Грозный. Пес, который искал человека - Юрченко Кирилл - Страница 5

• Предыдущая
• 5/19
• Следующая

Человек отсоединил модем, отключил от источника питания компьютер – это был компактный ноутбук в металлическом корпусе – и вытащил устройство на свет. Следом – щенка. Еще целый час потратил на то, чтобы вернуть рыхлый грунт обратно, а в довершение обвалил на это место державшуюся на честном слове кирпичную облицовку выгоревшей стены.

– Ну, вот и все! – сказал он. Взял под мышку компьютер и направился к берегу. Радостный щенок бежал за ним, совершенно не задумываясь о грозящей разборке с матерью.

Но Тира была счастлива, что они вернулись. Издали заметив их, начала прыгать от радости. А когда приблизились, всячески выражала человеку свою благодарность, облизывала руки и вертелась юлой.

Когда вечером человек вышел из своего домика, собаки по обыкновению ждали его у порога, рассчитывая на кормежку.

– Тира! – позвал он, и сука тотчас вскочила, радостно залаяв.

– Так, значит, это ты и есть! – воскликнул человек и ласково потрепал ее.

Подбежал Грозный и начал задираться.

– Ну а вы, сударь, именно тот, кто мне нужен. Я даже не сомневаюсь! – сказал человек и подхватил щенка. – Ну, а меня зовут Андрей Рокотов. Видишь, у меня тоже рычащая фамилия, несмотря даже на кошачье окончание. Р-р-р-р-окотов! Р-р-р-р!

Он несколько раз качнул щенка на руках, как игрушку, делая вид, что желает подбросить. Грозный сначала испугался, затем зарычал в ответ – не то сердито, не то радостно-восторженно.

Свою мать Грозный воспринимал как существо одного с ним типа. Но не менее родным казался ему человек, чей высокий рост и прямостоячая походка обязывали щенка к уважению и признанию старшинства. Природное любопытство щенка и его жадное стремление понять и опробовать «на вкус» все неизвестное нашли свой выход в самый подходящий для этого момент, когда Грозный только начал активно познавать мир. Если бы возле фермы не появился человек или Тира оказалась бы слишком недоверчивой, чтобы присоединиться к двуногому, щенок неизбежно превратился бы в диковатого зверя, рассудочная деятельность которого ограничена только правилами поведения в естественной среде.

Но теперь на него каждый день обрушивалось море информации, что требовало усиленной работы его еще зачаточного сознания. Будучи с рождения беспомощным, Грозный должен был учиться постепенно, узнавая и запоминая все новое, что открывалось ему. В отличие от какого-нибудь детеныша сайгака, уже на четвертый-пятый день становящегося хорошим бегуном, наследственная программа щенка не предусматривала такого быстрого развития, но тем надежней и шире становились усвоенные знания. И это тоже объединяло его с человеком, который в начале своей жизни вынужден проходить еще более долгий путь взросления. Однако, в отличие от сородичей, внутри Грозного происходили никому не ведомые процессы. Они должны были подстегнуть его развитие. Насколько – никто не знал. И трудно сказать, было ли так действительно задумано, или сыграли роль другие обстоятельства, но Грозный обещал стать очень умным и сообразительным псом. Естественно, при условии, что рядом окажется тот, кто возьмет себе в обязанность учить и направлять.

Значительную часть первоначального опыта Грозному привила мать. По мере того как сынок начал проявлять активность, она брала его с собой на прогулки, учила огибать непреодолимые препятствия, остерегаться ям и промоин, не каждую из которых можно перепрыгнуть, опасаться разных неизвестных звуков. Кроме того, он должен был уяснить рамки допустимых норм. Если мать призывала к порядку, необходимо подчиниться, если звала в игру – можно устроить возню, но никак не наоборот. Когда у него начали прорезаться молочные зубы, он учился различать, в каких обстоятельствах и с какой силой пускать их в дело. Так, под чутким руководством Тиры, он овладевал всем тем, что изначально должна знать каждая собака.

С появлением человека пришлось постигать другие науки.

