Гори, наш костёр! - Могилевская Софья Абрамовна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/24
• Следующая

— Это чего? А это? А там?

Но разве кто-нибудь мог ему ответить? Его товарищи ещё сами ничего не знали, а новый друг Лёша, как только автобус остановился, вмиг подхватил свои удочки, полевую сумку и убежал к пионерам своего отряда.

А за лагерными воротами чего только не было! Среди берёз и зелёных кустов виднелись небольшие домики с террасками; и дом побольше, с широкими окнами. А совсем недалеко от ворот, на площадке, посыпанной жёлтым песком, стояла мачта. Она сразу бросилась Васе в глаза. Это была такая высоченная мачта, что, казалось, она упирается прямо в самое небо, прямо в пышные кудрявые облака.

Добежать до этой мачты, посмотреть её вблизи, а потом возвратиться обратно было бы делом нескольких минут.

«А что? — подумал Вася и покосился на Таню, которая всё ещё разговаривала с начальником лагеря. — И побегу… Всё равно она не догонит… Куда ей!»

И он побежал.

— Вася, куда ты? — услыхал он за собой испуганный Гришин голос.

И следом за Гришиным тотчас раздался другой голос, громкий и повелительный:

— Скалкин, вернись!

Но Вася и не подумал возвращаться. Наоборот: прижав к бокам локти, он припустил ещё быстрее. А ну-ка, пусть попробует, пусть догонит…

Однако Таня его догнала, и довольно быстро. Она положила ему на плечо руку, и он увидел её рассерженное лицо.

— Ты почему не слушаешься?

И вот, к великому Васькиному позору, она за руку, как маленького, повела его обратно. Напрасно, негодуя и стыдясь, Васька старался выдернуть свою ладонь из крепко державшей его руки. Ничего не вышло. Оказывается, их вожатая и бегала очень быстро и руки у неё были сильные…

Пока Вася стоял и дулся, ни на кого не глядя, Таня устанавливала парами свой отряд. Рядом с Гришей теперь она поставила девочку. Гриша опять хотел было запротестовать, хотел сказать: «Не буду я стоять с девчонкой, пусть лучше со мной станет Вася или Игорёк!» — но, вспомнив, как тогда в автобусе Таня отчитала Ваську и как сейчас она за руку привела его обратно, промолчал.

А девочка, которая стояла с ним рядом, была такая толстая, что, если бы слепить вместе его с Васей, да ещё в придачу Игорька, то и получилась бы такая девочка.

— Тебя как зовут? — спросила девочка басом, едва лишь она оказалась рядом с Гришей.

Гриша ответил.

— А меня зовут Люсей, — объявила девочка. Потом, немного помолчав, она сказала: — Давай сядем за один стол, хочешь?

— Ладно, — кивнул головой Гриша.

— Только смотри компот не ешь, мне отдавай, — сказала девочка. — Я очень люблю компот и кисель.

— Ладно, — снова сказал Гриша и вздохнул: ведь и он тоже из всего обеда больше всего любил компот и кисель.

За его спиной разговаривали две подружки. Одна была повыше и похудее. Другая — небольшая и кругленькая. У одной волосы были совсем светлые. Зато другая была черноволосая и черноглазая. У первой нос был кнопочкой, у второй торчал клювиком. Подружек звали одинаково — Сонями. «Не спутаешь, — подумал опять Гриша, покосившись через плечо на двух Сонь: — одна беленькая, другая черненькая!» А подружки, перебивая одна другую, о чём-то спорили и трещали, трещали без умолку…

А между тем по знаку старшего вожатого Серёжи горнисты заиграли на своих горнах, барабанщики разом ударили и свои барабаны, и все пять отрядов двинулись к воротам, на которых, кроме флажков и зелёных гирлянд, была ещё надпись: «Добро пожаловать!»

А Вася, хотя и твёрдо решил, что раз так, то из лагеря он убежит непременно, и в самом скором времени, сейчас вместе со своим отрядом шагал по прямой дорожке, которая шла от ворот к белой мачте.

Их пятый отряд был на почётном месте сразу за горнистами, барабанщиками и знаменосцами, нёсшими впереди отрядные знамёна и знамя пионерской дружины, красивое, алого бархата, с золотыми кистями и золотой бахромой.

Сразу после дороги Таня повела отряд в умывалку. А там висели такие умывальники, каких Гриша сроду не видывал. Дома-то как? Отвернёшь кран — и вода льётся себе, сколько твоей душе угодно! А тут нужно было наподдать снизу медную сосульку, и только тогда вола холодными весёлыми брызгами летела на лицо, руки и куда попало… Гриша до тех пор шлёпал рукой по этой медной сосульке, пока Таня строго ему не сказала: «Хватит тебе!» А Гриша и сам знал, что хватит, потому что из умывальника уже ничего не лилось, значит воды больше не было.

И в столовой было очень хорошо. Как они попросили, так их всех посадили: за один небольшой четырёхугольный столик — его, Васю, Игорька и толстую Люсю.

— Вот, — сказала Люся, — у каждого по вилке и по ложке. А соль на всех общая — бери сколько хочешь!

— Я не люблю соль, — признался Игорёк. — Сахар лучше…

— А я люблю! — вскричал Васька и тут же, одним махом, высыпал всю солонку в тарелку борща, которая перед ним стояла.

— Опять озорничаешь? — с досадой сказала Таня, подходя к их столику. — Да разве так делают? Ну что ты, право, за человек!

Она взяла у Васи тарелку пересоленного борща и отнесла её обратно к окошку, через которое подавался обед. Васе поставили новый борщ. Теперь Вася рассердился: ей-то какое дело, если он хочет есть солёный борщ?

— Давайте звать её малявкой! — громко и насмешливо сказал он, снова вспомнив, как его мать назвала вожатую.

— Давайте, давайте! — неизвестно чему обрадовался Игорёк.

— Не надо, она рассердится, — тихо сказал Гриша.

Ему было неприятно слушать Васины дерзкие слова. К тому же Таня стояла недалеко, она ведь могла их услышать.

Но Вася лишь покрутил головой:

— Ну и пусть сердится, а я всё равно убегу из лагеря!

Гриша оторопел.

— Возьмёшь и убежишь? — переспросил он шёпотом.

— Да, — ответил Васька. Глаза у него сверкнули: — И слушаться такую малявку всё равно не стану.

После обеда Таня повела их устраиваться в один из домиков. Домик им всем тоже понравился, особенно терраска: одна сторона её была составлена из небольших квадратных стёклышек — красных, зелёных, жёлтых, синих. Все тотчас кинулись смотреть в эти разноцветные стёклышки. Ну и чудеса получались у них перед глазами! Посмотришь в красное — и всё становится красным! Даже небо разгоралось таким огнём, будто на нём полыхал пожар. Посмотришь в жёлтое — и сразу наступает осень. Всё кругом желтело, даже сосны и ёлки покрывались желтизной. И тогда, чтобы опять вернулось лето, нужно было скорее поглядеть в зелёное стекло. Вмиг становились зелёными и листья на деревьях, и мохнатые ветки ёлок и сосен, и трава, и всё на свете…

И вот, когда Гриша вволю насмотрелся в разноцветные стёклышки, он вдруг вспомнил про черепаху Тортилу.

— Игорёк, — сказал Гриша, — ты почему свою Тортилу и столовую не взял? После дороги она ведь тоже проголодалась. А мы бы ей хлебушка покрошили.

— Она его не ест. Ей нужно какой-нибудь травы…

— Травы? — вмешался Вася. Он уже успел познакомиться с Тортилой и был тут как тут. — Пошли, я высмотрел, где здесь растёт подходящая трава.

— Только сперва нужно отпроситься у Тани, — робко сказал Гриша, — Без спроса, наверно, нельзя.

У Васьки нахмурились брови.

— Нет, — сказал он, — отпрашиваться у этой малявки мы не станем, всё равно не пустит. Ты что хочешь, накинулся он на Гришу, — чтобы черепаха умерла с голоду?

Игорёк сразу захныкал:

— Я не хочу, чтобы Тортила умерла с голоду!..

А так как Грише тоже этого вовсе не хотелось, то мальчики, не спросясь, побежали за травой для Тортилы, которую где-то высмотрел Вася Скалкин.

• Предыдущая
• 4/24
• Следующая