосадован и воскликнул: «О Катон, мне ненавистна твоя смерть, ибо тебе было ненавистно принять от меня спасение».
Казалось бы, противостояние закончилось, враг повержен, но Катон и мертвым оставался для Цезаря соперником на пути к божественности и бессмертию. Ведь Гай Юлий так или иначе стал причиной смерти достойнейшего и благороднейшего из римских граждан, снискавшего себе славу на ниве справедливости, – чистой и незапятнанной кровью арене, а не на войне, подобно прославленному завоевателю. Стало быть, какие бы подвиги ни совершал Гай Юлий Цезарь, сколько бы стран и народов ни завоевал, каким бы золотым дождем ни осыпал своих сограждан и какими бы лаврами ни увенчивался, – все равно – преступник, раз посягнул на совесть Рима. Так примерно могли рассуждать многие его современники. Катон символизировал собой в их сознании такие понятия, как справедливость (в отличие от цезарианского пощадизма), честность и благородство.
Примерно так, как выше сказано, воспринимала Катона и римская интеллигенция, в том числе и Цицерон, написавший хвалебную о Катоне книгу. Она привела Цезаря просто в ярость, и он, хоть и был, как всегда, сверхзанят государственными делами, все же нашел время для написания своей о благородном Марке Порции Катоне книги под названием «Анти-Катон».
Текст этот, к сожалению, утрачен, остались лишь незначительные фрагменты, но и по ним можно судить, как глубоко ненавидел Цезарь этого человека. Никто, кроме Катона, не вызывал у него такого раздражения и негативных эмоций, и об этом можно судить по тем отрывкам, что сохранились. Пытаясь любым способом очернить своего духовного антипода, он притягивает на помощь такие факты, которые его самого обливают грязью с ног до головы, но он этого, похоже, и не способен заметить. Автор этого сочинения открыто, к примеру, признается, что сестра Катона Сервилия была его любовницей, стало быть, женщиной легкого поведения. Так вот, говорит автор, если сестра, дескать, была шлюхой, то что вы хотите от брата? Какое тут может быть благородство, честность и совесть, если они из одной семьи?
Просто поразительно, какой беспомощный приводится аргумент. Не говоря о том, что Сервилия была лишь сводной сестрой Катона, в этой ситуации Цезарь выставляет себя в негативной роли соблазнителя. Причем с корыстными, как это всегда у него и бывало, целями.
А вот еще один аргумент. Всем была хорошо известна любовь Катона к своему брату Квинту. Когда тот внезапно умер, причем это случилось на чужбине, Марк Катон горько оплакал смерть своего брата и, по римскому обычаю, сжег его тело и поставил на его могиле памятник из фасосского мрамора. Обошелся он Катону недешево: целых восемь талантов. А что пишет об этом Цезарь? Дескать, после того как Катон сжег тело, он просеял через сито прах своего брата в поисках золота. На кого он этими россказнями рассчитывает? На совсем уже наивного простака? Катон потратил восемь талантов на памятник, а затем стал искать какие-то крупицы, чтобы возместить издержки?
Обвинил он Катона и в пьянстве. А тот, наоборот, говорил, по Светонию, что «Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым».
Еще один факт, описанный Аппианом. У Катона был друг по имени Гортензий. Его жена была бесплодной, и этим его друг очень сокрушался. Тогда Катон отдал Гортензию на время свою жену Марцию, а когда она забеременела (от Гортензия, разумеется), взял ее к себе обратно в дом. Этому можно дать противоречивую оценку. С одной стороны, это акт самопожертвования, Катон нанес себе тем самым глубокую душевную рану, а с другой (так наверняка рассуждал Цезарь), он сделал из своей жены, добропорядочной матроны, гетеру, тем самым оскорбил и унизил.
Напомним читателю и о наместничестве Катона на Кипре. Помните, когда он возвращался в Рим, на корабле возник пожар и сгорели деловые бумаги? Человек Цезаря Клодий обвинил тогда Катона в умышленном поджоге с целью скрыть свои финансовые нарушения и погреть на этом руки. Если Катон, как и всякий наместник, и имел возможность обогатиться на Кипре, но, как честный чиновник, этого не сделал, то что можно сказать об авторе пасквиля, ограбившем всю Галлию, Испанию, Египет и Африку?
