Приключения Виоле в Калифорнии и Техасе - Марриет Фредерик - Страница 13

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая

Он был в двенадцати милях от своих товарищей, когда объехав небольшой холм, увидел перед собой желанный предмет своих поисков. Перед ним струилась по прерии небольшая речка. Это была река Саймарон. Он поспешил к ней утолить палящую жажду, но едва только слез с коня, как упал, пронзенный десятью стрелами. Шайка команчей выследила его и устроила ему засаду. Но он мужественно боролся. Индейцы признавались потом, что капитан Смит, несмотря на свои раны, успел уложить троих прежде, чем испустил дух.

Таково происхождение торговли Санта-Фе, и таковы приключения, еще и ныне случающиеся в великих пустынях Запада.

Время шло, и мне с моими товарищами до смерти надоело бездействие; кроме того, я соскучился по дому и беспокоился об остававшемся там весьма ценном имуществе. Ввиду этого мы решили ехать одни и вернуться в поселок разными дорогами. Мы оставили Санта-Фе, направились к северу и съехались только за Техасом, последним мексиканским селением. Тут к нам вернулось веселое настроение духа. Дорога была известна Габриэлю; нас было так мало, что мы не могли терпеть недостатка в пище; что касается встречи с враждебными индейцами, то мы ничего не имели против нее.

Спустя несколько дней после нашего отъезда из Санта-Фе, мы встретились с большой партией команчей. Я в первый раз видел их целый отряд и полюбовался красивым зрелищем. Они были лихие наездники и на прекрасных лошадях. Они отправлялись в экспедицию против Павниев Волков и отнеслись к нам крайне любезно и гостеприимно. Вождь знал Габриэля и пригласил нас к себе в лагерь. Это был высокий, стройный и красивый малый. Он хорошо говорил по-испански, и мы разговаривали на этом языке до вечера, когда я обратился к нему на языке шошонов, общем для них с команчами, апачами и аррапагами, и рассказал ему об обстоятельствах моего плена на берегах Колорадо. Выслушав мою историю, вождь онемел от изумления, а затем, отбросив обычный индейский декорум, крепко схватил меня за руку. Он знал, что я не янки и не мексиканец, и поклялся, что ради меня всякий канадец или француз найдут у него дружественный прием. После обеда мы уселись вокруг костра и слушали рассказы воинов.

Меня заинтересовал рассказ вождя о причине вражды команчей с техасцами. Один старый команч с дочерью отделился от своего племени. Он был вождь, но испытал много неудач, и будучи больным, отправился в Сант-Антонио испытать искусство великого бледнолицего врача. Его дочь была красивая девушка восемнадцати лет и, прожив некоторое время в этом местечке, привлекла внимание некоего доктора, молодого человека из Кентукки, осужденного в Штатах за убийство. Это был отъявленный негодяй, но его отчаянный характер внушал страх, и, конечно он, пользовался симпатиями техасцев, которые издавна заслужили репутацию трусливых воров и убийц.

Убедившись, что ему не удастся достигнуть своих целей пока девушка живет с отцом, он добился того, что старик-индеец был заключен в тюрьму, и пригласив девушку к себе в дом поговорить об этом деле, совершил над ней гнусное насилие, сопровождавшееся жестокими побоями. Когда он оставил ее, она была без чувств, и он счел ее мертвой. К вечеру она несколько оправилась и нашла убежище в доме одного человеколюбивого мексиканца.

Старик-индеец вскоре был освобожден; он нашел свою дочь при смерти и, узнав об обстоятельствах позорного дела, поклялся отомстить. Один мексиканский джентльмен, возмущенный этим гнусным преступлением, представил дело на суд техасцев. Но суд оправдал доктора на том основании, что законы не распространяются на команчей.

Последствия не заставили себя ждать. Вскоре доктор Коббет был найден на соседнем поле зарезанным и скальпированным. Старик-индеец бежал и, вернувшись к команчам, рассказал о своей обиде и о своем мщении.

Они снова приняли его к себе, но, по их мнению, обида была нанесена всему племени и недостаточно наказана: на той же неделе двадцать три техасца лишились своих скальпов и четырнадцать женщин были уведены в пустыню.

Команчский вождь советовал нам держаться берегов Рио-Гранде, чтобы не встретиться с партиями Павниев Волков, и так подружился с нами, что решил свернуть со своего пути и проводить нас на расстоянии тридцати миль до того пункта, где мы могли считать себя в относительной безопасности. На следующее утро мы тронулись в путь; вождь и я ехали рядом, беседуя о шошонах. Мы поменялись ножами в знак дружбы, а на прощанье он собрал своих людей и произнес следующую речь:

— Молодой вождь шошонов возвращается к своему храброму народу через крутые горы. Запомните его имя, чтобы вы могли сказать вашим детям, что Овато Ваниша их друг. Он не Шаканат (англичанин) и не Ишелюк Комоанак (длинный нож, янки). Он вождь племени наших прапрадедов, он вождь, хотя он очень, очень молод.

После этого все воины, один за другим, обменялись со мной рукопожатиями, а когда эта церемония кончилась, вождь продолжал свою речь:

— Овато Ваниша, мы встретились, как чужие, а расстались, как друзья. Скажи своим молодым воинам, что вы были у команчей, и что они были рады познакомиться с вами. Скажи им, что мы приглашаем их в наши вигвамы, и что они найдут в них в изобилии мясо буйволов.

Прощай, молодой вождь с бледным лицом и индейским сердцем; да будет земля легка тебе и твоим. Пусть белый Маниту очистит для тебя горную тропинку; не забывай Белого Ворона, твоего команчского друга, который всегда готов разделить с тобой свой дом, свои богатства и свои обширные прерии. Я сказал. Молодой брат мой, прощай.

Два дня спустя мы переправились через Рио-Гранде и вступили в горы, в бесплодную, негостеприимную страну навахоев и кровов. Мы ехали восемь дней по ужасной каменистой дороге, пока, наконец, достигли реки Колорадо, изнемогая от голода, так как в последние пять дней ничего не ели, кроме двух маленьких гремучих змей и попадавшихся по дороге ягод. Утром мы пробовали гнаться за огромным серым медведем, но тщетно; наши лошади и мы сами так ослабели, что не могли долго преследовать зверя, и он убежал, унося с собой наши надежды на обед.

К вечеру мы достигли реки и к этому времени до того обезумели от голода, что серьезно подумывали зарезать одну из наших лошадей. К счастью, в эту минуту мы заметили дым, поднимавшийся из индейского становища в маленькой долине. Не было сомнения, что это враги, но голод сделал нас героями, и мы решили добыть у них пищи. Им повезло на охоте, так как вокруг палаток сушились на шестах большие куски мяса. Лошадей у них не было, и только две-три собаки бродили по лагерю. Мы дождались темноты, а затем подкрались на триста ярдов к лагерю, прячась за окружающими утесами.

Теперь наступило время действовать. Испустив боевой клич шошонов и стараясь производить как можно больше шума, мы пришпорили коней и спустя несколько минут каждый из нас завладел куском мяса. Кровы (в становище было пятнадцать кровов и трое аррапагов), услыхав военный клич, так перепугались, что пустились бежать без оглядки, но аррапаги попытались оказать сопротивление и, опомнившись от изумления, храбро напали на нас с копьями и стрелами.

Рох сильно ушибся вследствие падения лошади, и только мой пистолет, который я разрядил в его противника, подбегавшего к нему с томагавком, спас ему жизнь. Габриэль спокойно накинул лассо на своего противника и задушил его, а третий был растоптан моей лошадью в самом начале схватки. Габриэль сошел с лошади, перерезал тетивы у всех луков, которые нашлись в лагере и забрал еще несколько кусков мяса, затем мы ускакали, не дожидаясь, пока кровы опомнятся от паники. Хотя наши лошади были очень утомлены, но мы сделали тринадцать миль в эту ночь, а утром остановились на отдых в прекрасной местности, изобиловавшей травою и свежей водой.

Мы обменивались шутками по поводу ночного приключения и обсуждали качество мяса горных коз, но мне было как-то не по себе, хотя штука была проделана смело, но все же была немногим лучше грабежа на большой дороге.

• Предыдущая
• 13/56
• Следующая