Агония страха - Март Михаил - Страница 13
- Предыдущая
- 13/87
- Следующая
Труп лежал на гальке возле воды. Морская пена омывала пятки мертвеца. Осмотр трупа занял немного времени. Москаленко торопился отправить его в морг и как можно быстрее избавиться от толпы зевак. Правда, толпой этих людей было назвать сложно. На ведомственном пляже санатория Министерства обороны все выглядели одинаково, но не стоило забывать о том, что у семидесяти процентов отдыхающих в шкафах их апартаментов висели генеральские мундиры и разговаривать с этой публикой было непросто.
Труп с простреленной головой переложили на носилки, накрыли простыней, и санитары быстро потащили его к лифту. Врач, эксперты и милицейский наряд исчезли следом. На месте остались только Москаленко и Безбородько.
Кирилл Трофимович Безбородько работал в крымской прокуратуре пятый год и считался самым результативным следователем. До этого он двадцать один год прослужил в киевской прокуратуре, но его отправили в ссылку за превышение полномочий, а точнее — за неприятие политики генерального прокурора. Обычное дело, если человек не способен идти на компромиссы и ладить с всесильным хозяином. Безбородько получил на выбор любую область, но только подальше от центра. Он составил рапорт, где указал, что его жена страдает заболеванием легких и ей необходим крымский климат.
Такой расклад всех устраивал, и он тут же получил назначение. Выглядела эта история немного унизительно. Дело в том, что следственный отдел крымской прокуратуры возглавлял ученик Безбородько, в свое время бывший стажером под патронажем Кирилла Трофимовича. Теперь их роли поменялись. Правда, Безбородько придворные интриги не касались. Он был и оставался человеком дела и очень быстро доказал, что значит профессионал высокого ранга.
Все эти подробности подполковнику Москаленко не были известны. Он понимал, что проштрафился и теперь будет исполнять роль мальчика на побегушках. Однако Безбородько вел себя очень корректно по отношению к местному сыскарю и уступал ему роль ведущего, оставаясь в большей степени наблюдателем, контролером и советчиком. Странное поведение следователя подполковник понял по-своему: его, подполковника, проверяют на вшивость. Приходилось лезть из кожи вон.
В этой ситуации мундир Москаленко только мешал. Все эти пузатые пляжники смотрели на него, как на щенка, все эти, будто только он виноват в гибели одной особи из их стаи морских слонов.
— Я прошу меня извинить, — как можно более мягким тоном сказал Москаленко, глядя на одного из двоих толстяков, стоявших рядом. — Если вам не трудно, постарайтесь сдержать свой пыл и расскажите все по порядку. А для начала представьтесь.
— Кто? Я? — растерялся разбушевавшийся говорун, тряся третьим подбородком.
— Извините. Здесь пляж. На вас нет мундира, и вы не в своем кабинете, где висит табличка с вашим именем.
— Я генерал-майор Кругов. Донецкий военный округ.
— Так что здесь случилось, товарищ генерал?
— Как что? Вы не видели?
— Я видел труп, но как этот человек превратился в покойника, я не видел. Могу только утверждать, что он умер от огнестрельного ранения в голову. Моя обязанность выяснить обстоятельства дела, для этого необходимо опросить свидетелей. Если вы таковым являетесь, то прошу вас перейти к сути дела. Мы не можем терять понапрасну время.
Генерал обмяк, и его раздутые по-петушиному щеки повисли.
— Ну да, конечно. Убит Владислав Викторович Прибытков, генерал-лейтенант. Он курировал охрану особо важных военных объектов Московского округа ПВО. Точнее сказать не могу. Вместе отдыхали каждый год. Здесь мы и познакомились несколько лет назад, — он кивнул на молчаливого, хмурого приятеля, стоявшего рядом. — И вот Арсен Давыдыч тоже. Мы старались брать отпуска в одно время. Тут и встречались. Вместе веселей. По вечерам «пулечку» расписывали. Короче говоря, все, как положено. Владислав Викторович очень приятный человек, остроумный, море обаяния. Любил пошутить, а тут на тебе!
— Вы видели, как это произошло?
— После завтрака каждый день в десять часов мы спускаемся на пляж. Владислав первым делом идет окунуться, а мы устраиваемся под своим постоянным зонтиком. Так и сегодня было. Я забыл очки и читать газету не смог. Дальнозоркость. Вот я и следил за заплывом Владислава. Он вошел в воду и поплыл. В какой-то момент мне показалось, что на его голове появилось странное темное пятно. Он совершенно седой, и его голова отчетливо видна над водой, а тут вдруг это пятно. И голова исчезла. Я думал, он нырнул, а его нет и нет. Мы с Арсеном подбежали к вышке, — он кивнул назад. Метрах в тридцати находилась спасательная команда, — позвали ребят на помощь. Я сам с ними поплыл, чтобы место указать. Они его выловили и вытащили на берег. Вот тут мы все увидели. Спасатели побежали за врачом и звонить в милицию, но нам сразу стало понятно, что Прибыткову не поможешь.
Внезапно заговорил второй приятель погибшего.
— По моему мнению, стреляли из парка, что на склоне, либо из гостиницы. Короче говоря, под большим углом сверху. Я в этих делах толк знаю. И в горах Афгана бывал, и в Чечне. Сам когда-то держал снайперскую винтовку в руках.
Он говорил с легким кавказским акцентом.
— Да, мы уже отправили туда своих людей, — кивнул Москаленко. — Представьтесь, пожалуйста.
— Инвалид войны, полковник в отставке Акопян.
— Герой Советского Союза, между прочим, — добавил Кругов. — А всякая тварь таких людей, как кроликов подстреливает…
Генерала остановил мягкий баритон следователя, который все время молчал и водил мыском ботинка по морской гальке.
— А давно в Ялту приехал генерал Прибытков?
— Неделю назад.
— Кроме вас, он здесь с кем-нибудь встречался?
— Есть такое дело, — подал голос Акопян. — В городе у него живет одна зазноба. Любой зовут. Местная. Лет пять знакомы. Ее он навещал. Не каждый день, конечно, но, как говорится, остыть не давал. Владислав вдовец, и тут ничего зазорного нет. Она тоже одинока.
— Вы знаете, где ее найти?
— Нет, мы ее не видели, — вмешался Крутов. — Только по рассказам знаем, что живет она на улице Гоголя, а работает врачом в каком-то санатории.
— Сколько ей лет?
— Вероятно, пятьдесят. Об этом он ничего не говорил. Делал ей предложение, но она отказалась. Не хочет ехать в Москву, а он не может переехать в Ялту. Мне кажется, их отношения начали остывать. В прошлом году он ходил к ней каждый день и редко возвращался ночевать, а в этом сезоне был у нее пару раз и оба возвращался вечером домой.
— Каково было его настроение? — продолжал допрос Безбородько, поигрывая камешками под ногами.
— Ровным, — холодно ответил Акопян. — Генерал был сильной натурой, слюни не распускал и всегда держался ровно.
— Что вы думаете о его гибели? — спросил подполковник.
Кругов пожал плечами.
— Ума не приложу.
— Ищите корни в Москве, — добавил бывший афганец.
— Спасибо за помощь.
Сыщики направились к площадке, где курсировали лифты.
— Акопян прав, — тихо сказал Безбородько. — Корни придется искать в Москве. В любом случае дело придется передавать военной прокуратуре. Снежный ком накручивается. Нас в Москву не допустят, а москалям здесь работать не дадут.
— Как договорятся, — тихо буркнул Москаленко. — Прибытков был крупной шишкой. До международного скандала дело не дойдет, сторгуются, но от шумихи мы не застрахованы. Нашим-то писакам мы пасть заткнуть сможем, да и то на определенных условиях, а вот российским горлопанам рот не закроешь. Представляю себе физиономию нашего мэра, как только он услышит об этом убийстве.
— Тут престиж всего Крыма на карту поставлен.
— Черт! Предлагал же мне Крылов идти в отпуск, а я отказался. Так он сам ушел и в стороне остался.
— Какие у вас отношения были с Крыловым? — будто невзначай спросил Безбородько.
— Нормальные.
— Но вместо себя он оставил Тарасова, а не вас.
— Вполне объяснимо. Тарасов коренной ялтинец, а я пришлый. Ясное дело, Тарасов и должен занять место Крылова, как только старик уйдет на пенсию. Все закономерно. К тому же Тарасова каждая собака в городе знает, его уважают, ценят…
- Предыдущая
- 13/87
- Следующая