Дом в Цибикнуре - Могилевская Софья Абрамовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/39
• Следующая

— Давай одеваться! — говорит Наташа.

Но Алёнушка скидывает с себя одеяло и начинает брыкаться. Никак Наташа не может поймать её пухлые босые ножки и натянуть носки.

— Вот баловница! — шепчет Наташа и делает строгие глаза. — Вот озорница!

— Наташа! — вдруг слышит Наташа за своей спиной.

Наташа так быстро оборачивается, что Алёнушкин носок вылетает из рук.

В комнате Катя.

Катя? Интересно, зачем она пришла в дошкольную группу? И сегодня, в Наташино дежурство.

— Ты что? — спрашивает Наташа.

— Меня Софья Николаевна прислала. Вместо Анюты…

Вот оно что! Значит, им придётся вместе провести дежурство.

— Я первый раз, — продолжает Катя, — ничего тут не знаю. Покажи, что нужно делать.

И хотя в душе Наташа просто счастлива, что наконец сможет показать Кате, как она ловко управляется с малышами, как хорошо понимает, что нужно делать, как малыши её слушаются и любят, она и виду не подаёт. Напротив, она говорит очень сдержанно и независимо:

— Напрасно Софья Николаевна беспокоилась. Я бы сама управилась. Но раз тебя назначили, помоги одеть самых маленьких… Старшие у нас умеют сами. За ними можно только приглядывать. А маленьких нужно одеть… Ты смотри на меня: как я делаю, так и ты делай.

— Хорошо, — говорит Катя и, посматривая на Наташу, начинает тоже одевать самых маленьких детей.

Наташе хотелось бы, чтобы Катя всё делала не совсем так, чтобы можно было на каждом шагу учить её, показывать. Может быть, даже сказать: «И не воображай, что работать у малышей лёгкое дело. Это надо уметь! Тут нужен опыт!» А потом успокоить Катю и сказать: «Ничего, ничего, это сначала трудно. А потом привыкнешь и будешь всё делать хорошо, как мы все».

Но Кате ничего этого говорить не приходится. И учить её тоже нет смысла. А такие слова произносить уж тем более…

Катя всё делает так, именно так, как полагается. Будто не первый, а тысячу первый раз дежурит в дошкольной группе. И Наташа, незаметно наблюдая, как ловко Катя накидывает на малышей майки, как быстро заправляет их в трусы, как аккуратно натягивает на босые ножки носки и тапочки, только старается не отставать.

И когда Ольга Филатовна, вернувшись в дошкольную комнату, спрашивает:

— Кажется, у меня сегодня появилась еще одна новая помощница?

Наташа с уважением говорит:

— Она первый раз, а делает всё очень правильно.

Затем девочки ведут всю стайку малышей умываться, Там Наташа показывает Кате, какой умывальник самый лучший и не брызгает, и как нужно мыть ребятам лицо, чтобы мыло не попало в глаза, и как вытирать насухо полотенцем руки и уши.

Потом девочки приводят всех в маленькую малышовую столовую, и пока Ольга Филатовна усаживает ребят по местам, они бегут на кухню за чаем и хлебом.

— Ты что понесёшь, — спрашивает Наташа: — чайник или эти тарелки с хлебом?

— А ты что хочешь? — спрашивает Катя.

— Я-то хотела бы нести хлеб, да ты чайник не дотащишь. Он знаешь какой тяжеленный!

— Тогда давай чайник вместе, а по тарелке с хлебом каждая возьмёт в другую руку…

Когда Ольга Филатовна уводит всю свою дошкольную команду на прогулку, девочки остаются прибирать.

— Да, — поучает Наташа, — работы нам хватит, до самого вечера. Сейчас мы перемоем чайную посуду, подметём, наведём порядок в столовой, а потом возьмёмся за спальню. Много, много у нас с тобой дел, не беспокойся… Тут только успевай поворачивайся!

А Катя и не беспокоится. Она всё рассматривает и всё разглядывает в этих комнатах, где она первый раз.

Какие забавные занавески на окнах! Разноцветные бабочки и ромашки на них нашиты из пёстрых ситцевых лоскутков. Всё это сделали, наверно, Ольга Филатовна и девочки.

Обои в столовой и в спальне тоже не покупные. Они тоже сделаны собственными руками. Несмотря на густой слой мела, Катя сразу догадалась, что на стены наклеены газеты: «Известия», «Труд», «Пионерская правда». Буквы всё-таки кое-где пробиваются. Но по белому меловому фону нарисованы такие пёстрые букеты цветов, такие румяные яблоки и такие спелые груши, что эти самодельные обои из газет показались Кате ничуть не хуже покупных. Даже лучше.

А у окна в ящике — влажная рыжевато-красная глина.

— Эту глину, — объясняет Наташа, — старшие мальчики отыскали далеко на реке Кокшанге и притащили малышам.

Катя с удивлением разглядывает разные забавные игрушки-самоделки, сделанные из этой обыкновенной речной глины. На большой полке, ярко и пестро раскрашенные, стоят петушки, гуси, грибы, самолёты, танки и целые поезда.

На подоконнике — домик из еловых чурок. Крыша на нем покрыта зеленым мхом, на оконцах — занавески и возле крыльца — настоящее деревцо. Прямо избушка из «Трёх медведей»…

Катя заглядывает через дверцу, а там и впрямь сидят три медвежонка из глины — большой, поменьше и совсем маленький.

— Кто хлебал из моей большой миски? — басом, за самого большого, говорит Катя, смеётся и смотрит на Наташу. — Знаешь, — говорит она, — я бы рада была дежурить у малышей ну прямо хоть каждый день. Честное слово! Мне тут так хорошо!

— Правда? — переспрашивает Наташа.

— Правда. Тут так хорошо, будто в своём собственном доме.

— Да, — говорит Наташа, — и мне всегда кажется, будто я в своём собственном доме. Только нехватает бабушки, мамы и папы… А так бы ни за что отсюда никуда не уехала…

Вечером, как обычно, старшие мальчики дружно и почти мгновенно улеглись по кроватям.

В спальне было темно, и только неясно светлели квадраты раскрытых настежь окон. Ночной влажный воздух вместе с запахом трав и цветов вливался в комнату.

— Сегодня кому итти? — вполголоса спросил толстый Генка, приподнимаясь на локте. Кровать под ним взвизгнула и закряхтела.

— Сегодня Аркадию, — тонким голоском сказал Кузя. — Аркаша, нынче твой черёд.

— Знаю, — шопотом подтвердил Аркаша. — Сегодня моя очередь.

— Беги пораньше, — сказал Женя Воробьёв неумного начальническим тоном. Он старший и слегка верховодит мальчиками. — Пораньше несись, а то проворонишь, как вчера Генка.

— Да-а, — обиженно сказал Генка, — а чем я виноват, если Софья Николаевна с ночным обходом явилась? Мне итти, а она, как нарочно, из комнаты ни на шаг…

— Виноват, не виноват, а прозевал, — проговорил Женя. — Самое начало прозевал. Скажешь, нет?

— Прозевал, — мрачно подтвердил Генка.

— Правда, Аркадий, — послышался с дальней кровати голос Коли Бабурина, — беги лучше сейчас, а то опять дежурная нагрянет!

— Нет, — быстро проговорил Кузя, — сегодня никто не нагрянет: сегодня ночная дежурная не Софья Николаевна, а Галя. Галя в эту пору не ходит по комнатам.

— Всё равно, пусть сейчас идёт, — проговорил Женя. — Знаешь, Аркадий, лучше возьми левее, огородами: значительно безопаснее.

— Ладно, — сказал Аркадий и выскользнул из-под одеяла.

Оказывается, он и не раздевался (ох, если бы об этом знала Софья Николаевна!), а улёгся в кровать прямо в штанах и рубашке.

— Обратно скоро не ждите, — сказал он.

И, перекинувшись через подоконник, спрыгнул вниз и пропал в тёмных зарослях бузины.

Мальчики сразу, словно сговорившись, замолчали.

Тихо. Только два осенних комарика тонко и печально выводят комариный дуэт на своих свистульках.

Аркаша вылез из бузины и огляделся.

Никого.

Путь открыт и безопасен.

И такая тишина, что, кажется, упади с берёзы сухой лист — услышишь его падение…

Никаких голосов. Только перекликаются молотилки на колхозных токах. Но и этот звук не мешает тишине.

Свой золотой путь прочертила на небе лёгкая падучая звезда. Куда-то скатилась в темноту и пропала… Звёзд падает в августе великое множество. Недавно они вместе с Наташей взялись подсчитать, сколько их скатится за один вечер. Досчитали до ста сорока трёх, и надоело. Ему-то не надоело, а Наташе надоело. «Ну их, эти падучие звёзды!» воскликнула она и умчалась на поляну играть в пятнашки…

• Предыдущая
• 14/39
• Следующая