Цезарь как-то сказал, что «Катону не дают покоя старые обиды», имея в виду, что в свое время он помешал Катону избраться консулом. Катон, кстати, по этому поводу не слишком сильно расстраивался. Но до этого, как мы помним, своими затяжными речами в сенате он помешал Цезарю сделать два дела сразу – избраться заочно консулом и справить триумф.
Но теперь, когда он мертв, можно справить четыре триумфа сразу: галльский, египетский, понтийский и африканский. Все триумфы были отпразднованы по возвращении Цезаря в Рим с неслыханной пышностью, размахом и расточительством. Он затмил казавшиеся верхом роскоши недавние триумфы Помпея. Для каждого из шествий изготавливались детали носилок, колесницы, сбруи и прочего из одного материала: для галльского триумфа – из лимонного дерева, для египетского – из акации, для понтийского в дело шел черепаший панцирь, а для африканского, само собой, слоновая кость.
Добыча, которую несли рабы на изукрашенных носилках, была такой богатой, и ее было так много, что римские граждане были просто в шоке от такого невиданного ранее изобилия всего награбленного Цезарем в разных странах. В процессии вели, конечно, и знаменитых пленников, среди которых был и заклятый враг Цезаря галл Верцингеториг; в африканском триумфе зрители могли видеть малолетнего сына убитого Петреем нумидийского царя Юбы – он станет не только царем под именем Юба II, но и знаменитым писателем и ученым. В египетском триумфе самой знатной пленницей была сестра Клеопатры Арсиноя. В этом триумфе Цезарь в окружении сорока слонов, на спинах которых горели факелы, в наступивших сумерках проехал через всю столицу.
Для нашего героя наступил наконец-то настоящий праздник, ставший наградой за многолетние лишения и смертельные риски в многолетних войнах. Ради этих счастливых долгожданных дней он отчаянно дрался с галлами, германцами, испанцами и прочими бесчисленными племенами и народами, затем пришлось уничтожить и десятки тысяч своих же соотечественников в гражданской войне.
Триумфы отмечались с конца августа по конец сентября с небольшими интервалами, которые были заполнены еще более грандиозными празднованиями и пирами.
На пиру сорок шестого года пьянствовали и угощались за счет победителя десятки тысяч человек. К каждому из столов, за которым пировали по девять человек, подавалась амфора фалернского вина, а это более двадцати литров и кадус (бочка) хиосского вместимостью тридцать восемь литров. Этот пир на весь Рим длился не один день, и на нем, помимо прочего, было съедено шесть тысяч миног общим весом более двух тонн.
Вот такие масштабы. А какие он устраивал вечеринки! На них выступали разные хоры и балеты, пели иноземные певцы и певицы, танцевали свои танцы представители разных народов, а военный танец был исполнен сыновьями вельмож из Малой Азии.
В эти дни можно было увидеть и троянскую конную игру, и состязания атлетов на Марсовом поле, и обычные для римлян скачки в Большом цирке. А впервые столичные жители увидели такое зрелище, как навмахия, то есть морское сражение. Для этой цели на берегу Тибра был выкопан пруд, где четыре тысячи гребцов, разделенные на две флотилии, показали искусство морского боя. Помимо инсценированных во время триумфальных шествий наиболее ярких эпизодов завоевательных войн, великий полководец дал, так сказать, и наглядные бои прямо в Большом цирке; с каждой стороны сражались по пятьсот пехотинцев, тридцать всадников и двадцать слонов.
В память о своей покойной сестре Юлии победитель на целых девять дней занял Форум, где были устроены звериные травли, введенные в обиход развлечений римской толпы еще Суллой, но Цезарь превзошел на этот раз своих предшественников более широким размахом – за время этих кровавых игрищ было уничтожено четыреста львов.
- Предыдущая
- 42/142
- Следующая