Андрей Рокотов не слишком хорошо разбирался в основах собачьего воспитания и действовал скорее интуитивно, разделяя богово и кесарево: дозволяя щенку сделать правильный выбор между собственными инстинктами и тем, чему пытался его обучить. Первое время он удивлялся необычной смышлености щенка, входящей в противоречие с его представлениями о том, что к абстрактному восприятию действительности животные способны мало или неспособны вовсе. Но позже, когда Грозный показал отличное запоминание слов и их значений, это уже не вызывало особого удивления.

Перво-наперво Андрей обучил Грозного самым важным, как он считал, командам. Чтобы прибегал по первому зову, чтобы не смел кусаться или проказничать, если запрещают, чтобы ел тоже по велению и сидел неподвижно в ожидании, когда это нужно. Грозный выучил не только сами команды: «сидеть», «ко мне», «фу», «рядом» и так далее, но и все их разночтения, вроде: «нельзя», «хватит», «посиди», «иди сюда», «пошли» и тому подобное. Из найденных на ферме обрезков каких-то ремней Андрей сделал ошейник и в минуты, когда ему нечем было заняться (а это была большая часть дня), учил щенка ходить рядом, брать барьер и тому подобным вещам, и не удивлялся тому, что не приходится одергивать или заставлять силой – Грозный будто с полуслова понимал, чего от него требуют. Все делал играючи.

«А ведь еще только щенок!» – думал Андрей, когда в минуты отдыха немного грубыми и уверенными движениями массировал шею, плечи и голову собаки. Где-то давно он вычитал, что этим демонстрирует свое право лидерства.

«Нет, конечно, – рассуждал Андрей, – нельзя считать разум Грозного подобным человеческому. Как и нельзя утверждать, что при том же самом наборе органов чувств, у него должны быть одинаковые с человеком эмоции и ощущения». Разумеется, у Грозного были свои мысли, свои представления об окружающем мире, но все они оставались для Андрея за семью печатями. Щенок для него был тем ярким примером выражения «Все понимает, а сказать не может». Как немой ребенок. Так он к нему и относился – как к ребенку.

В детстве Андрей Рокотов сам пережил немоту, которая была вылечена стараниями заботливых родителей и добрых врачей – с этим ему, в отличие от многих других детей, страдающих мутизмом, анартрией и прочими заболеваниями, крупно повезло. У него был старший брат Сергей, с которым они, несмотря на разницу в возрасте, были удивительно похожими, почти как близнецы. Несчастье младшего сподвигло старшего на то, чтобы оказывать посильную помощь брату и всячески защищать его от нападок ровесников. Для обоих это была отличная возможность проявить свою братскую любовь. Казалось, она стала еще крепче, когда Андрей Рокотов наконец избавился от недуга.

Памятуя о благодарности к докторам, он и при выборе профессии решил пойти по этой стезе. Правда, стал врачом военным, хирургом, не раз участвовал в локальных конфликтах, миротворческих «операциях», и настоящие операции, бывало, выполнял под градом пуль, сам имел ранения. Но чем старше становился, тем острее было желание посвятить себя обществу, а еще лучше – детям, как те врачи, что изменили его жизнь. Своих детей у него не было, и семьи тоже. Как-то не сложилось.

Зато он не мог не порадоваться за своего брата. Родители могли гордиться старшим: Сережа пошел по научной стезе, и карьера его продвигалась стремительно. Он действительно был толковый человек. Много учился, потом с помощью денег отца даже основал свою научную лабораторию, желая строить бизнес на научных идеях, казавшихся такими привлекательными: начиная с новых методов лечения болезней, заканчивая воплощением мечты о продлении жизни, а может быть даже (как подозревал Андрей) о бессмертии – настолько одержимым казался всегда старший брат.

Дружба между братьями распалась внезапно. Причиной тому послужила смерть матери. Она заболела и истаяла быстро, как свечка. А потом случилось что-то и вовсе для Андрея несусветное: не прошло и года, как отец женился снова, на молодой женщине. После того как Рокотов узнал об этом, он посчитал свой сыновний долг исчерпанным.

• Предыдущая
• 5/19
• Следующая