Козырные тузы - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 36

• Предыдущая
• 36/106
• Следующая

Прародительница Роя, надежно укрытая от Земли Солнцем, решила сосредоточить усилия на подтверждении этих гипотез.

— Ну и вот, говорю я Максине: когда ты займешься своим здоровьем? Уже пора показаться доктору и…

Сумасшедшая старуха медленно брела по переулку навстречу холодному ветру, волоча за собой мешок.

Порывы ветра, долетавшего из Сибири, заставляли Синди ежиться — слишком тонкой была ее куртка, — трепали белокурые волосы. Она наблюдала за тем, как Модульный человек пытается вызвать бродяжку на разговор, сунуть ей бумажный пакет с едой из китайского ресторана, но та не обращала на него никакого внимания, В конце концов андроид просто засунул бумажный пакет ей в мешок и вернулся к Синди.

— Не переживай, ты ничем не можешь ей помочь.

Он подхватил девушку на руки и взвился в небо.

— Я не могу отделаться от мысли, что все-таки можно что-то сделать.

— Сверхчеловеческие способности — не панацея, Модульный человек. Ты должен научиться мириться с тем, что и для тебя существуют свои пределы.

Андроид ничего не сказал. Синди продолжала:

— Если не хочешь сойти с ума, тебе придется понять, что никто пока не изобрел такой вирус, который хоть чем-то мог бы помочь чокнутым старушкам, которые таскают весь свой мир в полиэтиленовом мешке и живут на помойках. Я не обладаю никакими особыми способностями, но и то понимаю это. Эй? Ты слушаешь?

— Да. Я тебя слышу. Знаешь, для девушки, которая недавно приехала из Миннесоты, ты ужасно упряма.

— Ну, во время кризиса в нашем Хиббинге тоже приходится несладко.

Они летели к «Козырным тузам». Синди сунула руку в карман и вытащила небольшой пакетик, перевязанный красной ленточкой.

— У меня для тебя подарок. Мы ведь сегодня видимся в последний раз. Веселого Рождества.

Андроид, казалось, смутился.

— А я не догадался приготовить тебе какой-нибудь подарок.

— Ничего. У тебя голова была занята более важными вещами.

Модульный человек развернул бумагу. Ветер подхватил яркую ленточку и понес ее вниз, в темноту. Внутри оказалась золотая булавка в форме туза червей с выгравированной на ней надписью «Мой герой».

— Я подумала, она тебе пригодится. Можешь носить ее на поясе брюк.

— Спасибо. Это очень мило.

— Не за что.

Синди обняла его.

Эмпайр-стейт-билдинг буравил ночь разноцветными лучами прожекторов. Парочка приземлилась на террасе Хирама. Гул ресторана пробивался даже сквозь вой ветра — посетители праздновали Рождество. Синди и Модульный человек долго смотрели в окна.

— Знаешь, — наконец сказала девушка, — мне уже надоели деликатесы.

Андроид немного подумал.

— Знаешь, мне тоже.

— Тогда как насчет той китайской кафешки? А потом можно пойти ко мне.

Ему вдруг стало тепло, несмотря на сибирский ветер. Через миг они уже были в воздухе.

Внизу, в переулке, внимание бездомной старухи привлекло что-то яркое. Она наклонилась и подняла красную ленточку, затем положила находку в мешок и побрела дальше.

«Праздники — самое поганое время», — как-то раз много лет назад под Новый год сказал ему Кройд. На Таймс-сквер собралась веселая взбудораженная толпа, ждущая, когда упадет хрустальный шар. Джуб пришел туда понаблюдать, а Кройд окликнул его с порога одного из домов. Он тогда не узнал Спящего, но, если уж на то пошло, он почти никогда его не узнавал. В тот раз Кройд был на голову ниже Джуба, а его складчатую висячую кожу покрывал мягкий розовый пушок. В перепончатых лапах он сжимал флягу с темным ромом, и его тянуло поболтать о семье, потерянных друзьях, об алгебре. «Праздники — самое поганое время», — повторял он снова и снова, а потом шар наконец-то упал, и Кройд раздулся, как дирижабль, и всплыл в небо. «Самое поганое время!» — прокричал он с высоты в последний раз перед тем, как исчезнуть из виду.

