В большой семье - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая

Аня так боялась ходить в школу, так плакала по утрам, что в конце концов бабка натерла ей колено толченым кирпичом, подмешав в него немного синьки. Бабка сделала это на всякий случай: вдруг заставят разбинтовать колено. Если разбинтуют, то увидят багрово-лиловый синяк и воспаление. Раскрашенное колено мать крепко-накрепко обмотала тряпками. Всем сказали, что Аня упала с печки и сильно расшибла ногу, так что не может на нее ступить. И Аня не ходила в школу.

Около месяца Аню спасало от школы «больное» колено. А потом Аня заболела корью, и можно было опять не ходить в страшную школу…

Хорошо запомнила Аня, как в битком набитом поезде они куда-то ехали. Поселок стал военным пунктом, и немцы вывезли из него всех жителей.

Аня с мамой попали в Эстонию. Больше года они жили на хуторе, где мать батрачила. Аня пасла гусей и ни на минуту не смела отлучиться от белых, длинношеих, тяжело переваливающихся птиц. С завистью смотрела она издали на играющих в саду хозяйских детей.

Пригнав гусей, она торопилась уйти в каморку за кухней, где жила с мамой.

Аня старалась не попадаться на глаза хозяевам. Стоило хоть на секунду остановиться посреди двора, как сейчас же ее окликала хозяйка и немедленно находила дело: что-нибудь вычистить, вымыть, натолочь…

Матери было труднее не попадаться на глаза. С утра до ночи она работала в поле, в огороде, на дворе. Хозяин — коренастый эстонец с белыми бровями — стоял на крыльце или похаживал по двору, заложив руки за спину, и зорко наблюдал за тем, чтобы батраки не присели отдохнуть.

В сороковом году, когда Эстония стала советской, он удрал со своего хутора. А теперь, с приходом немцев, этот кулак снова вернулся на прежнее место. Он не давал даром хлеб, суп и картошку. За эту еду он выматывал из своих рабынь всю силу.

От тяжелой подневольной работы спина у матери согнулась. С лица ее не сходило выражение угрюмой замкнутости. Трудно было в ней узнать живую, всегда веселую жену тракториста Бодрова.

И Аня привыкла ходить с опущенной головой. Ей казалось, что так незаметнее проскользнешь мимо хозяйки. Искоса она поглядывала по сторонам, сжимаясь заранее в ожидании окрика: «Подай, принеси, сделай!»

Аня жалела мать. Но разговаривали они мало: всё было некогда.

Только ночью, прижав к себе Аню, мать горячо шептала: «Дочка моя, дочка!» и спрашивала с тоскливым испугом: «Ты отца-то еще помнишь? Не забыла?» — «Помню», — неуверенно шептала Аня, чтобы утешить маму. На своих губах, прижатых к щеке матери, она чувствовала соленый привкус.

И вот хозяева стали еще злее. Хозяйка норовила ударить Аню за всякий пустяк.

А у матери появилось в глазах новое выражение: что-то там затаенно светлело в глубине. Пошли слухи, что близко Красная Армия.

Оля пришла из школы с подругами.

Ося, долговязый пятнадцатилетний восьмиклассник, подняв колени к подбородку, сидел за столом и учил историю. Когда веселой гурьбой вошли девочки, он спустил на пол ноги и раскланялся чуть снисходительно.

— Здравствуй, Ося!

— А, Ося!

— Здравствуй! Здравствуй! — зазвенели голоса.

В комнате стало шумно и тесно.

Поздоровавшись с Осей, девочки перестали обращать на него внимание. Они говорили все сразу, перебивая друг друга. Очевидно, они продолжали спор, начатый по дороге.

— Конечно, надо назначить норму каждому отряду! — горячилась Галя Снеткова, подвижная, остроносенькая, маленького роста девочка.

— И даже я считаю, что на каждого человека надо определенное число, — веско сказала высокая серьезная Тамара Хлопина. — Пусть каждая пионерка обязуется принести пять книг. Больше можно, а меньше нельзя.

— Много пять. А если у кого нет книг?

— Пусть, у кого нет, достанут.

Громче всех раздавался голос Тани Чуркиной. Толстощекая румяная Таня села на диван и звонко кричала:

— Не надо, не надо никаких норм! Кто сколько сможет. Пусть хоть двадцать приносит! Или одну, если уж нету. Только скорей, скорей надо!

Белые косички-крендельки висели над таниными ушами и раскачивались при каждом ее движении.

Ося покосился на девочек и захлопнул учебник.

— При таком вече дважды два не сосчитаешь. Что у вас там случилось?

— Подождите, девочки!

Большеглазая худенькая Оля стояла у стола в расстегнутом пальто, которое не успела снять. Две длинные темнорусые косы свешивались ей на грудь.

Оля вынула из кармана черного передника сложенную бумажку и развернула ее.

— Вот у нас ответственные по сбору книг. Пять человек. На большой перемене и после уроков они будут по очереди дежурить в пионерской комнате. А через звеньевых оповестим по классам. Завтра же начнем. И плакат вывесим.

Ося встал из-за стола и сел на диван рядом с Таней.

— Что это вы затеяли?

— Ох, какую мы замечательную штуку придумали! — радостно воскликнула Таня. — У нас был сегодня такой сбор!

— Понимаешь, девочки прочли заметку в газете, — затараторила Таня, — о том, что в поселке Подгорное, тут под Ленинградом, немцы разрушили школу и уничтожили всю библиотеку. Школу уже давно отстроили, занимаются, а читать ребятам пока нечего. Ну, вот мы и решили. Оля предложила на сборе. Ей всегда в голову хорошее приходит, на то она и начальник штаба дружины. Мы хотим собрать книги для Подгорной школы.

— Здо?рово! — решительно одобрил Ося. — Это вы хорошо придумали.

Таня самодовольно тряхнула белыми косичками.

— Мы да плохо придумаем!

Ося смотрел в окно.

Кончался осенний день на редкость ясный и солнечный. Блестела на солнце Карповка. Кирпичная стена дома на другом берегу реки горела на закате, как мак.

Виднелись уже безлистные верхушки деревьев в Ботаническом саду.

Темные глаза Оси стали задумчивыми.

Как он красив, Ленинград! Да, счастливые они, что живут здесь.

— А где же у нас Димка? — с беспокойством спросила Оля. — Я не видела, чтобы он перед домом гулял. Ося, поищи его. Скоро Матвей Иванович с работы придет.

— Вечная история — Димку искать! — проворчал Ося. — Не знаешь, где моя кепка?

Бродя по двору в поисках Димки, Ося думал о матери.

Как он соскучился без нее, как ждал ее возвращения! Ведь они не виделись уже четыре с половиной года!

Осина мать всё еще работала в госпитале. Одно время она подумывала вызвать к себе сына. Но потом написала, что в этом нет смысла. Скоро она приедет сама.

Над крышами домов словно разлилось жидкое золото. Яркий цвет неба напомнил Осе далекий Алтай. Закаты там были необычайной красоты. Все цвета — алый, оранжевый, багряный — переливались в вышине, приводя всех в изумление.

— Какое поразительное богатство красок! — говорил Викентьев.

Глядя на небо, Ося мысленно перенесся в прошлое…

Почти два года «сборная семейка» прожила в Бийске.

В первое время всё здесь удивляло Олю и Осю.

На горизонте синели горы. Густой сосняк, тянувшийся на много километров, начинался за две улицы от их дома. Сосны круглыми верхушками напоминали крымские. Могучие осокори с извилистыми ветками и желтая акация росли вдоль дорог. Осе казалось, что вот пройдет он по дороге, пыльной и белой, тоже как в Крыму, завернет в кривой переулочек и… где-нибудь за домами откроется его глазам море. Он медленно шел, загребая ногами рыхлую белую пыль, поворачивал в одну улицу, в другую. И верно: синий блеск сверкавшей на солнце воды заставлял его зажмуриться. Но это было не море. Голубая широкая Бия текла между лесистыми берегами.

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая