Пока живешь, душа, - люби!.. - Сопин Михаил - Страница 27

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая

тел сборником «Обугленные веком» поразить товарищей по партии, но не встретил под-

держки. Стихи никуда «не пошли», чему мы только порадовались).

А сборник остался... По тональности он близок к «Девяносто третьему году», стихи

жесткие, часто афористичные. Очень много посвящений. Миша говорил: «Что я могу сде-

лать для людей, которых люблю? Подарить стихотворение. Другого у меня ничего нет...»

Однако в целом от книги - неудовлетворение. Отделение Вологды от Северо-Запад-

ного издательства привело к тому, что квалифицированные редакторские кадры остались

в Архангельске, своими Вологда так и не обзавелась, а мы навсегда потеряли поддержку

Елены Шамильевны.В непредсказуемой политической обстановке и ожидании очередного

дефолта выделенные средства надо было использовать молниеносно. Сборник «Обуглен-

ные веком» (230 страниц) составлялся в спешке. Миша с другом подбирали опубликован-

ное в газетах (якобы прошедшее редактуру, что на самом деле было не всегда). Несмотря

на серьезные удачи, сборник оставлял впечатление «сырого». Незадолго до смерти Миша

взялся его переработать. Некоторые исправления нам с сыном потом показались спорны-

ми…Спорным кажется и художественное оформление, хотя оно делалось в соответствии с

пожеланиями автора. Тем не менее… если бы мы тогда не собрали эти стихи вместе, то и

вовсе растеряли бы их.

...Одно мы отсылали, другое забирали случайно зашедшие знакомые. Потом хвата-

лись - оказывалось, что самое удачное неизвестно где. Миша стал печатать под копирку, но копии тоже терялись, а горы недоработанных стихов, к которым автор потерял инте-

рес, росли.

Время от времени я пыталась систематизировать рукописи, но получалось плохо.

Михаил все рвался вперед, многое оставалось на уровне заявок. Все это складывалось в

пачки, которые перевязывались тесемочками. Миша обещал, что к этому вернется, но

становилось все яснее, что это время вряд ли наступит.

Бумаги заполняли квартиру, собирали пыль. Однажды я жестко за них взялась. Де-

лила рукописи на несколько кучек: номер один (удачное, но чуть подработать), номер два

(отдельные ценные строчки и мысли) и номер три – копии, на выброс. Печки у нас не бы-

ло, уличный контейнер Миша использовать не хотел. Мы набивали рукописями хозяйст-

венные сумки и увозили за город на свой картофельный участок - сжигать. Когда у Миши

серьезно заболели органы дыхания, врач потребовала капитальной чистки квартиры. Уне-

сти рукописи было некуда, возить для сжигания не стало сил. Я все-таки упаковывала их

в газеты и бросала в мусорку...

Сначала дело шло довольно бойко, среди ранних стихов слабого попадалось много.

Но потом я все чаще оказывалась перед фактом, что выбрасывать практически нечего. На-

конец, сказала: «А в этом разбирайся сам».

Груды бумаг долгое время лежали на подоконнике. Порой я вытаскивала что-нибудь

из середины для журналистских нужд, и если видела в стихотворении удачную мысль или

строку, подсовывала для доработки. Часто такой ход бывал плодотворным.

... Муж вернулся к сохраненным стихам незадолго до смерти. В последние месяцы

нового не писал, но охотно правил: это было не только занятие для души в тяжелой боль-

ничной обстановке, но и отвлечение от физических страданий. Стало ясно, как много там

ценного. Это же почувствовали мы с сыном Петром, разбирая после смерти рукописи. На-

следие оказалось гораздо богаче, чем можно было предположить.

110

* * *

В. Громову

Слева - чаща. Леса.

А направо - обрыв.

А с небес - голоса,

Плачут души в надрыв:

О себе, о тебе,

Обо мне, обо всех –

Как по красному полю

Калиновый снег.

Лопнул свет-грозовей!

А за ним - темнота.

И распяло меня вертикалью плота.

Не видать ничего.

Я ослеп, что со мной?

Заливает глаза

Маслянистой волной.

Но устала река.

И вздохнула вода.

И великою тишью объяло года.

И пока я пытался понять - пронесло?

Поглядел, а в руках

Догорает весло.

Вниз по речке - закат.

Вверх - калина в цвету.

Без весла, без шеста

Я плыву на плоту.

А вода холодна-холодна!

И красна.

И на тысячу лет

Подо мной

Глубина.

* * *

К разрубленным виями узам

Влачился

С великим трудом.

Отторгнутый братским Союзом,

Спешил я в родительский дом.

И вижу,

Что нет его боле:

Звон вишен,

Кукушечий плес –

Обман.

На мираж колоколен

Ползу, как подстреленный пес.

Чтоб скрыться,

Уйти от бессилья,

К тебе, обновленной, стремлюсь,

Умытая

Кровью

111

Россия,

Слезами

Омытая

Русь.

* * *

Век гильотинный,

Липкий,

Век железный.

Прошу, молюсь

У пропастной межи:

Останови нас, Господи,

Пред бездной

До жатвы

До кровавой.

Удержи!

* * *

Когда я говорю,

Что нет меня,

То это значит:

В сердце нет огня.

Я стал другим.

Поэзия не та.

Вокруг –

Зияющая темнота.

Темна, необитаемо-пуста

Моя душа,

Как церковь без креста.

КАЗНЕННЫМ ДО РОЖДЕНЬЯ

Двадцатый век!

Часы несут

Бред классовый

После итога:

Война. Экстрема - Божий суд?..

Казнил народ

Царя и Бога.

Полуночь вспарывает:

«Ах!»

Свистя, сечет кровавый посох

Детей,

Убитых в матерях,

В больницах,

На ночных допросах.

Все это в жизни,

Не в бреду:

Из подземелий лица, лица...

Детишек призраки идут

Взглянуть в глаза своим убийцам -

В глаза родителям идей,

112

В глаза защитникам детей:

Чиновным людям и врачам,

И государевым заплечным

Идут. Идут по далям млечным

Колонны мертвых по ночам.

Хоругви вьюг метут косые,

Переливаются, шуршат,

Бинтуя в путь

Стопы босые

Лишенных жизни малышат.

Бесчеловечно. Стынь пустынь.

Энтузиазм умалишенных

Натаскивает капюшоны

На церкви, пашни, на кресты.

Меж тунеядцев и стиляг,

Мстя городам,

Диктуя избам,

Между вождизмом и рабизмом

Век движется на костылях,

Раскачиваясь, как сосуд,

Расплескивая сладость яда.

Кто там припомнил Божий суд?

Не надо, Родина.

Не надо.

ЧЕРНАЯ ЛАМПАДА

Из позабытого былого

И скорбь светла,

И боль легка.

И мысль, и праведное слово

Доходят лишь через века.

Ни мира нет в тебе,

Ни лада.

Казнишь и славишь на бегу,

Россия –

Черная лампада

На вечно каторжном снегу.

ТРЕТИЙ АНГЕЛ

Разгул. Животность.

Ересь-речь.

Народ и есть народ,

Не боле:

То табунами

Церкви жечь,

То бандами на богомолье.

Вновь третий ангел пред лицом

Ждет, когда дождь падет свинцом

И все затмит-зальет:

И проклянут отцы сынов,

113

Сыны пойдут против отцов

Сквозь красный гололед!

Река из слез,

Из крови брод...

Мне стыдно за такой народ!

За перекошенную внешность,

За нищедольные края.

Моя Россия –

Ум и нежность.

Бандитски-рабья - не моя!

* * *

Отчизны мрачные черты:

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая