Записки охотника Восточной Сибири - Черкасов Александр Александрович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/159
• Следующая

Какими именами только не величают медведя в Забайкалье! Некоторые из русских в разговоре называют его хозяином, другие — таптыгиным, третьи — косолапым мишкой или косматым чертом; другие же, в увлечении своих рассказов, называют его черной немочью… — и все эти прозвища так уже усвоились, что никогда не нужны пояснения. Кроме того, сибиряки по большей части медведя зовут просто черным зверем или зверем. По-тунгусски медведь называется кара-гурдсу, что означает тоже черный зверь; должно полагать, что сибиряки усвоили это название от тунгусов, как и многие другие слова. Орочоны[13] называют его чепчёкун, а некоторые — челдоном. (Странно, что орочоны прозвали так медведя потому, что челдонами в Сибири называют вообще всех ссыльно-каторжных). Склад медвежий известен всем, так что толстого, неповоротливого человека как раз назовут таптыгиным или косолапым мишкой. Надо заметить, что в Сибири медведи достигают страшной величины. Мне случилось видеть на одной станции Красноярской губернии шкуру только что убитого медведя длиною от носа до хвоста с лишком 20 четвертей, а в 18 и 19 четвертей в Забайкалье не редкость. Шкуры здешних медведей гораздо выше доброкачественностию, нежели медведей, убиваемых в Европейской России. Здесь шерсть на них гораздо пушистее, мягче, длиннее, и такого буро-рыжего цвета, какой мне случалось видеть в России, тут не увидишь. У меньшей породы шерсть бывает иногда почти совершенно черная, с серебристой проседью на хребте; у большой же породы шерсть бывает всегда бурее. Попадаются изредка медведи с белой манишкой на груди; по замечанию промышленников, они самые злые и самые опасные. Говорят, что они происходят от помеси князьков (смот. ниже) с простыми медведями.

Запах от медведя так силен, что собаки за несколько десятков сажен слышат его, а на боязливой лошади трудно переехать через свежий медвежий след. Век медведя определить не берусь: надо полагать, что он может жить довольно долго. Г. Брем говорит, что в неволе медведи жили до 50 лет и что самка, имея 31 год от роду, приносила еще молодых. В 1855 г. около Шилкинского завода в Нерчинском горном округе добыли медведя до того старого, что он уже не мог сопротивляться. Его убили, как теленка. Зубы у него были совершенно истерты, когти обношены, сала нисколько не было. Медведь этот даже не в состоянии был сделать себе берлогу и лег между двумя плитами в утесе, где его и убили, осенью, еще по черностопу. Шкура его была чрезвычайно плоха, шерсть рыжеватого цвета, непушистая, жесткая и висела прядями, мездра тонкая, некрепкая.

Всем известно, что медведи на зиму ложатся в берлоги и чутко спят до самого теплого времени. В народе есть поверье, будто медведь сосет свою лапу[14] и тем пропитывается зимою; я лично не верю этому, потому что имею много фактов, отвергающих это обстоятельство: мне ни разу не случалось слышать от здешних промышленников, чтобы они добывали из берлоги медведей с мокрыми, обсосанными лапами; напротив, лапы всегда сухи, ровной толщины, с пылью и даже грязью в когтях, оставшейся от ходьбы еще до снега. Желал бы я знать, как об этом обстоятельстве трактуют гг. ученые натуралисты? Большинство сибирских промышленников этому не верят. Зимний сон медведя не похож на ту спячку, которой подвергаются у нас другие животные: ежи, лягушки, летучие мыши, сурки. Медведь не бывает в оцепенении, нет, он в берлоге только, если можно так выразиться, полуспит, полудремлет, и если не видит[15], то слышит; доказательством этому служит то обстоятельство, что медведи среди самой жестокой зимы слышат приближение охотников и нередко выскакивают из своих вертепов ранее, чем охотники успеют приготовиться к нападению. Что медведи дышат в берлогах — нет никакого сомнения, потому что в сильные холода около их берлог на окружающих кустиках и деревцах рано по утрам бывает так называемый здесь куржак, т. е. иней, который и садится на ветки от мерзнущих испарений, отделяющихся вследствие жизни зверя. Медведь в берлоге питается особым процессом — на счет собственного жира, запасенного с осени в большом количестве. Худые, незаевшиеся медведи в берлоги не ложатся, а бродят по лесу и делаются шатунами (смотри ниже).

Медведь берлогу свою устраивает различным образом: делает ее под искарью, т. е. у корня упавшего дерева, или выкапывает ее в виде большой ямы под огромными валунами, плитами и т. п.; или же просто делает ее с поверхности земли и закрывает сверху хворостом, прутьями и мхом; наконец, некоторые медведи ложатся в утесах, т. е. в их щелях, гротах и пещерах[16]. Во всякой берлоге, где бы она ни была сделана, медведь из мха (шайкта по-сибирски) делает себе постель и изголовье и ложится большею частию рылом к отверстию, или, как говорят, к лазу. Берлоги обыкновенно делаются в местах самых отбойных, по-сибирски — крепких, всегда в логах, в сиверах, за ветром, в страшной чаще леса и весьма редко на открытых, видных местах. Сибиряки замечают, что тот медведь, который делает свою берлогу на открытых местах, например в увале, в солнопеке и прочь, гораздо опаснее того, который ложится в глухих таежных местах. Поэтому при охоте на такого медведя и принимают более предосторожностей. Почему это так, они и сами объяснить не умеют, а толкуют розно. Мне же самому на деле поверить этого не довелось. Но вот случай, который объясняет совершенно противное. Два мальчика деревни Б-й Нерч. горн. округа ехали осенью в 185… году прямой лесной дорогой из соседней деревни домой. Увидев на земле белку, они соскочили с лошадей и бросились ее ловить. Белки не поймали, а от лошадей убежали далеко. Возвращаясь, один из них заметил на солнопеке, в увале, какую-то черную дыру, как он объяснял впоследствии; его подстрекнуло любопытство; он бросил своего малолетнего товарища, взобрался на увал, подошел к черному отверстию, прилег на пол и стал в него глядеть. Но, увидав в нем два больших светящихся глаза, испугался, тихонько отполз от находки и, неоднократно оглядываясь, добежал до лошадей, где уже дожидался его товарищ. Приехав домой, он тотчас объяснил об этом обстоятельстве своему отцу, который, смекнув в чем дело, собрал товарищей-промышленников и отправился по указанию своего сына — будущего неустрашимого охотника — на то место, где мальчик видел черную дыру. Нашел ее. Оказалось, берлога; в ней лежал огромнейший медведь, которого и убили в присутствии мальчика. Так как это было еще осенью, когда медведь не облежался, то нельзя не удивляться простоте зверя, который видел сквозь лаз молодого наблюдателя и по уходе его не оставил своего жилища. Случай этот выходит из рамок обыкновенной предосторожности и предусмотрительности медведя.

Медведи ложатся в берлоги с осени, около воздвиженья. Если осень холодная и снежная — раньше. Буде снег застал медведя, еще не легшего в берлогу, то зверь этот прибегает к хитрости: прячет свои следы и, прежде чем доберется до берлоги, которую они приготовляют гораздо раньше, всегда еще по черностопу, делает петли, как заяц, проходит несколько раз по одному месту, скачет в стороны, иногда через огромные куты и валежины, и потом уже подходит к берлоге. Сначала, покуда еще тепло, они ложатся на самую берлогу или около нее, а потом, когда станет похолоднее, залезают уже в нее и ложатся головой к самому отверстию, которое и не затыкается, пока не установится зима. Вот почему добывать их в это время, когда они лежат еще не крепко, с открытым челом (лазом), очень опасно: медведи всегда почти раньше выскакивают из берлоги, нежели к ним подойдут охотники. И тогда в густой чаще леса, где едва только можно пролезть, с медведем возня плохая. Тут успех — более дело случая, и ни опытность, ни проворство, ни уменье владеть оружием не помогают. Когда же установится зима, начнутся сильные морозы, медведь затыкает лаз в берлогу изнутри мхом наглухо и, закупорившись таким образом, лежит до тепла, если ему никто не помешает. Часто случается, что собака, нечаянно наткнувшись на берлогу и полаяв над ней, выгоняет медведя из зимней квартиры в другое место. Нередко случается в Забайкалье, что в одной берлоге лежат три и четыре медведя, то есть либо самка с двумя медвежатами и пестуном, либо без пестуна со своими детьми, которые в это время уже довольно велики. Медведь же — самец, кобель или бык по-сибирски — ложится всегда один. Если лежит матка с детьми и пестуном, то у всякого свое логово, своя постель из мху, травы, тонких прутиков и т. п. Обыкновенно матка ложится первая к отверстию берлоги, а дети и пестун за ней. Выходят медведи из берлоги около благовещенья, немного раньше или позже, смотря по тому, холодно или тепло. Медведица приносит молодых всегда еще в берлоге, обыкновенно в марте и весьма редко в начале апреля. Молодые медвежата всегда имеют узкий белый ошейник, который с первым линянием зверя незаметно расходится по шерсти, теряя свою белизну все более и более и, наконец, с возрастом зверя совершенно исчезает. В весьма редких случаях белые пятна остаются преимущественно на шее и у обматеревших животных. За один помет она обыкновенно носит одного или двух, редко трех и очень, очень редко четырех медвежат, которые родятся слепыми и через несколько недель[17] проглядывают, и притом чрезвычайно маленькими, не больше двухнедельных щенков, потому что замок у медведицы небольшой в сравнении с величиной зверя и который, как говорят промышленники, не расходится (?) во время родин. Хотя некоторые зверовщики и уверяют, что медведицы иногда приносят по 5 молодых, но я этому не верю^{5}. Не основано ли это предположение на том, что промышленникам доводилось видеть медведицу с пятью медвежатами, из которых некоторые могли присоединиться от случайно погибшей своей матери к чужой? Не ходили ли две медведицы с детьми вместе, из которых одна была замечена, а другая нет? Делаю все эти предположения потому, что ни один промышленник не уверял меня, что ему случалось добывать медведицу еще в берлоге со столькими медвежатами, хотя и бывали примеры в Забайкалье, что перед весной убивали медведицу из берлоги сама-шестую, то есть с пестуном и двумя лонскими детьми (прошлогодними) и с двумя новорожденными^{6}, которых, конечно, тотчас можно было отличить по их величине.

• Предыдущая
• 24/159
• Следующая