Засыпайка в рыбацкой деревне - Нормет Дагмар - Страница 18

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая

— Ура! — закричал Мати и повис у бабушки на шее. — Папа с мамой приезжают!

— Тише, тише! — успокаивала его бабушка. — Дедушка отдыхает!

— Бабушка, какой сегодня день?

— Пятница.

— Ура! — закричал Мати шепотом.

Тупс вылез из-под кушетки, завилял хвостом и тихонечко тявкнул — тоже радовался приезду палы с мамой.

— Ну, что же, — усмехнулась бабушка, — поставим тесто.

— Ну, что же, — потянулся в дверях дедушка, — затопим баню.

Ближе к вечеру в Кивинеэме, перед калиткой, ведущей на берег, в море, на самом большом валуне стоял мальчик. Стоял до того неподвижно, что чайки даже не обращали на него внимания. Они лениво посиживали на камнях — каждая на своем личном валуне. И худо было той чайке, которая по глупости или от слишком общительного нрава опускалась на уже занятый камень. Спесивую захватчицу тут же прогоняли пронзительным криком и резкими ударами клюва. Каждому камню — по своей чайке. Вот и казалось, что из моря торчат головы великанов с белыми чубчиками.

Довольно близко от берега между камнями плавала утка с утятами. А на горизонте, там, где вода сверкала синим светом, прямая струйка дыма отмечала путь проходящего в море теплохода.

Но Мати, а он-то и стоял на самом большом валуне в море у калитки, сегодня не занимали ни утиная семья, ни далекие корабли. Мати стоял, не двигаясь, и во все глаза смотрел на другой берег бухты, где между водой и синеющим вдали краем леса белела узкая полоска. Там из леса выбегала дорога и недолго петляла рядом с берегом. Время от времени там пробегали какие-то букашки, то с материка по направлению к полуострову, то от полуострова к материку. Это были машины.

А Мати ждал автобус.

И наконец он появился! Автобус выполз из леса как большой красный жук. Солнечные лучи поблескивали в его окнах и передавали радостный сигнал: «Едем! Едем! Едем!»

Длинным ловким прыжком Мати перелетел с самого большого камня на меньший, оттуда — на следующий, чуть было не потерял равновесие, но все-таки, размахивая руками, удержался на одной ноге и, перескакивая, как горная коза, с камня на камень, благополучно добрался до берега. Вихрем влетел в кухню, но там никого не было. Бабушка как раз накрывала на веранде праздничный стол.

— Едут! — крикнул Мати еще от дверей. — Автобус уже видно!

— Иди сам встречай, — сказала бабушка, — я не могу, ватрушки еще в печи.

Мати стартовал с балкона, как олимпиец на стадионе. Он помчался к автобусной остановке и добежал туда прежде, чем красный автобус показался из-за деревенских домов. Оно и понятно — Мати летел напрямую, а автобусу, чтобы приехать на полуостров, надо было обогнуть бухту.

Посреди деревни, на конечной остановке автобуса, между двумя громадными серыми валунами стоял желтый павильончик. На каждом валуне в ожидании автобуса сидела уйма ребят, а девочки и мальчики постарше крутились тут же, рядом, на велосипедах. Взрослых, что пришли встретить автобус, тоже было много, потому что сегодня, в пятницу вечером, почти в каждую семью приезжал на выходные кто-нибудь из города.

— Едет! — закричали дети с валуна.

Автобус сделал круг около камня и остановился. Минуту спустя Мати висел на шее у папы. И на шее у мамы. И на шее у папы. И на шее у мамы.

В тот же вечер Засыпайка сидел возле калитки на берегу и смотрел, как чайка-мама учит своих птенцов летать. Птенцы уже здорово подросли, но пока еще не сбросили младенческих серых перышек. Мама-чайка опустилась на воду и криком позвала птенцов. Они тревожно пищали в ответ, но не решались лезть с камня в воду. Тогда мама расправила свои сверкающие белизной крылья и полетела на другой камень. Это подействовало! Птенчики испугались, что мама может вообще улететь и бросить их. Один за другим они пробовали свои крылышки и, смотри-ка! Крылья держали! Их болтало из стороны в сторону, но все же они летели! И как только птенцы опустились рядом с мамой, та вновь взлетела, заманивая своих детей к другому, еще более далекому валуну.

Так и продолжалось это обучение летать: с камня на камень. Все дальше и дальше.

— А меня кто научит, — с грустью думал Засыпайка. — Ведь у меня нет мамы. И друг мой куда-то запропастился. Теперь, когда здесь его папа и мама, он обо мне и не вспоминает…

Вдруг где-то поблизости послышался голос Мати. Засыпайка прислушался. Голос доносился из бревенчатой избушки с замшелой крышей, стоявшей в углу двора — из старой бани семейства Кивинеэме. Засыпайка пошел посмотреть.

Скрипнув, отворилась низкая, тяжелая дверь. Но в маленьком предбаннике никого не было. На стене, на вешалке из оленьих рогов висела одежда — дедушкина, папина и Мати. На скамейке ждала стопка чистых банных полотенец, а под котлом потрескивал огонь. Засыпайка приотворил ту дверь, что вела в баню.

В лицо ему ударило сладко пахнущее облако. Поначалу он ничего не разглядел в клубах пара и в полумраке. Тем сильнее его потрясло то, что он услыхал. Это было что-то вроде свиста и шлепков розги, а затем визг Мати: «Ой! Не так сильно! Папа, хватит уже! Ну, пожалуйста! Ой!»

Ого! Неужели Мати наказывают? Он как-то заметил, что его еще никогда не лупили розгами. Но кто знает, что могло случиться.

— Что ты крутишься! — ворчал папа. — Стой тихо и терпи! Иначе, какой же ты мужчина! — И за словами отца снова последовали свист и удары.

— Моя мать говаривала, — донесся откуда-то из-под потолка низкий дедушкин голос, — ветер поднимает цыпленка, веник ребенка.

— Ой-ой-ой! — визжал Мати. Это было больше похоже на смех, чем на плач, но Засыпайке было уже не до размышлений.

Им овладела одна-единственная мысль — выручить друга из беды! Глаза попривыкли к полутьме, и Засыпайка рассмотрел возле каменки, сложенной из булыжников, три широкие деревянные ступени. Голоса доносились с самой верхней.

Опа! Засыпайка вспрыгнул на полок и от испуга чуть было не скатился обратно, так ужаснуло его увиденное!

Отец Мати сидел на самой высокой ступеньке и колотил сына мокрой метелкой, на которой болтались темные старые листья. Оба были совсем голые, красные от жары и блестящие от пота. Несколько коричневатых березовых листьев прилипло к спине Мати. И еще! Дедушка сидел рядом, но даже не думал защищать внука! Куда там! — Он — как ненормальный — колотил сам себя!

Засыпайка ни разу в жизни не был в бане, потому что люди ходили туда мыться, а не спать. Поэтому наш человечек и не подозревал, что люди охаживают друг друга березовыми вениками ради удовольствия.

— Поддадим-ка пару! — сказал папа.

Он зачерпнул ковшиком воды из бочки и выплеснул ее на горячие камни. Шипящее облако белого пара тут же заполнило маленькое помещение, будто влажной и горячей ватой.

— Ага! — рассердился невидимый Засыпайка. — Ты хочешь спрятаться! — Он схватил веники начал хлестать папу по спине. При каждом ударе он приговаривал про себя:

— Вот тебе! Вот тебе! За Мати! За моего друга! Чтобы ты знал, чем пахнут розги! Чтобы ты больше не трогал своего сына!

Папа лег на полок животом вниз и только подбадривал:

— Давай, парень, давай! Давай, давай! Ох, хорошо! Все поры открылись, кровь бегом побежала!

Рука у Засыпайки уже устала, а папа все требовал:

— Хлещи смело! Посильнее!

— Это Засыпайка! — сообразил Мати. — Он, бедняга, промокнет!

Едва мальчик успел додумать эту мысль до конца, как папа сел и вылил себе на спину полный таз теплой воды. Разумеется, Засыпайка попал под струю и выронил веник.

— А теперь — в море! — скомандовал дедушка.

Дед, папа и сын надели плавки и вышли во двор. Тяжелая дверь за ними захлопнулась. Засыпайка остался в бане один. Он отодвинул клетчатую занавеску и выглянул в окно. Вся тройка бежала прямиком в море. Они бросились в волны, побежали дальше и снова окунулись. А сколько было радости и смеха!

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая