Огонь в затемненном городе (1972) - Рауд Эно Мартинович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая

Мы очень хорошо понимали ее.

ГИМНАЗИЯ

И в эту осень школы тоже не смогли начать работать вовремя. Учебный год начался лишь первого октября. Но вместе с ним начался новый этап в моей жизни: я теперь не просто школьник, который кидается камнями или играет в индейцев. Теперь я гимназист, почти что взрослый человек.

В гимназии все иначе, чем в начальной школе. Школьное здание то же самое, но школьная жизнь совсем другая. Учителя теперь говорят нам «вы». Только классная руководительница Паэмурд с нами на «ты». Мы так специально договорились с нею, потому что обращение на «ты» как-то более привычно и удобно, к тому же учительница Паэмурд симпатичная женщина.

Состав класса у нас пестрый. Многие раньше учились в первой начальной школе. Часть ребят приехала из деревни Из нашего старого класса осталось только семь учеников: кроме меня и Олева, еще Гуйдо, Атс, Линда, Мээли и Мадис Салувээр. Хельдур тоже выдержал экзамены, но где он теперь— неизвестно. То, что Мадис Салувээр попал в гимназию, оказалось большой неожиданностью. В начальной школе он числился среди двоечников. Однажды преподаватель естествознания даже поставил ему двойку с двумя минусами да еще сказал, что это как бы ради поощрения, потому что на самом деле следовало поставить единицу. Но теперь Салувээр тоже гимназист и, как ни странно, до сих пор не получил ни одной двойки. А преподаватель физкультуры даже утверждает, что когда-нибудь Мадис обязательно станет членом сборной команды школы по волейболу, а может быть, даже капитаном.

Атс и Гуйдо сидят на одной парте, так же как и мы с Олевом. И Линда с Мээли сидят тоже вместе, а соседом Салувээра стал какой-то парнишка из первой начальной школы.

В начальной школе мы были полны важности, ходили как хозяева и смотрели на младших благожелательно, но все же с превосходством. Теперь мы сами оказались в их положении, боязливо держимся у стен, когда на переменах абитуриенты прогуливаются мимо нас. Они страшно важные, ходят под ручки, парни и девушки вперемежку. Держать друг друга под руку — это для них совершенно естественное и обычное дело. Если услышишь обрывки разговоров, которые они ведут между собой, непременно обратишь внимание на какое-нибудь сложное иностранное слово, вроде «дегенерирующий», «абстракция», «толерантность»… У меня тоже есть «Ученический словарь иностранных слов», и кое-что я уже оттуда запомнил, например, слово «деспот», которое с удовольствием употребляю, говоря о Гитлере. И все же речь абитуриентов иногда бывает мне непонятной.

На переменах абитуриенты и вообще ученики старших классов любят танцевать в зале. Для них танцы тоже естественная и само собой разумеющаяся вещь. Кстати, на школьных вечерах танцевать не разрешено. Этот запрет объясняют тем, что стыдно веселиться в тылу, когда на фронте гибнет все больше людей.

Уроки в гимназии начинаются непривычно поздно, только в половине пятого. На последних уроках даже начинает одолевать сон, и слова преподавателя проскальзывают мимо ушей.

Но нет худа без добра. Преимущество вечерних занятий — неполадки с электричеством. Иногда неполадки бывают общегородские, но чаще — местного характера. Эти местные неполадки обыкновенно случаются во время или в конце перемены, и, как правило, в тех случаях, когда какому-нибудь классу предстоит писать контрольную работу. Говорят, что у мальчишек из 2 «Б» есть специальный «перегоратель пробок», который изготовлен из двух железных гвоздей подходящей толщины и удобно втыкается в розетку, чтобы вызвать короткое замыкание. Правда, похоже, что учителя уже дознались, в чем дело, и в один из понедельников директор говорил об этих неполадках перед всей гимназией с большим осуждением.

