Кровь с небес - Фоис Марчелло - Страница 10

• Предыдущая
• 10/25
• Следующая

Как всегда, я встретил много знакомых, я здоровался то с одним, то с другим, делал комплименты то одной, то другой даме, помахал моему другу Поли, гордо демонстрировавшему двум барышням в синих платьях свои новехонькие нашивки старшины. Я бродил по залу, как неприкаянный грешник, я хотел бы очутиться где угодно, но только не здесь. Я ненавидел факиров, ненавидел дождь, в тот вечер я ненавидел самого себя.

Она стояла неподалеку. Она была прекрасна. Она смущенно оглядывалась по сторонам. Она кого-то ждала. У меня вызвали умиление ее нелепое платье, словно неумело перешитое с чужого плеча на ее стройную фигурку, и нелепая соломенная шляпка, украшенная веночком из сухих цветов.

Я подошел к ней ближе, нас разделяло всего несколько шагов. «Здесь занято?»– спросил я, указывая на стул, стоявший слева от нее.

Она потупилась, отрицательно покачала головой. Я уселся, но прежде предложил сесть ей. Она снова покачала головой, вновь вышла в центр партера и направилась к выходу.

Она вернулась как раз в тот момент, когда один из лакеев давал второй звонок.

Я встал, чтобы она не чувствовала себя неловко. Когда она оказалась совсем рядом со мной, я ощутил запах ландышей, исходивший от завитков на ее шее, откуда поднималась вверх густая масса черных как вороново крыло прядей, собранных под шляпкой в тугой пучок.

Прозвенел третий звонок.

– Садитесь, – осмелился предложить ей я, заметив, что стул справа от нее по-прежнему пустует.

Она покачала головой.

– Я с вами не знакома, – скорее гордо, чем стыдливо прошептала она.

Я представился, важно задрав подбородок, и протянул ей правую руку без перчатки.

Она продолжала в растерянности смотреть на меня. За дымкой вуалетки глаза стали огромными от удивления.

– Паттузи… Клоринда, – сказала она едва слышно.

Глядя на нее с моего места, я подумал, что ее соломенная шляпка с украшением из высохших цветов, совсем не подходящая к такому дождливому вечеру, казалась траурным веночком. Такие венки надевают девочкам-сироткам на похоронах важных особ.

На моем лице был написан неподдельный ужас. Уж лучше бы я просто растерялся.

Однако, неведомо как овладев собой, я слегка дотронулся до кончиков ее пальцев привычным жестом, каким обычно скрепляют знакомство, ощутив шелковистость перчатки на ее руке.

– Какое чудесное совпадение! – поспешила отметить она, притворившись, что только сейчас разобрала мое имя. С этими словами она отдернула руку, словно дотронулась до раскаленной плиты. – Как раз сегодня утром я говорила о вас с моей сестрой, – добавила она, видя, что публика постепенно заполняет зал. В этот самый момент я заметил на лице Клоринды легкое смущение.

– Вы кого-то ожидаете? – спросил я, бросив тревожный взгляд на пустой стул справа от нее.

Клоринда кивнула.

– Я жду подругу, – помедлив, объяснила она. – Я ждала ее до третьего звонка… Наверное, она не смогла прийти, что-то ей помешало… Я не знала, входить мне в зал одной или же нет… Если бы только моя сестра знала, что я вошла сюда одна…

– Я просто счастлив, что вы решили войти. – В моем голосе звучала искренняя радость. Первый раз за весь этот день. По правде говоря, впервые за долгое время. Вот уж поистине чудеса генетики: Клоринда Паттузи ни в чем не походила на свою сестру, она была ровно настолько же красива, насколько та была безобразна. «Моя византийская царевна», – эти слова пришли мне в голову, пока я смотрел на нее. Пришли внезапно, как и должно случаться с поэтом: ведь он знает все. Ему неведомо, как это происходит, но он действительно все знает. Это знание заставило меня забыть даже о дожде.

– С настоящего момента прошу вас считать меня вашим кавалером. Я здесь тоже совсем один, будем соблюдать светские условности.

Клоринда смерила меня долгим взглядом: высокий; широкое открытое лицо, не лишенное приятности. Стоит ли притворяться и скромничать в подобных обстоятельствах? У меня полные губы, обрамленные иссиня-черными усами и бородой, уход за которыми – надеюсь, ей это было известно – требует много времени и старания. Мои черные глаза горят как уголь. У меня прозрачно-бледные руки с длинными тонкими пальцами. Я знаю, что Клоринда подумала, глядя на них: «Вот руки пианиста, руки ученого», а быть может, просто: «Это руки адвоката». И она ошиблась: у меня – руки Поэта…

Я не отрываясь смотрел на импровизированную сцену и чувствовал, что Клоринда не сводит глаз с моего лица. Я решил, что не стану поворачиваться.

– Забавно получается, ведь моя подруга сама уговорила меня пойти сюда! А потом не пришла к условленному часу… – заговорила Клоринда, приподняв вуалетку. – Я и не думала об этом представлении, не знала, хочется мне его увидеть или нет. Мне как-то не по себе, говорят, это волнительное зрелище!

Я посмотрел на нее с едва заметной улыбкой. Мои напомаженные усы затопорщились.

– Дорогая моя, это всего лишь jongleries,[10] – заметил я, стараясь, чтобы слова «дорогая моя» прозвучали покровительственно.

В это время свет погас. Стул рядом с моей «царевной» так и остался свободным, и его сразу же занял какой-то молодой человек, стоявший рядом, пока оркестр играл вступление.

Факир Ахмед Бессауи, смуглый плотный мужчина, утомленный шумным успехом, который выпал на его долю во многих знаменитейших театрах Старого и Нового Света, занял место в центре сцены и подал знак, призывая к абсолютному вниманию и полной тишине. Затем заговорил низким глубоким голосом. На авансцене появился маленький человечек в шляпе-котелке, который стал синхронно переводить причудливую речь факира.

– Опыты, которые вы сейчас будете иметь удовольствие увидеть, являются результатом концентрации сил и воли человека, признанного святым. Суфии полагают, что после встречи с Божественным тело человека становится просто оболочкой, а душа превращается в мощную броню. Боль и наслаждение оказываются только проявлениями человеческой слабости, признаками того, что встреча с Божественным не состоялась, что соприкосновение с высшими Сферами было мнимым… Да исполнится воля Аллаха!

Гобой заиграл чарующую мелодию. Появились все те же два лакея, на этот раз полуголые, но по-прежнему в тюрбанах. Они внесли на сцену пылающую жаровню, из которой торчали раскаленные прутья. Факир зажмурился и неуверенным шагом двинулся к жаровне. Сжав губы, он схватил один прут прямо за раскаленный конец.

Грудь Клоринды высоко поднялась, словно пытаясь удержать больше воздуха, чем требовалось для дыхания. Из округлившихся губ вырвалось короткое «ох!». Рукой в перчатке Клоринда пыталась уцепиться за воздух перед собой, словно ища опоры. Оторвав взгляд от сцены, она обернулась ко мне: она была похожа на ребенка, увидевшего нечто пугающее и не находящего в себе сил отвести глаза.

– Все это jongleries, – снова повторил я ободряюще.

Тем временем среди публики поднялся неясный гул, постепенно переходивший в испуганные возгласы и восхищенные вскрики после того, как факир приложил раскаленное железо к своему языку…

– Одну настойку на травах, – заказал я у буфетной стойки. – Сейчас вам нужно успокоиться, – шепнул я Клоринде. Я подвел ее к столику и помог сесть.

Теперь она сидела напротив меня, и я мог не спеша ее рассматривать.

Она была не такой юной, как мне показалось вначале, но все равно приятной наружности. Пожалуй, у нее был слишком заостренный длинноватый нос. И темные, без блеска, глаза были посажены чуть ближе к переносице, чем следует. И на шее уже наметилось несколько морщинок. Все вместе это наводило на мысль о женщине хрупкой, но обладающей твердым характером.

– Да, и для меня тоже принесите настойку! – поспешно сказал я официанту, только теперь заметив его присутствие.

Клоринда же в это время говорила, что не привыкла принимать приглашения от незнакомцев.

– Но после такого зрелища, боже ты мой! Так выпучивать глаза!! – воскликнула она, вспомнив о том, как своими экзерсисами факир заставил ее стонать от испуга. – Это даже хуже, чем протыкать щеку кинжалом!

• Предыдущая
• 10/25
• Следующая