Дикие карты - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 59
- Предыдущая
- 59/114
- Следующая
– Иди спать, Таки, – сказала она. Подошедший Мел спросил, не оттащить ли его в постель. – Не сегодня, ты же знаешь, какой сегодня день. Пусть проспится здесь.
Он так и не смог вспомнить, когда заснул.
Голова у него готова была лопнуть, а вопли Мела только усугубляли положение.
– ... Да чихать мне с высокой горки, что тебе обещали, подонок! Ты ее не увидишь!
Второй, более тихий голос что-то отвечал.
– Ты получишь свои поганые деньги, но больше ни на что не рассчитывай, – рявкнул вышибала.
Tax поднял глаза. В зеркалах мелькали смутные отражения: странные изогнутые силуэты, расплывающиеся в тусклом утреннем свете, отражения отражений, многие их сотни, прекрасные, чудовищные, бессчетные – его детища, его наследники, результат его неудач, живое море джокеров. Негромкий голос произнес что-то еще.
– Да пошел ты! – ответил Мел.
Его тело походило на изогнутый прутик, а голова была размером с тыкву; Tax невольно улыбнулся. Мел оттолкнул кого-то и потянулся за спину, нащупывая свой пистолет.
Отражения и отражения отражений, нелепо удлиненные силуэты и силуэты, раздутые как бочонки, силуэты круглолицые и тощие, как щепки, силуэты белые и черные, они разом ожили, и клуб наполнился шумом; Мел хрипло вскрикнул, послышался сухой треск выстрела. Tax инстинктивно нырнул под стол, по пути больно ударившись лбом о край столешницы. Он сморгнул выступившие от боли слезы и съежился на полу, глядя на бесчисленные отражения ног, а мир вокруг него вдруг начал рушиться вдребезги, утопая в оглушительной какофонии. Стекло раскалывалось и падало, вокруг разбивались зеркала, и крошечные посеребренные лезвия разлетались во все стороны, слишком многочисленные, чтобы даже Космосу и Хаосу удалось их поймать; черные трещины разбегались по отражениям, отхватывали куски от всех искривленных теней-силуэтов; кровь забрызгивала зеркальные осколки.
Ад прекратился так же внезапно, как и начался. Негромкий голос что-то произнес, потом послышались шаги и хруст разбитого стекла. Миг спустя раздался приглушенный вскрик. Tax лежал под столом, пьяный и перепуганный насмерть. Палец пронзила резкая боль: он кровоточил, порезанный осколком зеркала. Он не мог думать ни о чем ином, кроме иррациональных человеческих суеверий относительно разбитых зеркал, которые предвещали несчастье, и прикрыл голову руками, точно пытаясь заставить этот чудовищный кошмар рассеяться.
Второй раз он очнулся оттого, что его бесцеремонно тряс полицейский.
Один из детективов сообщил ему, что Мел мертв; ему показали фотографию вышибалы, лежащего в луже крови посреди куч разбитого стекла. Рут тоже была мертва, как и один из швейцаров, слабоумный циклоп, который ни разу в жизни и мухи не обидел. Тахиону также показали газету. «Рождественская бойня», вот как окрестили это репортеры, и передовица была посвящена трем джокерам, которых нашли убитыми под елкой в рождественское утро.
Мисс Фасетти исчезла, сообщил ему второй детектив; известно ли ему что-либо об этом? Замешана ли она в этом, по его мнению? Виновница ли она или жертва? Что он может рассказать им о ней? Он сказал, что не знает никакой мисс Фасетти, и тогда ему пояснили, что они спрашивают его об Анжеле Фасетти, более известной как Ангеллик. Она исчезла, а Мела застрелили, и самое ужасное во всем этом было то, что Tax не знал, где он теперь будет брать выпивку.
Его продержали в участке четыре дня, беспрерывно допрашивая, задавая по кругу одни и те же вопросы, пока Тахион не принялся кричать, умолять, требовать соблюдения его прав, адвоката и выпить. Ему дали только адвоката. Слуга закона сообщил, что они не имеют права держать его, не предъявляя никакого обвинения, поэтому такисианина обвинили в бродяжничестве и в оказании сопротивления при аресте и стали допрашивать по новой.
К третьему дню у Таха тряслись руки и его преследовали галлюцинации наяву. Один из детективов, тот, что прикидывался добрым, пообещал ему бутылку в обмен на сотрудничество, но почему-то его ответы никогда не удовлетворяли их, и обещанная бутылка не появлялась. Тот, что прикидывался злым, грозился упечь его в тюрьму до конца жизни, если он не расскажет правду. Я думал, что это просто кошмар, говорил им Тахион, всхлипывая. Я был пьян, я заснул. Нет, я не видел их – только отражения, искаженные, бесчисленные. Я не знаю, сколько их было. Я не знаю, из-за чего все произошло. Нет, у нее не было врагов. Ангеллик все любили. Нет, она не убивала Мела, это просто абсурд, Мел любил ее. У одного из них был тихий голос. Нет, я не знаю, у кого именно. Нет, я не помню, о чем они разговаривали. Нет, я не знаю, были они джокерами или нет, да, они были похожи на джокеров, но зеркала искажают отражение – некоторые, не все, понимаете? Нет, я не смогу узнать их на фотографиях, я ведь даже и не видел их толком. Мне пришлось спрятаться под столом, понимаете, ведь пришли убийцы, а мой отец всегда говорил, что нужно прятаться, я не мог ничего сделать.
Когда до них дошло, что инопланетянин рассказывает им все, что ему известно, с него сняли все обвинения и выпустили – на темные улицы Джокертауна, в ночной холод.
Он брел по Боуэри, дрожа от холода. На перекрестке с Хестер-стрит Морж из своей газетной палатки выкрикивал вечерние новости.
– Узнайте об этом все! – кричал он. – Черепаха наводит ужас на Джокертаун!
Тахион остановился и вяло проглядел заголовки.
«ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ЧЕРЕПАХУ», – сообщала «Пост». «ЧЕРЕПАХУ ОБВИНЯЮТ В НАПАДЕНИИ», – информировала «Уорлд телеграм». Значит, славословия уже закончились. Он пробежал глазами текст. Прошлую и позапрошлую ночь Черепаха прочесывал Джокертаун, поднимал людей на сотню футов в воздух и там допрашивал, угрожая бросить их, если не будет доволен их ответами. Когда полиция прошлой ночью попыталась арестовать его, он забросил две их машины на крышу клуба «Шизики» на Четэм-сквер. «ПОРА ОСТАНОВИТЬ ЧЕРЕПАХУ», – призывал в своей колонке редактор «Уорлд телеграм».
– Вы в порядке, док? – спросил Морж.
– Нет, – ответил Тахион и положил газету на место. Все равно он не мог купить ее.
Вход в «Дом смеха» перекрывали полицейские ограждения; на двери висел замок. «ЗАКРЫТО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК», – гласило объявление. Тахиону совершенно необходимо было выпить, но карманы его роскошного пальто были пусты. Он подумал о Десе и Рэнделле и понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, где они живут и как их фамилии.
Такисианин доплелся до «Комнат», устало поднялся по лестнице. Шагнув в темноту своего номера, он почувствовал, что там холодно, как в морозильнике; окно было открыто, и ледяной ветер разгонял застарелый запах мочи, плесени и алкоголя. Неужели он забыл закрыть окно? Тахион в замешательстве сделал шаг вперед, и в этот миг кто-то вышел из-за двери и схватил его.
Это произошло так быстро, что у него совершенно не было времени отреагировать. Рука, перехватившая его поперек горла, казалась стальным прутом, и его вскрик задохнулся, не успев родиться, а его правую руку грубо заломили за спину. Он хрипел, рука у него, казалось, готова была треснуть пополам, а незнакомец уже толкал его к открытому окну, и Тахион мог лишь слабо дергаться в захвате, сила которого намного превосходила его собственную. Он с размаху врезался животом в подоконник, задохнулся окончательно и вдруг кувырком полетел из окна вниз, зажатый в стальных объятиях своего обидчика, прямо на тротуар.
Они резко затормозили в пяти футах от цементной мостовой, так резко, что человек, державший его, охнул.
Tax закрыл глаза за миг до удара и открыл их только тогда, когда они начали вновь плавно набирать высоту. Поверх желтого шара уличного фонаря виднелось кольцо более ярких огней, повисшее в темноте зимнего беззвездного неба.
Рука, перекрывавшая ему дыхание, ослабила хватку ровно настолько, чтобы Тахион мог застонать.
Они обогнули панцирь и мягко опустились на его поверхность. Металл был ледяным, его холод пробирал даже сквозь ткань брюк. Черепаха начал подниматься в ночное небо, и похититель отпустил Тахиона. Тот судорожно глотнул морозного воздуха и, повернувшись, очутился лицом к лицу с мужчиной в черной кожаной куртке на молнии, черных дерюжных брюках и резиновой зеленой маске лягушки.
- Предыдущая
- 59/114
- Следующая