Кстати сказать, директора гимназии даже не сравнишь с директорам нашей бывшей школы. Наш новый директор — человек горячий, легко повышает голос и без конца твердит о железной дисциплине. Уже его речь на торжественном открытии учебного года произвела весьма странное впечатление. Он все время кому-то угрожал. Нам, ученикам, он угрожал плохими отметками и тем, что мы по своей лени и небрежности останемся круглыми дураками. Но он угрожал также Советскому Союзу, Америке и Англии. Такое бахвальство, конечно, не вызвало у слушателей особого восхищения, и аплодисменты были довольно жидкими. Но у директора нашей гимназии есть теперь утешение, потому что другого — гораздо более важного — директора мы встретили гораздо хуже.

Но об этом я расскажу уже в следующей главе.

ДОКТОР МЯЭ

Нашей гимназии выпала «честь» — к нам прибыл руководитель Эстонского самоуправления доктор Мяэ.

Делается смешно, как подумаешь об этом «самоуправлении». О каком правительстве может идти речь, если Эстония оккупирована фашистами, — это же известно любому младенцу! Но самая высшая власть в Эстонии — немецкий генерал-комиссар Литцман, а «самоуправление» покорно исполняет его приказы. Эстонское самоуправление никем не управляет, наоборот, оккупанты управляют им. И вот к нам в гости пожаловал руководитель этого самоуправления, который был заодно директором просвещения и правосудия.

Похоже, что визит этот оказался неожиданным, потому что суета началась внезапно среди уроков. Вдруг всех учителей созвали в кабинет директора гимназии на срочное совещание. Затем нам было велено привести себя в порядок. Также было дано особое распоряжение на переменах хорошо проветривать классы, следить за чистотой и держать железную дисциплину.

И тут по гимназии разнесся слух, что наш директор и доктор Мяэ — родственники и что Мяэ собирается устроить своему родственнику повышение по службе: перевести его на работу в Таллин, в министерство просвещения.

А вскоре прибыл и сам доктор Мяэ. В классах было слышно, как перед гимназией хлопали дверцы автомобилей.

— Не нервничайте, — сказала госпожа Лыхмус, наша преподавательница эстонского языка. — Ничего особенного не случится. Главный директор самоуправления просто хочет слегка познакомиться с работой нашей гимназии. Сначала он посетит некоторые классы, а затем выступит перед всей гимназией с короткой речью.

Кстати, мы вовсе и не нервничали. Только сама учительница выглядела несколько бледнее обычного.

— А к нам в класс он тоже придет? — спросил кто-то.

— Не знаю, — ответила учительница Лыхмус. — Да это и неважно. Мы будем продолжать урок, как обычно.

Как обычно, она вынула свою записную книжку и начала высматривать в ней, кого вызывать к доске. Но вдруг дверь класса совершенно необычным образом распахнулась, и главный директор Мяэ в сопровождении просто директора нашей гимназии вошел в класс.

Мы встали.

Доктор Мяэ пожал руку учительнице Лыхмус.

Учительница Лыхмус предложила доктору Мяэ сесть на ее стул, но главный директор жестом дал понять, что он все-таки не какой-нибудь хам, который может усесться на стул, принадлежащий даме.

Теперь доктор Мяэ должен был бы разрешить нам сесть, но он почему-то не догадывался. Директору или учительнице тоже было неудобно сажать нас, поскольку высокое начальство не давало соответствующего разрешения. Мы продолжали стоять и рассматривали руководителя Эстонского самоуправления, толстого мужчину с заспанным лицом.

— Кого здесь больше — юношей или девушек? — спросил доктор Мяэ.

Он говорил с заметным немецким акцентом, и, по-моему, это было крайне символично.

Учительница Лыхмус быстро обежала глазами класс.

— Девочек на четыре больше, — ответила она.

— А-аа… — протянул доктор Мяэ и глубокомысленно покачал головой, словно он только что узнал нечто чрезвычайно важное.

Затем он задал второй вопрос:

— И кто же учится лучше?

Наш директор склонил голову набок и сделал вид, словно он размышляет над этой проблемой.

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая