Маэстро, вы убийца! - Марш Найо - Страница 3

• Предыдущая
• 3/60
• Следующая

— Агата Трой, — донёсся голос, который Аллейн с трудом узнал.

— Вот, мисс Трой, я как раз собиралась вам рассказать, как Кейли Берт написал мой портрет в Ну-Йорке. Вы знаете Кейли Берта? По-моему, это лучший портретист во всей Америке. Он вечно торчит в Ну-Йорке. Так вот, он просто умирал, так ему хотелось написать мой портрет…

Рассказ затянулся. Агата Трой не раскрывала рта.

— Наконец он закончил — кстати, платье, в котором я ему позировала, надоело мне до смерти, — и портрет удался на славу. Мой папочка купил его и повесил в гостиной нашего дома в Гонолулу. Некоторые, правда, говорят, что я там совсем на себя не похоза, но мне он нравится! Я, конечно, в искусстве ни уха ни рыла не смыслю, но точно знаю, что мне нравится, а что — нет.

— Это правильно, — послышался голос Агаты Трой. — Послушайте, я бы хотела спуститься к себе. Я ещё даже не распаковала свои вещи. Прошу меня простить…

— О, разумеется. Но мы ещё увидимся. Кстати, вы не видели тут поблизости нашего душку Аллейна?

— Боюсь, что не знаю, кто…

— Высокий и тощий, как козлик, но очень милый. Англичанин, вроде бы. Ой, я просто тащусь от него. Я тут поспорила с моими ребятами, что не только затащу его на вечеринку с поцелуями, но и непременно заставлю водить.

— А я уже заранее распрощался со своими денежками, — прыснул один из юнцов.

— Не слушайте их, мисс Трой. Но куда запропастился мой англичанчик? Я ведь только что его здесь видела.

— Он, наверное, поднялся на шлюпочную палубу, — предположил кто-то.

— Ах, вот вы о ком, — донёсся до ушей Аллейна чёткий голос Агаты Трой. — Да, он там наверху.

— Вот спасибо! За мной, кодла!

— Уррра!

— Улю-лю!

— Проклятье! — процедил сквозь зубы Аллейн.

В следующий миг мисс Ван Маес насела на него, казалось, со всех сторон сразу, хвастаясь, как соорудила себе леи — настоящую гавайскую травяную юбчонку — из фиджийского красного жасмина. Затем стала пылко уговаривать Аллейна спуститься с ней и со всей шайкой в бар.

— Что тут вообще происходит? — возмущалась она. — У меня чуть ли не три часа и капли во рту не было. Поскакали!

— Виргиния, — сипло произнёс один из толпы поклонников. — Ты и так уже назюзюкалась в сосиску.

— Кто — я? Ха! Ты бы на себя посмотрел! А впрочем — какого рожна! С какой стати я вообще должна просыхать? Так вы идёте с нами, мистер Аллейн?

— Благодарю покорно, — покачал головой Аллейн. — Вы не поверите, но мне нельзя пить. Врачи запрещают.

— Ха, очень остроумно!

— Уверяю вас — я не шучу.

— Мистер Аллейн, похоже, втюрился в эту даму с картиной, — догадался кто-то.

— Как — в эту тощатину? С физиономией, заляпанной зеленой краской? Нет, мой мистер Аллейн до такого не опустится. Что он — чокнутый, что ли? И вообще, разве мозет приличная зенщина расхазывать по пароходу в таком виде? А картина? Я, конечно, из везливости её похвалила, но ведь такую муру и заканчивать не стоит. Подумаешь — причал в Суве! Я лучше открытку куплю. Идёмте со мной, Великий Сыщик. И не томите душу — сказыте, что эта неряха ничего для вас не значит!

— Мисс Ван Маес, — терпеливо произнёс Аллейн. — В вашем присутствии я начинаю чувствовать себя древним, как египетские пирамиды, и вдобавок — недоумком. Ведь я совершенно не представляю, как ответить даже на самый простой из ваших вопросов.

— Я вас научу. Вы даже не подозреваете, зайчик мой, как со мной интересно.

— Спасибо — вы очень добры, но, боюсь, что я уже вышел из подходящей возрастной категории.

Огромные глазищи Виргинии расширились ещё больше. Густо намазанные тушью ресницы торчали в разные стороны, как чёрные зубочистки. Пепельные волосы ниспадали на плечи сияющими волнами. Выглядела она, конечно, сногсшибательно. Настоящая кинозвезда, подумал Аллейн. Но перебрала уже основательно.

