Дни крови и света - Тейлор Лэйни - Страница 25

• Предыдущая
• 25/69
• Следующая

— Может быть, — устало вздохнула Лираз. — Тысячи девушек мечтали вывернуть его наизнанку. А потом что? Виселица? Вопрос в том, стоит ли жить после такого. Может быть, смерть лучше? Или… — Она посмотрела на Акиву, будто обращая свой вопрос к нему.

— Или что?

— Или жить стоит, что бы ни случилось?

Жить надломленным, скорбя об утрате? Лираз спрашивает всерьез? Ей небезразлична его утрата, или это насмешка? Временами Акиве казалось, что он совсем не знает сестру.

— Стоит, — ответил он осторожно, думая про кадильницу и Кэроу. — Пока жив, остается шанс, что все станет лучше.

— Или хуже.

— Эх, вас послушать, так к рассвету кому угодно захочется помереть, — вмешался Азаил.

Все знали, что ждет их утром.

— Я пошла спать, — заявила Лираз, вставая. — И вам пора. Когда прилетят эти, отдыхать будет некогда.

Азаил спросил Акиву:

— Идешь?

— Чуть позже.

Акива поднял взгляд на небо. Еще темно, но что-то переменилось, что-то надвигается — неумолимая буря, созданная взмахами тысячи крыльев. Что это — вымысел, пророчество или страх?

Пора приниматься за дело — облететь громадный участок, спасти химер. Отдыхать некогда. Утром прибудут солдаты Доминиона.

Вздымая облака пыли, сфинксы мягко приземлились на изящные кошачьи лапы. Во двор высыпали химеры, спеша услышать рассказ Теней. Из караулки вышел Тьяго.

Что произошло в Эреце? Не обращая внимания на призывы Шесты, Кэроу направилась к собравшимся. При ее появлении Тьяго умолк, воцарилась гробовая тишина, все взгляды устремились на Кэроу.

— В городе все прошло нормально? — с ласковой улыбкой осведомился Волк.

— Да. — Ее ладони стали липкими. — Продолжайте, я просто хотела послушать.

— Послушать? — недоуменно переспросил Тьяго.

— Что они расскажут… — запинаясь объяснила Кэроу. — Мне интересно, чем мы занимаемся.

— Ты о ком-то конкретном беспокоишься? — неожиданно поинтересовался Волк.

На что он намекает?! К лицу прилила кровь.

— Нет, — с досадой ответила она, сообразив, что любые ее слова можно выдать за тревогу о серафимах. Об Акиве.

— И не беспокойся, — улыбнулся Тьяго. — У тебя и так забот достаточно. Ты сегодня день потратила зря, а к утру мне нужна новая команда. Как думаешь, управишься?

— Конечно, — ответила за нее Шеста, схватив Кэроу за руку. — Мы уже уходим.

— Вот и славно. Спасибо, — ответил он и умолк, дожидаясь их ухода.

Кэроу словно очнулась. Волк намеренно скрывал от нее происходящее, держал ее подальше от своих дел и вовсе не собирался в них посвящать.

Она заметила настороженный взгляд Зири. Тьяго сказал… Неужели химеры считают, что она все еще любит Акиву? А ведь им ничего не известно ни о Марракеше, ни о Праге. Подумать только, она видела его совсем недавно! Нет, Акива остался в прошлом. Вот что важно. На этот раз она сделала правильный выбор.

За пределами двора Кэроу резко вырвала саднящую руку из лап Шесты.

— Что происходит? Я имею право знать, что оплачивается моей болью.

— Не ной, здесь у каждого своя роль.

— И какая же у тебя? Нянька? Надсмотрщик?

В глазах Шесты блеснул вызов.

— Да, если это нужно Тьяго.

— И ты, разумеется, исполнишь все, что он прикажет.

Шеста уставилась на нее как на дуру.

— Естественно. И ты тоже — на благо нашего народа, в память о погибших, из чувства долга, в искупление позора.

Кэроу захлестнуло чувство вины, тут же сменившееся гневом. Химеры никогда не дадут ей забыть о прошлом. Она тут по своей воле, у нее есть выбор, у нее есть другая жизнь. Кэроу захотелось вернуться назад, в Прагу, к друзьям, к искусству, к беззаботной жизни, где самой большой проблемой были бабочки в животе, Papilio stomachus. Влюбленности… Тот мир казался маленьким и хрупким, словно заключенным в стеклянный шар с падающим снегом.

Никуда она не уйдет. Шеста права: за ней долг, но Кэроу устала быть размазней. Бримстоун не узнал бы ее такой — покорной, вечно виноватой, его-то приказы она не выполняла беспрекословно.

Они поднялись наверх и занялись делом. Шеста нетерпеливо вывалила инструменты на стол. Кэроу взялась за неоконченное ожерелье, выбрала зажим, но не стала цеплять. Настроения выполнять заказы не было.

Что ей не дают узнать?

— Я готова заплатить дань, — заявила Шеста.

Волчица нечасто предлагала свою боль, однако Кэроу отрицательно помотала головой. Ей захотелось что-то сделать. Что же? А!

Кэроу вертела в руках винтовой зажим, то открывая, то закручивая до предела. Помнит ли она, как это делается? Столько времени прошло…

«— Как вызывают жертвенную боль?

— Зачем тебе боль, не надо о плохом, давай лучше займемся приятным».

Играя с зажимом, она спросила у Шесты:

— Ты, наверное, не знаешь истории про Синюю Бороду?

Помощница покосилась на ее волосы.

— Синяя Борода? Это кто? Твой родственник?

Кэроу криво улыбнулась.

— У меня нет родственников.

— Родственников ни у кого не осталось, — напомнила Шеста.

Все химеры потеряли своих близких. Им больше нечего терять.

— Так вот, — продолжила Кэроу, привинчивая зажим между большим и указательным пальцем. Чувствительное место. — Синяя Борода был знатным лордом. После свадьбы он приводил жену в замок, вручал ей ключи от всех дверей и предупреждал, что можно входить в любое помещение в замке, кроме одной комнаты в подвале.

Тиски сжали нежную кожу, и боль начала раскрываться, как цветок.

— Конечно, туда она и пошла первым делом, — сказала Шеста, направившись к столу за чайником.

— Да.

Волчица резко обернулась и выругалась.

Кэроу поняла, что все получилось: она вспомнила, как становиться невидимой. Боль, не пугая, пульсировала в ритме с сердцем и казалась естественной.

Шеста не сообразила, что Кэроу не сдвинулась с места. Решив, что дерзкая девчонка выскользнула в окно, волчица поглядела во двор, а ее подопечная преспокойно вышла в дверь. Хорошо, что нет засова. Не забывая удерживать чары, Кэроу сбежала вниз и помчалась во двор подслушивать.

Услышала она не много.

Чары невидимости не скрывали тени, поэтому Кэроу держалась подальше от лучей солнца и кралась тихо, как мышь, едва касаясь земли. Она успела узнать отвратительную правду о посланиях серафимам и ответе императора. У нее сжалось сердце: «Рать Доминиона затмит небо и испепелит все вокруг, никому не будет пощады, все кончено». Внезапно Тьяго оборвал речь на полуслове, повел головой из стороны в сторону, слегка раздувая ноздри, принюхался — и уставился на Кэроу.

Она застыла. Бледные глаза Волка невидяще глядели в ее сторону, за ним повернулись остальные. Подозрительно прищурившись, Волк снова втянул в себя воздух. Как глупо! Никто ее не видел, однако все знали, что она тут.

Химеры — звери. Они ее чуяли.

У реки Кэроу сняла зажим, отпустила магию и увидела в воде свое появление. На месте тисков остался синяк. Какая ерунда!

Догадается ли Тьяго про невидимость? Надо же так сглупить! Теперь с нее глаз спускать не будут, а Белый Волк пожелает узнать, как она это делает. Потребует научить этому бойцов — ведь чары невидимости необходимы для пользы дела. Кэроу должна это понимать.

Неужели ей не хочется, чтобы повстанцы убили побольше спящих ангелов?

Тангри и баньши славились именно этим. Никто не знал, как они это делают. Наверное, сворачивали тень и незаметно проскальзывали в помещение. Впрочем, одних чар невидимости мало, чтобы в полной тишине вырезать сотню солдат. Почему они не просыпались? Кто угодно проснулся бы и захрипел, захлебываясь кровью, но жертвы Теней лежали смирно, пока им резали глотки. Тишина и покой. Живые Тени налетали, как легкий ветерок. Как дыхание смерти…

Кэроу сильно задела гибель солдат гарнизона, хотя их настигла легкая смерть. Вряд ли ангелы выказывали подобное милосердие, убивая химер.

• Предыдущая
• 25/69
• Следующая