Занавес опускается - Марш Найо - Страница 36

• Предыдущая
• 36/71
• Следующая

Агата встретила Фокса очень бодро.

– Я уже в курсе, мистер Фокс, – сказала она, пожимая ему руку.

– Вы меня извините, – начал Фокс, – мне, право, очень неловко…

– И совершенно зря, – перебила Агата. – Что вы извиняетесь? Вам нужно со мной поговорить? Пожалуйста. Ничего страшного.

– Сейчас мы присядем, и я по порядку изложу все, что ты рассказывала, – сказал Родерик. – Если в чем ошибусь, поправишь, а если вдруг вспомнится что-то еще, дополнишь. Ничего больше нам пока не надо. Пойми, дорогая, письмо может оказаться полной ерундой. Анонимщики пишут в Скотленд-Ярд так же часто, как пенсионеры – в «Таймс». Итак, Фокс, внимайте. Сага об Анкредах – расскажу, как смогу.

Методично излагая слышанное от Агаты, он на ходу соотносил между собой различные события, то вычленял, то вновь вплетал в ткань повествования отдельные самостоятельные линии и под конец свел их все воедино.

– Ну как? – закончив, спросил он Агату и с удивлением увидел в ее глазах восторг, будто он показал ловкий фокус.

– Исчерпывающе полно и точно, – сказала она. – Я потрясена.

– Итак, Фокс? Какие выводы?

Фокс потер подбородок.

– Знаете, сэр, я нередко задаю себе вопрос: почему, едва мы начинаем искать связь между обстоятельствами почти любой внезапной смерти, они кажутся нам подозрительными? Что я хочу сказать: крысиный яд держат дома многие и пропадает он тоже у многих. В больших домах вещи теряются часто.

– Очень разумно, Фоксик.

– Что же касается старинной книги о бальзамировании, сэр, то я задаю себе вопрос: разве не мог кто-нибудь полистать ее после похорон, а затем постепенно настроить свои мысли на тот же лад, что и миссис Аллен? Вы говорите, Анкреды не жалуют мисс Оринкорт и, вероятно, обиделись на покойного сэра Генри за его завещание. Кроме того, как я понял, они люди чрезмерно эмоциональные, легковозбудимые…

– По-моему, я не страдаю чрезмерной эмоциональностью, мистер Фокс, и к легковозбудимым меня тоже не отнесешь, – сказала Агата, – однако мне пришла точно та же мысль.

– Ну вот! – Фокс щелкнул языком. – Я, как всегда, сел в галошу, да, сэр?

– Расскажите лучше, какие еще вопросы вы себе задаете, – попросил Родерик.

– Еще я задаю себе вопрос: разве не мог кто-нибудь из этих огорченных, раздосадованных людей – скорее всего, женщина – дать волю фантазии и в сердцах, под влиянием минуты написать это письмо?

– А как же серия шуток, мистер Фокс? – спросила Агата.

– Очень глупые забавы, просто хулиганство. Нельзя так портить людям нервы. Если девочка не виновата – а, по-видимому, она не могла это проделать, – значит, чувство меры потерял кто-то другой. Человек злобный и мстительный, – серьезно добавил Фокс. – Возможно, как вы предположили, он пытался восстановить против нее сэра Генри. Но все это отнюдь не означает, что произошло убийство. При чем здесь убийство?

– Вот именно! – Родерик обнял его за плечи. – Дорогой Фоксик, вы к нам заглянули как нельзя кстати. Давайте-ка все чего-нибудь выпьем. – Другой рукой он обнял за плечи жену, и они втроем двинулись в гостиную.

У двери мужчины пропустили Агату вперед, в это время зазвонил телефон, и она пошла снять трубку. Родерик задержал Фокса на пороге, они переглянулись.

– Вы сыграли очень убедительно, Фокс. Большое спасибо.

– И все равно странноватая история, сэр, вы не находите?

– Более чем. Проходите.

Когда они вошли, Агата прикрыла рукой трубку и повернулась к ним. Лицо у нее было бледное.

– Рори, – сказала она. – Это Томас Анкред. Он хочет с тобой встретиться. Говорит, они все получили такие письма. Говорит, он сделал одно открытие. Хочет приехать. Что мне ему сказать?

– Хорошо, я с ним встречусь, – кивнул Родерик. – Пусть приезжает утром в Скотленд-Ярд. Черт бы его побрал!

Томас Анкред прибыл ровно в девять, как ему и было назначено. Беседа проходила в кабинете Родерика, на ней присутствовал Фокс.

