Грёзы Февра - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 42
- Предыдущая
- 42/103
- Следующая
— При чем здесь Байрон? Ты меня озадачиваешь. Я ждал от тебя все что угодно, еще одну проверку, крест, вопросы. Но только не это.
— Джошуа, — произнес Марш, — сколько тебе лет?
Последовало молчание.
— Я хорошо ориентируюсь в возрасте. Но с тобой, твоими белыми волосами и прочим, все не так просто. По внешнему виду — по твоему лицу, рукам — я бы сказал, что тебе тридцать один, максимум тридцать пять лет. В этой книге написано, что Байрон умер тридцать три года назад, а ты говорил, что знал его.
Джошуа вздохнул.
— Да. — Его голос прозвучал горестно. — Глупая ошибка. Меня так очаровал вид этого парохода, что я забылся. Потом я решил, что это не имеет большого значения. О Байроне ты ничего не знал. Я был уверен, что ты забудешь.
— Может быть, я не так быстро соображаю, но я ничего не забываю. — Марш крепче сжал в ладони спасительную трость и подался вперед. — Джошуа, я хочу поговоритъ с тобой. Пусть женщина уйдет отсюда.
В темноте раздался ледяной смешок Валерии. Теперь она казалась ближе, хотя Марш не слышал, чтобы она передвигалась.
— Он отважный глупец, — сказала Валерия.
— Валерия останется, Эбнер — упрямо сказал Йорк. — Я полностью доверяю ей. Она может знать все, что ты намереваешься сказать мне. Она такая же, как я.
Марш почувствовал холодок, и ему стало очень одиноко.
— Как ты? — отозвался он, едва шевеля губами. — Ладно, тогда кто ты есть?
— Суди сам, — ответил Джошуа. Внезапно во тьме каюты вспыхнула спичка.
— О Боже, — прохрипел Марш.
Неяркое пламя осветило черты Джошуа неверным светом. Губы его опухли и потрескались. Обожженная почерневшая кожа плотно обтягивала лоб и скулы. Шея под подбородком была усеяна водянистыми пузырями. Рука, державшая спичку, была красной, с облезлой кожей. Глубокие глазницы зияли белками глаз в красных прожилках. Джошуа Йорк мрачно улыбнулся. Марш услышал, как лопнула натянувшаяся плоть. Из только что открывшейся раны по щеке потекла мутная белесая жидкость. Отпал кусок кожи, обнажив кровоточащую розовую мякоть.
Свеча потухла, и наступила благословенная тьма.
— Значит, его партнер… — обвинительным тоном промолвила Валерия. — Вы говорили, что собираетесь помогать ему. Вот она, ваша помощь. Все это сделали вы со своей командой, с вашими подозрениями и угрозами. Он мог умереть из-за вас. Он — бледный король, а вы — ничто, но он пошел на такое, чтобы завоевать ваше никчемное доверие. Вы удовлетворены, капитан Марш? Похоже, что нет, раз вы здесь.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросил Марш, пропустив слова Валерии мимо ушей.
— На свету яркого дня я пробыл менее двух часов, — ответил Джошуа; теперь Марш вонял, почему тот так натужно говорил. — Я понимал, что рискую. Я и раньше шел на это, когда требовалось. Четыре часа могли погубить меня, шесть часов убили бы точно. Но два часа, причем большую часть времени я провел вне досягаемости прямых солнечных лучей… Я знаю границы возможного. Ожоги выглядят куда хуже, чем они есть на самом деле. Боль вполне терпима. Все быстро пройдет. Завтра никто даже не догадается, что со мной такое приключилось. Уже сейчас моя плоть исцеляется. Пузыри лопаются, слезает мертвая кожа. Ты и сам видел.
Эбнер Марш зажмурил глаза и снова открыл их. Разницы не было. Что так, что иначе, со всех сторон его окружала тьма, и все же он еще видел перед собой бледно-голубое пламя горящей спички и жуткое изуродованное лицо Джошуа.
— Значит, святая вода и зеркала — все это чушь, — пробормотал он. — Однако днем ты и в самом деле не можешь выходить на свет Божий. Что ты говорил насчет своих проклятых вампиров?.. Они реальные. Только ты лгал мне. Ты лгал мне, Джошуа! Ты никакой не охотник за вампирами, ты сам — один из них. Ты, и она, и все остальные. Все вы Богом проклятые вампиры!
Марш вытянул перед собой пекановую трость, бесполезный деревянный меч, чтобы оградить себя от существ, которых он даже не видел. В горле у него пересохло и запершило. Было слышно, как непринужденно рассмеялась Валерия и пододвинулась к нему ближе.
— Сбавь тон, Эбнер, — спокойно сказал Джошуа, — избавь меня от твоего негодования. Да, я лгал тебе. На нашей первой встрече я предупредил тебя, что, если ты будешь задавать мне вопросы, в ответ будешь получать ложь. Ты сам заставил меня лгать тебе. Я сожалею только об одном, что ложь была состряпана не лучшим образом.
— Мой партнер! — сердито воскликнул Эбнер. — Черт, я даже сейчас не в силах поверить. Убийца, хуже, чем убийца. Что ты делал все эти ночи? Уходил, чтобы в укромном месте подкараулить кого-нибудь несчастного, разорвать ему горло и выпить кровушки? А потом как ни в чем не бывало возвращался… Да, так оно и было, теперь я понимаю. Почти каждую ночь ты оказывался на новом месте — и никакого риска. К тому времени, когда люди на берегу находили твою жертву, ты уже далеко. И бежать тебе никуда не нужно. Ты здорово устроился в прекрасной собственной каюте на роскошном пароходе. Неудивительно, что вам так хотелось иметь собственный корабль, мистер капитан Йорк. Чтоб тебе пусто было!
— Замолчи, — приказал Йорк. В голосе его прозвучала такая сила, что Марш тотчас закрыл рот. — Опусти трость, пока, размахивая ею, ты тут что-нибудь не разбил. Опусти, я сказал. — Марш опустил трость на ковер, — Очень хорошо.
— Он такой же, как все остальные, — вмешалась Валерия. — Он ничего не понимает. У него к тебе ничего нет, только ненависть и страх. Мы не можем оставить его в живых!
— Возможно, — нехотя произнес Йорк. — Я думаю, что все не так просто, хотя, возможно, я ошибаюсь. Что скажешь, Эбнер? Только берегись, взвешивай каждое свое слово.
Но Эбнер Марш был слишком зол, чтобы думать. Переполнявший его страх уступил место гневу, ему лгали, его заставили играть в игру, превратили в полного идиота. С Эбнером Маршем так не обращался еще ни один человек. И не имело значения, что это не человек вовсе. «Грёзы Февра», своего красавца, Марш превратил в плавающий ночной кошмар.
— Я давно на реке, — сказал Марш. — Не вздумай меня пугать. Когда я ходил на своем первом пароходе, то видел, как на моих глазах в салоне Сен-Джона выпустили кишки моему приятелю. Тогда я схватил того негодяя, который сделал это, вырвал у него нож и сломал ему спину. Участвовал я и в войне против Страшного Топора, был и в истекающем Канзасе… какому-то кровососу меня просто так не взять. Только попробуй тронь меня! Я в два раза превосхожу тебя в весе, к тому же ты обгорел до костей. Я откручу тебе башку. Может быть, мне давно следовало бы это сделать.
Ответа не последовало. Потом, к его великому изумлению, Джошуа Йорк разразился смехом.
— Ах, Эбнер, — сказал он, когда немного успокоился. — Ты — речник до мозга костей. Мечтатель, хвастун и полный идиот. Ты сидишь здесь и ни черта не видишь, в то время как мне хватает того света, который просачивается через щели в ставнях и двери, через ткань штор. Ты сидишь здесь, толстый и неуклюжий, а моя сила, насколько тебе известно, заключается в скорости. Уж кому-кому, как не тебе знать, как бесшумно я умею передвигаться. — Последовала пауза, потом скрип, и вдруг голос Джошуа донесся из другого конца каюты. — Вот так. — И снова наступила тишина. — И так. — Он уже оказался позади него. — Или так. — Он снова был там, где сидел первоначально; Марш, пытавшийся поспевать за ним и крутивший головой, почувствовал тошноту. — Ты начнешь истекать кровью, хотя моих прикосновений даже не ощутишь. Я могу в темноте подползти к тебе и вцепиться в горло, а ты даже не поймешь, что произошло. И все же, несмотря на все это, ты сидишь здесь, задрав бороду и направив взгляд не в ту сторону, ругаешься и угрожаешь мне! — Джошуа вздохнул. — У тебя сильный дух, Эбнер Марш. Ты не силен в рассуждениях, но в силе духа тебе не откажешь.
— Если хочешь убить меня, чего же медлишь, давай действуй, — сказал Марш. — Я готов. Да, обогнать «Эклипс», может быть, мне и не удалось, зато я выполнил почти все, что намечал в жизни. Лучше мне гнить в одной из тех могил Нового Орлеана, чем командовать пароходом, напичканным вампирами.
- Предыдущая
- 42/103
- Следующая