Джуб только сейчас начал понимать его слова. Он всегда любил человеческие празднества, которые являли собой столь красочное зрелище, столь странную смесь скупости и расточительности, такое изобилие поражающих воображение обычаев — одним словом, множество материала для изучения и анализа. Но в этом году, стоя в своем киоске утром последнего декабрьского дня, он понял, что день утратил свое очарование. Слишком уж жестокой была ирония. По всему городу люди готовились к встрече нового года, который мог стать последним годом их жизни, их цивилизации и их вида. Газеты писали о событиях года уходящего, и в каждой из них война с Роем провозглашалась событием года, и каждая из них писала о ней как о деле прошлом, если не считать каких-то незначительных операций по зачистке в странах третьего мира. Но Джуббен был не так глуп.

Он переложил какие-то газеты, продал экземпляр «Плейбоя» и мрачно уставился в прозрачное по-утреннему небо. Там ничего не было, кроме нескольких обрывков перистых облаков — они быстро неслись куда-то в вышине. Но она была там, он знал это. Далеко от Земли Прародительница летела сквозь непроницаемую тьму космоса, черная и массивная, как астероид. Она затмевала звезды, проплывая мимо них, безмолвная и жуткая, мертвая и холодная на вид. Сколько миров, сколько рас погибли из-за того, что купились на эту видимость? Внутри своей оболочки она жила, развивалась, с каждым днем становилась все разумней и совершенней, оттачивала свою тактику на каждой неудаче.

Расы Сети знали ее как врага с сотней имен: дьявольское семя, вселенская чума, адское чрево, пожирательница миров, прародительница кошмаров. В коллективном сознании богинь-королев Кондикки ей присвоили символ, который обозначал «ужас». Мыслящие машины с Крега передавали ее последовательностью бинарных импульсов, которая сигнализировала о неисправности, линконины пели о ней высокими, пронзительными, исполненными боли трелями. Но лучше всех ее помнили лай'бары. Для этих киборгов-долгожителей она была Тьят М'ра, закат расы. Десять тысяч лет назад Рой наводнил родную планету лай'баров. Киборги, заключенные в жизнеобеспечивающую оболочку, выжили, но те, кто так и не сменил плоть на металл, погибли — а с ними и все грядущие поколения. Лай'бары вот уже десять тысяч лет как превратились в мертвую расу.

— Прародительница! — вскрикнул тогда Эккедме, а Джуб так ничего и не понял — пока не перерезал бечевку, связывавшую кипу свежих газет, в тот день, когда ее отпрыски высадились в Нью-Джерси. «Должно быть, это какая-то ошибка», — глупо подумал он, увидев заголовки. Рой был кошмаром из истории и легенд, а они случаются только с другими планетами где-то далеко, а не с той, на которой находишься ты сам. И его научный, и его жизненный опыт здесь были бессильны; неудивительно, что он заподозрил такисиан, когда связь с капсулой на орбите оборвалась. Он чувствовал себя полным болваном.

И — хуже всего — он и был болваном. Обреченным я беспомощным болваном.

Она таилась там, наверху, эта живая, осязаемая тьма, которую Джуб почти чувствовал. В ее чреве вызревали новые поколения зародышей — жизнь, которая несла с собой смерть. И очень скоро ее дети вернутся и сожрут эту извращенно прекрасную расу, к которой он так привязался… сожрут и его тоже, если уж на то пошло, а он будет не в силах ничем помешать им.

— Хреново выглядишь, Морж, — буднично проскрежетал колючий, как наждачная бумага, голос.

Джуб поднял глаза… выше… выше. В Тролле было девять футов роста. Серая униформа скрывала зеленую бородавчатую кожу, а когда он ухмылялся, зубы торчали во все стороны. Зеленая лапища размером с крышку канализационного люка деликатно приподняла двумя пальчиками номер «Таймс». Ногти на пальцах были черными и острыми. За изготовленными по специальному заказу зеркальными очками поблескивали красные глазки под нависшими надбровными дугами.

— И чувствую себя тоже хреново, — отозвался Джуб. — Праздники — самое поганое время, Тролль. Как дела в клинике?

• Предыдущая
• 36/106
• Следующая