— Ничего, братва, — вдруг густо пробасила она. — От своего пари я не отказываюсь. Ставлю пятьдесят против двадцати пяти, что этот красавчик поцелует меня ещё до прихода в Гонолулу.

— Я весьма польщён… — неуклюже пробормотал Аллейн.

— Он польщён, видите ли! И заруби себе на носу, красавчик — голливудские поцелуи меня не устраивают. Никакой цензуры, ясно? Только взасос и — финита! Вот так-то!

Виргиния пристально посмотрела на Аллейна и по её ангельской мордашке впервые скользнула тень сомнения.

— Слушай, — сказала она. — Не хочешь ли ты мне сказать, что у тебя и впрямь ляляки к этой бабе?

— Не знаю, что такое «ляляки», — сухо сказал Аллейн, — но к мисс Трой у меня ровным счётом ничего нет, а уж у неё ко мне — и того меньше.

От мисс Агаты Трой — к её подруге, мисс Кэтти Босток, художнице, известной портретами шахтёров, водопроводчиков и темнокожих музыкантов:

борт парохода «Ниагара»

1 августа

Милая Кэтти!

Я прерываю своё путешествие в Квебеке, так что письмо это ты получишь примерно за две недели до моего возвращения домой. Я очень рада, что со следующим семестром все улажено. Преподавание — занудная наука, но теперь, когда я достигла столь головокружительных высот и могу подбирать учеников сама, это занятие уже больше не представляется мне таким утомительным. Спасибо, что ты все утрясла. Если сможешь, договорись с прислугой, чтобы к 1-му сентября все они были на месте — я возвращаюсь 3-го, а к 10-му, когда начнутся занятия, они уже должны все подготовить. Твоё письмо, отправленное авиапочтой, пришло в Суву в день нашего отплытия. Да, договорись с Соней Глюк, чтобы она нам позировала. Эта стервочка — не только прехорошенькая, но и знает толк в своём деле; когда не капризничает, конечно. Да и тебе самой не помешает написать обнажённую натуру крупным планом к групповой выставке, которая, если мне не изменяет память, назначена на 16-е сентября. Обнажённые натуры ведь удаются тебе хорошо, да и пора бы уже тебе немного отвлечься от своих водопроводчиков — как бы они не приелись публике. Кажется, я ещё не рассказывала тебе о том, кого набрала на этот семестр? Вот они!

1. Френсис Ормерин. В настоящее время он в Париже, но там, по его словам, все помешались на сюрреализме, а он совершенно его не чувствует и не желает тратить время на «эту белиберду». И вообще — переживает депрессию или чего-то в этом роде.

2. Вальма Сиклифф. Это та самая девчушка, что намалевала здоровенные плакаты для министерства торговли, которыми все восторгались. Уверяет, что хочет научиться работать с натурой. Желания у неё, по-моему, хоть отбавляй, но своего почерка ещё нет, да и манера довольно вычурная. К тому же. если не ошибаюсь, она ищет, за кого зацепиться.

3. Бейсил Пилгрим. Если не ошибаюсь, именно его наша Вальма-охотница наметила себе в жертвы. Он, между прочим — достопочтенный[1]. Старый лорд Пилгрим уже стоит одной ногой в могиле. В своё время он понаделал шуму, выступая против законопроекта, разрешающего аборты. У Бейсила шестеро сестёр — все старше его, — а мать, леди Пилгрим, умерла при его рождении. Сомневаюсь, чтобы Вальма Сиклифф понравилась престарелому джентльмену. Если творения Бейсила едва не загнали старого чудака в Армию Спасения, то от манеры Вальмы он вообще ударится в язычество.

4. Уотт Хэчетт. Это — свежая кровь. Очень многообещающий парнишка. Он — австралиец, а нарыла я его в Суве. Примитивист с очень смелыми и точными линиями. Необычайно живой и энергичный, но бедный, как церковная крыса. Когда я его откопала, он жил на одних только бананах да азарте. Голос у него дребезжащий, как проржавевшая жестянка, и он ни о чём не говорит, кроме своей работы, своих симпатий и антипатий. Боюсь, что остальным он будет действовать на нервы, а потом замкнётся в себе. Как бы то ни было, его манера мне нравится.

5. Седрик Малмсли. Этот уже подрядился иллюстрировать роскошное издание средневековых романов и хочет поработать над живой натурой. Я сообщила ему, чтобы он связался с тобой. Мне сказали, что он отрастил рыжую бороду, которая потешно раздваивается, и носит сандалии. Седрик, а не борода.

• Предыдущая
• 3/60
• Следующая