Маска Ктулху - Дерлет Август Уильям - Страница 4

— Знаю, я тогда был на востоке.

— Да. Так вот, он вызвал нас потому, что хотел нам что-то показать. Как ты думаешь, что?

— Понятия не имею. Что же?

— Тело, обнаруженное в стволе дерева!

— Не может быть!

— Мы тоже не поверили своим глазам. Перед нами лежал полый ствол, лежал так, как его нашли и привезли в музей. Только, сам понимаешь, никому и в голову не пришло показывать его посетителям. Когда Гарднер его увидел, он подумал, что это восковая копия. Но это была не копия.

— Ты хочешь сказать, что все было настоящее?

Лэйрд кивнул.

— Знаю, в это трудно поверить.

— Но это же просто невозможно!

— Согласен, невозможно. И тем не менее это так. Вот почему его не стали никому показывать, а просто тихо вынесли и закопали.

— Не понимаю зачем.

Лэйрд наклонился ко мне.

— А затем, — тихо и серьезно сказал он, — что тело превосходно сохранилось, словно его забальзамировали. Однако никто его не бальзамировал. Оно просто замерзло, а ночью начало оттаивать. При этом не было ни единого признака, который бы указывал, что тело пролежало вот так три сотни лет. Да, оно начало разлагаться, но не как древняя мумия, рассыпаясь в прах, а так, словно человек умер не более пяти лет назад, Гарднер сам это определил. Где же в таком случае оно находилось все это время?

Лэйрд был совершенно серьезен. Я сначала не мог ему поверить, но затем, увидев, как спокойно и убежденно он говорит, мое недоверие улетучилось. Если бы в тот момент я начал над ним подшучивать — как мне того хотелось, — он замкнулся бы в себе и покинул комнату, чтобы потом в одиночестве обдумывать невероятное открытие; одному богу известно, чем это могло закончиться для моего друга. Некоторое время мы молчали.

— Ты мне не веришь.

— Я этого не говорил.

— Я это чувствую.

— Знаешь, в это трудно поверить. И все же я верю — верю в твою искренность.

— Вот и прекрасно, — мрачно заметил он. — Так что же, поедешь со мной к озеру?

— Поеду.

— Тогда сначала прочти отрывки из писем Гарднера.

Лэйрд выложил их передо мной так, словно бросал мне вызов. Записи он сделал на одном листе бумаге, и, пока я его разворачивал, он продолжал говорить, объясняя, что это выдержки из тех писем, которые Гарднер отправлял из своего домика на берегу озера. Итак, я начал читать.

Это был отрывок из первого письма, которое Гарднер отправил примерно через неделю после того, как поселился на берегу озера Рик. Второе письмо оказалось совсем коротким и было отправлено с курьером.

Третье письмо оказалось еще более загадочным. Между вторым и третьим письмами прошло около двух недель. Судя по его тону, профессора Гарднера что-то сильно встревожило и даже напугало.

Кончив читать, я почувствовал, что дрожу. От письма профессора Гарднера веяло ужасом, извечным злом; внезапно я понял, что нас с Лэйрдом Дорганом ожидает приключение до того невероятное, жуткое и опасное, что мы вполне можем из него и не выбраться. Честно говоря, в глубине души я уже сомневался, что мы вообще сможем что-то рассказать, даже побывав на берегу озера Рик.

— Что скажешь? — нетерпеливо спросил меня Лэйрд.

— Я еду с тобой.

— Хорошо. У меня все готово, не забыл даже диктофон и запас батареек. Я написал шерифу Пашепахо и попросил вернуть вещи профессора в хижину, так что теперь там все так, как было при нем.

— Диктофон, — перебил я его, — зачем тебе диктофон?

— А звуки, о которых писал профессор? Мы попробуем их записать. Если же они ему просто почудились, значит, записи не будет. — Лэйрд серьезно взглянул на меня. — Знаешь, Джек, мы ведь можем и не вернуться.

— Понимаю.

Вслух я этого не сказал, зная, что Лэйрд думает о том же: что мы с ним похожи на двух крошечных Давидов, которые собираются бороться с неведомым существом огромнее любого Голиафа, к тому же еще невидимым и безымянным, о котором рассказывалось лишь в страшных легендах, — таинственным обитателем не просто лесного мрака, но мрака древнего, постичь который люди тщетно пытались еще на заре своей истории.

Шериф Коэн ждал нас возле домика. Рядом стоял Старый Питер. Шериф — высокий, угрюмый мужчина, судя по акценту типичный янки — был представителем уже четвертого поколения жителей здешних мест, по-видимому передававших свой новоанглийский акцент по наследству. Старый метис оказался смуглым, грязным и плохо одетым типом; говорил он мало, время от времени ухмыляясь своим мыслям.

— Вашим профессором тут уже интересовались двое, — сказал шериф. — Один откуда-то из Массачусетса, второй из Мэдисона. Я их не стал прогонять, мне-то что? Отдал им ключи. Я же не знал, что вы приедете. Мы с ребятами прочесали лес, никого не нашли.

— Ты не все им сказал, — усмехнувшись, бросил метис.

— Что я такого упустил?

— А про рисунок?

Шериф раздраженно передернул плечами.

— Иди к черту, Питер, он-то здесь при чем?

— Так ведь профессор его перерисовал, точно?

Тут уж шерифу пришлось нам все рассказать. Оказывается, двое полицейских из его отряда наткнулись в лесной чаще на огромную каменную глыбу, покрытую мхом, под которым обнаружилось древнее изображение — возможно, такое же древнее, как сам лес. По словам шерифа, рисунок, скорее всего, сделали какие-нибудь первобытные индейцы, которые жили в северном Висконсине еще до того, как туда пришли племена дакота-сиу и виннебаго…

Старый Питер презрительно усмехнулся.

— Это не индейский рисунок.

Шериф, не обратив внимания на его слова, продолжал рассказ. На камне было вырезано изображение какого-то существа; что это за существо, никто не мог сказать, — явно не человек, хотя, с другой стороны, и не зверь, поскольку на нем не было шерсти. Более того, древний художник забыл нарисовать ему лицо.