Огонь в затемненном городе (1970) - Рауд Эно Мартинович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/35
• Следующая

Отвечать вышел Пээтер Марипуу. Урок у Пээтера был более-менее выучен, и он отвечал не то на тройку с плюсом, не то на четверку с минусом. Потом учитель велел показать реку Замбези. Пээтер нашел Замбези на карте, но совершил типичную ошибку — показал реку не по течению, а против течения. Учитель велел ему показать Замбези как полагается — по течению. Но едва Пээтер снова прикоснулся указкой к карте, как она с грохотом упала к его ногам.

И тут все увидели то, что было за картой.

В классе воцарилась мертвая тишина. Глаза всех были прикованы к доске.

А на доске была написана краткая выдержка из сообщения Советского Информбюро.

Учитель побледнел.

В классе поднялся тихий шумок.

Пээтер поднял карту с пола и растерянно держал ее в руках.

— Сотрите с доски и повесьте карту на место, — сказал ему учитель.

Пээтер вытер доску и повесил карту на гвоздик.

— А теперь покажите мне реку Замбези как полагается.

Было ясно, что на этом дело кончиться не может. Весь класс понял: учителю просто требуется время, чтобы прийти в себя.

Пээтер старательно провел указкой по карте.

— Садитесь, — сказал учитель. — Я мог бы поставить вам четыре с минусом или даже чистую четверку, если бы вы сразу показали Замбези правильно. Но теперь я не могу поставить вам больше трех с плюсом. Это прямо-таки совершенно невероятно: вы уже во втором классе гимназии, а до сих пор не знаете, как надо показывать реки. Я надеюсь, по крайней мере, теперь вам это запомнится.

Пээтер вернулся за парту с таким видом, будто ему безразлично, получить ли три с плюсом или четыре с минусом.

А учитель еще долго распространялся об этом — видимо, решал, как поступить.

Но время на размышления было весьма ограничено. Класс понимал это и ждал с величайшим интересом, что же скажет учитель.

Наконец он решился:

— Дежурные!

Дежурные поднялись из-за парты.

— Что должна означать эта надпись на доске?

Дежурные объявили, что написанное на доске явилось для них обеих совершенной неожиданностью.

— Кто из вас принес карту из учительской?

Дежурные объявили, что они не приносили.

— Кто же тогда ее принес?

Выяснилось, что карту никто не приносил.

— Фантастическая история, — сказал учитель.

Весь второй класс тоже считал, что история действительно довольно фантастическая.

— Я не могу замолчать случившееся, — сказал учитель. — Я должен сообщить об этом вашему классному руководителю и, конечно, директору.

Ученики тоже не могли замолчать случившееся, и таким образом об этой истории сразу же узнала вся гимназия.

Во втором классе началось расследование.

Так как их классный руководитель не смог найти виновных, директор гимназии сам допросил второклассников, каждого в отдельности. Но и это не дало никаких результатов.

Расследование длилось уже почти неделю, но тут появилось новое сообщение Совинформбюро. На сей раз в классе у абитуриентов.

В тот день у них был урок физкультуры. Девушки занимались гимнастикой в зале, а юноши упражнялись на брусьях, которые стояли в коридоре на другом этаже. Когда урок кончился и все собрались в свой класс, они с удивлением прочли на классной доске очередное сообщение о том, как Красная Армия бьет немцев.

Надо сказать, что пока выпускники занимались своим физическим развитием, в нашем классе шел урок математики. Домашние задания были уже проверены, и тут выяснилось, что в классе нет мела. Это обстоятельство могло бы показаться кое-кому странным, потому что еще на предыдущем уроке мела было вполне достаточно. У преподавателя математики суровый характер, и он сделал нам с Олевом строгое замечание: мы в тот день дежурили и в наши обязанности входило позаботиться, чтобы в классе имелось все необходимое для урока. Олев был послан за мелом. На это дело у Олева ушло, правда, несколько больше времени, чем обычно в подобных случаях, но зато он принес две совершенно новеньких, нетронутых и белоснежно-белых палочки…

Итак, в гимназии снова имело место диковинное происшествие. Правда, на сей раз сообщения, дающего точный обзор положения на фронте, не видел ни один учитель (до начала следующего урока его стерли с доски), но слух об этом распространился по всем классам и достиг ушей директора гимназии.

Директор сразу же бросил заниматься вторым классом и обратил свой орлиный взор на выпускников. Но и здесь тоже виновных не нашли.

Оба преподавателя физкультуры утверждали, что все ученики все время находились на уроке.

И тогда директор решил поговорить о диковинных происшествиях на собрании всей школы в очередной понедельник.

Он сказал, что безусловно необходимо разоблачить бесчестных учащихся, разлагающих здоровый организм гимназии. И в конце он сказал, что, если мы сами не найдем этих учащихся, он будет вынужден призвать на помощь полицию.

А два дня спустя очередное сообщение Советского Информбюро появилось на доске в нашем классе.

Это случилось, когда мы всем классом ходили на экскурсию в музей. Наш городской музей весьма мал — все вещи, так называемые экспонаты, помещаются в трех комнатах. Поэтому экскурсия длилась не так уж долго, и к началу следующего урока мы вернулись в гимназию. Войдя в свой класс, мы сразу увидели — на доске написано сообщение Советского Информбюро.

Всего несколько строк: уничтожено столько-то вражеских танков, самолетов и другого военного снаряжения. Убито и взято в плен столько-то и столько-то фашистских солдат и офицеров. Освобождено столько-то поселков и деревень.

Гуйдо тут же побежал в учительскую. Директор лично прибыл на место происшествия и незамедлительно начал расследование.

Но никакого толку он не добился. Перед тем как пойти на экскурсию и при выходе из музея классная руководительница пересчитывала нас. В классе никто не оставался. Олев в этот день вообще не был в школе по болезни. Правда, один только я знал, что он не так уж серьезно болен.

В гимназии царило оживление и возбуждение.

Снег уже выпал, и иногда, вечерами, садовая изгородь потрескивает от мороза. Немцев ждет новая злая зима. О молниеносной войне они, конечно, больше и не мечтают.

Немцам трудно. Но еще трудней всем тем, кто вынужден жить под немецким игом, особенно военнопленным.

Насколько мне известно, имеются какие-то международные правила обращения с военнопленными. Но фашисты не признают никаких правил. У них свои законы, очень жестокие.

Военнопленных привезли в наш город особым поездом в товарных вагонах с решетками на окошечках. На окраине города их заставили быстро построить для себя несколько длинных бараков; там они теперь и ютятся в жуткой тесноте. Вокруг бараков высокий забор, обнесенный колючей проволокой, а на сторожевых вышках бессменно дежурит охрана.

На пленных страшно смотреть — кожа да кости. Они едва передвигают ноги. А конвой кричит, чтобы шагали быстрее.

Пленные как будто и не слышат. Они просто не в состоянии идти быстрее. Настолько они отощали и измучены. Иногда случается, что кто-нибудь из них на ходу падает и остается лежать неподвижно. Для подобных случаев у пленных с собой имеется особая тележка с высокими бортами. Ее по очереди волокут те военнопленные, у которых еще сохранилось немного сил. Упавшего на дороге поднимают и кладут в тележку.

У нас прозвали эту тележку «повозкой для мертвецов».

Когда моя бабушка впервые увидела военнопленных через окно, она покачала головой и сказала, вздыхая:

— До чего же грубыми стали немцы.

— Разве раньше они были другими? — спросил я.

— Ну, такими ужасными они точно не были, — убежденно сказала бабушка.

Она помнит еще те времена, когда мой дедушка был молодым и находился в плену у немцев. Это случилось в первую мировую войну. Дедушку тогда просто передали на один немецкий хутор — работать. Не было около него ни конвоя, ни колючей проволоки. Вместе с другими людьми он выполнял на хуторе всякую работу и ел за одним столом с хозяйской семьей. А перина у него в постели была до того мягкой, что поначалу, с непривычки, он даже не мог спать.

• Предыдущая
• 26/35
• Следующая