Как все художники, Агата очень точно описывала внешность людей, а словесный портрет Томаса удался ей особенно. Редкий пушистый хохолок, широко открытые, чуть удивленные глаза, маленький рот с поджатыми губами, мягкий, запинающийся голос – у Родерика было ощущение, что он знаком с Томасом давно.

– Большое спасибо, что разрешили приехать, – сказал Томас. – Мне вообще-то не слишком хотелось, но с вашей стороны очень любезно, что вы меня приняли. Мы ведь знакомы с миссис Аллен, вот нам и пришла эта идея.

– Кому «нам»? – спросил Родерик.

– В основном Полине и Дези. Поль и Фенелла тоже поддержали. Миссис Аллен, конечно, рассказывала вам про нашу семью?

– Давайте будем считать, что я пока ничего ни о ком не знаю.

– О боже мой! – Томас вздохнул. – Значит, разговор будет долгий.

– Так о каких письмах вы говорили?

– А, да-да. – Томас похлопал себя по карманам. – Письма… Они у меня где-то с собой. Это, знаете ли, анонимки. Я, конечно, и раньше их получал. Сами понимаете, театр – разочарованные поклонники, обиженные актрисы. Но это совсем другое… да-да… Где же они? – Он приподнял полу пиджака, с подозрением поглядел на оттопыренный карман и, после некоторых колебаний, извлек оттуда какие-то бумаги, два карандаша и коробок спичек. – Вот видите, – просияв, он посмотрел на Родерика, – все-таки нашел. – И с победным видом положил на стол восемь копий уже знакомого Родерику письма, написанных печатными буквами той же самой ручкой и на такой же бумаге.

– А конверты?

– Ой, мы их не сохранили. Я про свое письмо никому говорить не собирался, – после небольшой паузы продолжал Томас, – Дженетта и Милли – тоже, но, конечно, все заметили, что другим пришли такие же письма, а потом Полина (это моя сестра, миссис Полина Кентиш) вскрыла свой конверт и подняла такой шум, что деваться было некуда, сами понимаете.

– Здесь восемь писем. Вас сейчас в Анкретоне восемь?

– Соня письма не получила, и все считают, что в анонимке намекается на нее.

– Вы разделяете эту точку зрения, мистер Анкред?

– Ну разумеется. – Томас широко раскрыл глаза. – По-моему, это очевидно. Учитывая завещание и все прочее. Естественно, там намекается на Соню, но лично я, – Томас неуверенно кашлянул, – лично я не думаю, что она убила папочку. – Он робко и беспокойно улыбнулся. – Это было бы все же большое свинство. Да и как-то трудно себе представить… Но Полина прямо-таки ухватилась за эту идею. Дези, в общем, тоже. Они обе ужасно разнервничались. Полина и так на похоронах упала в обморок, а тут еще эти письма – она переживает безумно. Вы даже не представляете, что у нас там сейчас творится.

– Значит, обратиться в Скотленд-Ярд предложила миссис Кентиш?

– И Дези. Это моя незамужняя сестра. Дездемона. Письма мы все распечатали вчера утром, за завтраком. Представляете? Я спустился в столовую первый и… для меня это был шок, поверьте. Я уже хотел бросить письмо в камин, но тут вошла Фенелла, и я незаметно сложил его под столом в маленький квадратик. Вон, сразу видно, какое из них мое – на нем следы сгибов. А то, которое будто жевали, – это Поля. Он, знаете ли, так разволновался, что его скомкал. В общем, я заметил, что у всех перед тарелкой лежит точно такой же конверт. Соня всегда завтракает у себя, но я спрашивал Баркера, и он сказал, что ей никакой почты не было. Потом один за другим пришли все остальные. Фенелла уже прочла свое письмо, и лицо у нее было довольно-таки странное. Полина сказала: «Ой, что это мне за письмо пришло? Адрес печатными буквами. Как будто ребенок писал». А Милли сказала: «Небось опять Панталоша» – и тут же начался скандал, потому что Полина и Милли из-за Панталоши всегда ссорятся. А потом и все остальные сказали: «Ой, мне тоже такое письмо пришло». Ну и распечатали. Полина, естественно, чуть не упала в обморок, а Дези закричала: «Ах, чуяло мое сердце!» – и очень разволновалась, а Милли сказала: «Когда люди пишут анонимки, то уже дальше некуда!» Дженетта (это моя невестка), Поль и Полина сказали: «Да, Милли, ты права». А потом… что же было потом? Да, а потом все начали друг друга подозревать и стали выяснять, кто автор, и Полине пришло в голову – вы уж извините, – что, может быть, написала миссис Аллен, потому что она замужем за…

• Предыдущая
• 36/71
• Следующая