Маска Ктулху - Дерлет Август Уильям - Страница 56

В ту ночь имело место первое, так сказать, «происшествие». Вполне возможно, туманные замечания Бада Перкинса подготовили почву, настроив меня на ожидание чего-то необычного. В любом случае, впечатление от этого «происшествия» было настолько расплывчатым, что я мог вовсе не обратить на него внимания и ему можно было дать десятки объяснений. Только в свете последующих событий я вообще припомнил, что оно имело место. Все произошло часа через два после полуночи.

Меня разбудил необычный звук. Любой человек, засыпающий на новом месте, постепенно привыкает к ночным звукам и, привыкнув, уже не реагирует на них во сне, но любой посторонний звук после этого может сон нарушить. Так городской житель, проведя несколько суток на ферме, привыкает к ночным голосам цыплят, птиц, лягушек, к ветру, но его могут разбудить трели жаб на болоте, поскольку эти новые ноты будут врываться в тот хор, к которому он уже приспособился. Я тоже почувствовал иной звук, вторгшийся в уже привычные голоса козодоев, сов и ночных насекомых.

Новый звук был подземным; то есть, казалось, он идет из-под дома, издалека, глубоко из-под земли. Может быть, проседала почва, может, возникла и сразу сомкнулась какая-то трещина, вполне возможно, то был какой-то случайный подземный толчок… Да, но звук возникал с определенной регулярностью, словно нечто очень крупное передвигалось по колоссальной пещере где-то очень глубоко под домом. Все это длилось около получаса. Казалось, звук приближается с востока, а потом удаляется туда же довольно равномерно. Я не мог быть в этом уверен, но у меня возникло тягостное впечатление, что дом от этих подземных звуков слегка вздрагивает.

Возможно, именно это побудило меня на следующий день порыться в кладовой и попробовать самому отыскать, что именно мой любознательный сосед хотел сказать своими вопросами и намеками по поводу Бишопов. Чем же таким предосудительным, по мнению соседей, они занимались?

Кладовая была меньше загромождена вещами, чем я ожидал, — в основном, вероятно, потому, что многое вынесли на веранду. Единственной неожиданностью для меня оказалась полка с книгами — их, по всей видимости, читали, когда разразилась трагедия. Книги были нескольких видов.

Вероятно, основу этой небольшой библиотеки составляли несколько книг по садоводству. То были очень старые издания, их долго даже не открывали — вполне возможно, их упрятал куда-нибудь кто-то из предков последних Бишопов, а кто-то другой сравнительно недавно обнаружил. Я заглянул в две или три и понял, что для современного садовника они совершенно бесполезны, поскольку описывают методы ухода за растениями, по большей части мне совершенно неизвестными: черемицей, мандрагорой, пасленом, ведьминым орешником и тому подобным; а страницы, посвященные более знакомым овощам, заполнены в основном фольклором и суевериями, которые совершенно ничего не значат в нашем современном мире.

Еще там была книжка в мягкой бумажной обложке, посвященная толкованию снов. Не похоже, чтобы ею в свое время зачитывались, хотя судить об этом с уверенностью было сложно — настолько она запылилась и обветшала за время пребывания на полке. Из дешевых изданий, популярных два-три поколения назад, — интерпретации снов в ней были самыми обыкновенными. Короче говоря, именно такую книжку выбрал бы себе невежественный деревенский житель.

Из всех книг по-настоящему заинтересовала меня только одна. Она и впрямь была очень любопытна: монументальный том, целиком написанный от руки и вручную же переплетенный в дерево и кожу. Хотя, вероятнее всего, он не имел никакой литературной ценности, место ему нашлось бы в любом музее редкостей. В то время и я не пытался прочесть эту книгу, поскольку она показалась мне просто собранием белиберды, сходной с чепухой из сонника. На первой странице было грубо начертано ее название — оно указывало, что первоначальным источником была, вероятнее всего, чья-нибудь старая частная библиотека: «Сет Бишоп, Его Книга: Избранное из “Некрономикона”, и “Cultes des Ghoules”, и “Пнакотикских Рукописей”, и “Текста Р’льеха”, Переписанное Собственноручно Сетом Бишопом в гг. 1919–1923». Ниже стояла его витиеватая подпись, слишком маловероятная для человека, известного своей необразованностью.

Кроме того, я нашел еще несколько работ, так или иначе связанных с сонником. Экземпляр знаменитой «Седьмой Книги Моисея»[53] — текст, очень высоко ценимый некоторыми стариками из числа пенсильванских чернокнижников: об их существовании я знал из газетных сообщений о недавнем убийстве на почве колдовства. Книга представляла собой тоненький молитвенник, где все походило на издевательство, ибо молитвы адресовались Азараилу, Сатанусу и прочим ангелам тьмы.

Все это не представляло для меня совершенно никакой ценности, но коллекция была курьезна. Наличие таких книг свидетельствовало лишь о разнообразии весьма сомнительных интересов сменявших друг друга поколений Бишопов, ибо я довольно хорошо видел, что владельцем и читателем книг по садоводству был, вероятнее всего, дед Сета, сонник и колдовская книга принадлежали, вполне очевидно, кому-то из поколения его отца, а сам он больше интересовался еще более темной премудростью.

Работы, которые переписывал Сет, однако, показались мне рассчитанными на гораздо большего эрудита, нежели предполагало его собственное образование. В это было трудно поверить, и я, озадачившись, при первой же возможности съездил в Эйлсбери и разузнал все, что смог, в лавке на окраине деревни. Как я предполагал, Сет покупал продукты именно там, ибо имел репутацию этакого отшельника.

Лавочник по имени Обед Марш оказался дальним родственником Сета по матери и говорил о нем весьма неохотно, но его скупые ответы на мои настоятельные вопросы в конце концов кое-что для меня приоткрыли. От него я узнал, что «сначала» — то есть предположительно в детстве и ранней юности — «Сет был таким же отсталым, как и прочие в семье», а вот позднее стал «странным». Под этим Марш имел в виду возросшую любовь Сета к уединению: как раз тогда юноша часто рассказывал о своих странных и тревожных снах, о шумах и видениях, что якобы являлись ему в доме и во дворе, но через два или три года ни о чем подобном уже не упоминал. Зато он запирался в нижней комнате — как я понял из описания Марша, в кладовой — и читал все, что попадалось в руки, как бы возмещая то, чего так никогда и не узнал, «не закончив и четырех классов». Потом он даже ездил в Аркхем, в библиотеку Мискатоникского университета и читал там что-то еще. После того как «наваждение» миновало, Сет вернулся домой и жил уединенно до самого своего «срыва» — иными словами, убийства Амоса Боудена.

Все это, само собой, мало что проясняло — еще одна история о человеческом разуме, плохо приспособленном к учению, но все-таки отчаянно пытающемся впитать в себя знания, чьего груза, похоже, этот разум все же не выдержал. Так, по крайней мере, мне представлялось на том этапе моего пребывания в доме Бишопа.

Ночные происшествия тем временем приняли неожиданный оборот. Но как и во многих других случаях, имевших место в тот странный период, я сразу не осознал всей важности того, что произошло. Говоря прямо, казалось абсурдом, что я вообще стал над этим задумываться. Всего лишь сон, привидевшийся мне среди ночи. Он не был особо ужасным — скорее впечатлял своей неординарностью.

Мне всего лишь снилось, как я лежу и сплю в доме Бишопов. И вот, пока я так лежу, смутное, неопределенное, но какое-то пугающее и мощное облако — как дымка или туман — поднимается из подвала, просачивается сквозь щели в полу и стенах, обволакивает мебель, но не портит ни ее, ни сам дом, постепенно стягивается в некое громадное аморфное существо со щупальцами, отходящими от чудовищной головы; они все время покачиваются взад-вперед, точно кобры, а само существо издает странные завывания; тем временем откуда-то издалека некие жуткие инструменты играют какую-то неземную музыку, а еще один голос — человеческий — нараспев произносит нечеловеческие слова, которые, как я впоследствии уточнил, записываются так: