В большой семье - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая

— Проходи, девочка, садись, — сказала она приветливо. — Ты ведь Бодровой дочка? Мама за чем-нибудь прислала?

Аня присела на стул и подобрала ноги.

— Спасибо.

Накручивая на палец бахрому теплого платка, Аня одним духом проговорила:

— Дайте мне, пожалуйста, книжечку какую-нибудь почитать.

Александра Николаевна ласково взглянула на смущенное лицо девочки:

— Читать, значит, любишь?

— Так бы всё и читала, было бы чего, — пробормотала Аня.

— Какую же я тебе книжечку дам? Я без ребят и не знаю… А их дома нет.

— Ни одного нет? — Аня подняла голову, почему-то вдруг перестав стесняться.

— Ни того, ни другого нет. Алеша к Варе в Ленинград поехал, молоко отвезти. А Ленька где-то на улице бегает.

Теперь Аня отчетливо разглядела жену Петренкова. У Александры Николаевны было полное спокойное лицо и добрые глаза, окруженные легкими морщинками. Темные с проседью волосы ее были зачесаны назад и на затылке скручены в маленький тугой узел.

«Славная она, — подумала Аня. — Но нисколько на нее Алеша не похож».

Несколько минут просидев молча, Аня встала:

— Ну, пойду.

— Посиди, чего ты! — сказала Александра Николаевна. — Расскажи, как вы с матерью живете? Отец-то пишет?

Аня рассказала немного про папу и маму. Потом, осмелев, спросила:

— Кажется, ваш старший сын очень хорошо учится?

— Алексей у нас молодчина, — ответила Александра Николаевна и почему-то вздохнула. — Он и сам учится хорошо и Леньку тянет. Ленька-то тоже способный, да ленивый. Что ему нравится, то и делает. Вот математику любит, так это у него ничего, идет. А по литературе, по истории — одна беда.

Она разгладила шов и быстро прострочила его.

— Да, самостоятельным Алексей растет, — продолжала Петренкова. — И упорный. Чего захочет, так добьется. В деревне на Алтае когда были, верховая езда ему не удавалась. Падал он с лошади. До крови разольется другой раз, а снова лезет. И научился ездить. Тихий он такой, сдержанный, всё у него внутри. Не то, что Ленька, у того душа нараспашку. Будто и суровый Алексей-то, так кажется. А вот, к примеру, заболела у нас Варька. Так он за 15 километров в районную аптеку бегал. По морозу… И Леньке он как за старшего, уступает ему. А ведь чуть-чуть постарше… Уж так мы его полюбили, Алексея, так полюбили!

Всё время Аня жадно слушала, не спуская с Александры Николаевны внимательных глаз, но тут она заморгала от удивления. Ей показалось странным, что Петренкова сказала о сыне: «Полюбили». Вдруг бы анина мама так сказала об Ане: «Полюбила я свою доченьку». Ане стало смешно. Да ведь мама ее всегда любила, еще когда Аня ни ходить, ни говорить не умела, а не то, чтобы она ее потом полюбила…

— Трудно ему сперва было на крестьянской работе… — Александра Николаевна внезапно замолчала и потом совсем другим голосом, не задумчивым, а живым и громким спросила входившего Алешу:

— Ну, рассказывай, как они там?

— Хорошо. Привет всем от Вари, — Алеша снял у двери пальто и шапку и подошел к Ане.

— Здравствуй.

Аня слегка покраснела.

— Здравствуй.

И застенчиво улыбнулась, подумав: «А я знаю, что ты с лошади падал».

— Дай ей книжку почитать, — сказала Александра Николаевна.

Алеша ушел в горницу и через минуту вернулся с книгой в руках.

— Вот «История одного детства». Очень хорошая книга. Не читала? Это мне Варя в Ленинграде в библиотеке достала. Только смотри не испачкай. И очень долго не читай: ее отдавать надо. Ты в каком классе?

Он говорил спокойно, просто, точно знал Аню давным-давно.

— Я только в четвертом! — тихо сказала Аня. — Мне учительница говорила… Но только трудно это…

— Что трудно?

— Она сказала: позанимайся хорошенько и сдай за пятый класс, тогда осенью сразу в шестой переведем. У нас Стеша Логунова так сделает, она сможет, а я нет. У меня арифметика хромает. В диктовке я ошибок не делаю, а задачи не выходят.

Алеша мельком глянул на Аню и в раздумье сдвинул брови.

— А с остальными предметами справишься?

— Справилась бы. Занималась бы и занималась. А вот задачи…

— Знаешь что?.. Хочешь, я займусь с тобой арифметикой?

Аня замерла от удивления и радости.

— О-ой! Правда?

— Попробую, — сказал Алеша.

Сердце у Ани билось, и ей хотелось петь, когда, прижав к груди взятую у Алеши книгу, она бежала домой.

«Неужели перешагну через класс? Неужели своих догоню?»

В это воскресенье Аня проснулась с мыслью, что сегодня должно случиться что-то очень интересное. Спросонок она не могла сообразить, что именно будет, а просто улыбнулась от радости.

«Чему я радуюсь?» — спросила она себя, торопливо натягивая платье; не хотелось терять ни минуты этого дня. И тут же вспомнила: «Да ведь сегодня приедут ленинградские школьницы, книги привезут».

Мама была в этот день дома. Аня только отнесла пойло корове да накормила поросенка, а больше не стала возиться по хозяйству и со всех ног помчалась в школу. Она думала, что, пожалуй, придет первая. Но ошиблась: многие ее опередили.

На сцене школьного зала, прямо на полу, лежал Саша Терентьев и толстой кистью вырисовывал большие буквы на длинной полосе бумаги:

«Да здравствует 28-я годовщина. Великой Октябрьской Социалистической Революции!»

Примостившись на верху стремянки, Маня Груздева прибивала к бревенчатой стене пихтовые ветки. Катя Носкова, задрав голову и привстав на цыпочки, подавала ей всё новые мохнатые лапки. Ребят в зале толпилось немало…

Аня сейчас же нашла себе занятие: тоненькой кисточкой подравнивать края букв на одном из плакатов.

Саша Терентьев, вихрастый мальчик лет двенадцати, встал с пола и довольно оглядел зал.

— А ничего мы встретим ленинградцев, — сказал он тоном хозяина. Саша гордился: ведь это он написал в газету заметку о том, что у них нет книг. И вот как всё замечательно получилось!

Аня подумала, что так украшают зал, конечно, не для пионерок из Ленинграда, а потому что на-днях будет большой-пребольшой праздник — годовщина Великого Октября, первая годовщина после войны.

Но всё равно было очень приятно, что гости попадут в такой нарядный зал.

Кончив подравнивать буквы на плакате, Аня подошла к печке. Дверца была открыта. Жарко пылали поленья. На скамейке у печки сидели ребята и разговаривали.

— А какие книги они привезут? — задумчиво спросила Нюра Громова.

— Лишь бы толстые! — вздохнула Нина Судакова. — А про что бы ты хотела больше всего?

— Я про моряков, — крикнул Геня.

— А я про… про жаркие страны и про всякие города.

— Лишь бы интересные, интересные!..

Подошла Сима Гущина, маленькая, в старом длинном платьишке, села перед печкой и некоторое время смотрела на огонь. Потом тихо сказала:

— А я вот совсем плохо читаю, но тоже запишусь в библиотеку.

— Зачем тебе? — заговорили ребята. — Ты ведь как неграмотная.

— Запишусь, — упрямо повторила Сима.

Озорник Генька тоже, хотел сесть к печке, а места не было. Он подкрался сзади к Симе и крикнул над ее ухом.

— Немец идет!

Сима моментально вскочила и со страхом оглянулась.

Ребята засмеялись, а Сима заплакала.

— Как тебе не стыдно! — Перед Генькой стоял Леня Петров. — Как ты смеешь пугать ее немцем? — спросил он возмущенно. — Хорошо тебе, что ты в Кирове жил всю войну.

— А что? — смутился Генька.

— А то! Ей скоро десять лет, а она почти неграмотная, — продолжал Леня. — Она при советской власти совсем мало жила. Кто бы о ней позаботился!

— Правильно! — поддержал Леню Коля Рогов. — У нас некоторые ребята, кто в эвакуации был, этого не понимают.

Донесся далекий гудок паровоза. Несколько мальчиков и девочек побежали на станцию, и с ними Аня.

Но ленинградские пионеры с этим поездом не приехали. Заслышав гудок, ребята еще раз бегали к станции, но напрасно. И только в третий раз они встретили долгожданных гостей.

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая