Золотые врата - Николаев Андрей - Страница 46

• Предыдущая
• 46/73
• Следующая

Облака бились о невидимую преграду, потоки дождя исчезали, не оставляя следа. Сергей слегка отстал от самолета, любуясь делом своих рук: J-52 летел, укрытый от грозы сводами невидимого тоннеля. Он был похож на бумажный самолетик, запущенный мальчишеской рукой и парящий в безопасной тесноте детской комнаты.

Вернувшись в салон, Сергей завис возле шахматистов, не желая прерывать затянувшуюся беседу Барченко со своим немецким коллегой. Астральное тело Карла-Марии Виллигута показалось ему бледным, почти лишенным энергии, рядом с полным сил воплощением профессора.

Он взглянул на шахматную доску. Мат в четыре хода, после ферзь Е5 – Е7. Однако то ли игроки были неважные, то ли просто устали: ферзь остался на месте и вялый миттельшпиль продлился, явно затягивая партию.

Уловив знак профессора, Панкрашин приблизился к нему.

– Возвращаемся.

Оставляя летящий в облаках самолет, Сергей оглянулся. Виллигут-Вайстор сидел, отрешенно глядя перед собой. Словно почувствовав чужой взгляд, он посмотрел на Панкрашина и, приветственно приподняв рюмку, устало улыбнулся ему.

Оставляя позади наступающую ночь, они пронеслись над северной Европой. Промелькнуло внизу зарево огней над Ленинградом, новгородские болота, Архангельск и вот уже показалась знакомая береговая линия архипелага, ставшего домом их бренным телам. Холодным, продуваемым северными ветрами, завешенным пологом нескончаемых зимних метелей, омываемым ледяными водами Арктики у порога, но все-таки домом.

Солнце уже ушло из лощины, и оставленные тела дрожали от холода. Профессор кряхтя поднялся с камня, Панкрашин, стуча зубами, поспешил надеть малицу, замахал руками, согреваясь.

– Вот так однажды загуляем, глядь, а вернуться некуда. И зароют наши бренные останки, пальнут раз-другой над могилами и все. Или медведь набредет. Тогда и хоронить нечего будет.

– Да, – согласился профессор, – надо кого-нибудь оставлять для присмотра. Или костер, что ли, разжигать. Пойдемте-ка, голубчик, домой.

Снег похрустывал под ногами, быстрая ходьба согрела, однако, увидев, что Барченко тяжело дышит, Сергей сбавил шаг.

– Что он вам сказал, Александр Васильевич?

– Ничего хорошего, – чуть задыхаясь ответил профессор, – его мало во что посвящают. Официально ему заявили, что операция проводится с целью захвата находящихся в лагере носителей тайных знаний. Якобы для непосредственного общения с «Высшими Неизвестными» в «Аненербе» не хватает людей, способных объединенным разумом вызвать их на контакт. Однако, Карл считает, что ему попросту лгут. Проблема «Высших Неизвестных», которых еще именуют «Умами Внешними», чисто прикладная, а, насколько ему известно, все, что не найдет практического применения в военных действиях в ближайшее время, отложено на неопределенный срок. Карл не может, или не желает, раскрывать все карты, но по его намекам я понял, что, скорее всего, хотят нанести удар по скоплению носителей эзотерических корней русского этноса.

– Однако, – протянул Панкрашин, – конечно мне лестно чувствовать себя носителем корней, но посвященных моего уровня по меньшей мере несколько десятков…

– Все они на Большой Земле, Сережа. Все они разделены и в большинстве сломлены, если еще живы. К тому же, чтобы убить, не обязательно уничтожать тело. Достаточно нанести ранения, не совместимые с жизнью. Я далек от того, чтобы переоценивать собственную персону, однако, будем смотреть на вещи реально, не пряча голову в песок: да, на Новой Земле собраны остатки хранителей древнейших знаний. Не станет нас и потеря, возможно, будет невосполнима. Постарайтесь понять меня, Сергей. Вот я чувствую, что вы меня осуждаете…

– Помилуйте, Александр Васильевич…

– Да-да, осуждаете. Мол, заставил постороннего человека принять решение, обрекающее на смерть многих людей. Я скажу вам только одно: моя вина – мне и отвечать.

Дальнейший путь до лагеря они преодолели в молчании. Небо хмурилось, с Баренцева моря наплывали тучи, ветер усилился, выдувал из глаз слезы и Панкрашин отвернул лицо. Где-то на западе люди, подчиняясь чужой воле, прогревают моторы бомбардировщиков, пишут письма родным и близким. Кто знает, сколько их погибнет в самоубийственном налете на Вильгельмсхафен, чтобы отсрочить нападение на затерянный в Арктике архипелаг? Сергей покосился на профессора. Пожалуй, я бы так не смог. Впрочем, кто знает. Если бы от меня зависело столь многое… И все же, все же…

Британия, Ретвуд – Милденхолл

Паб прикрыли в десять, как и положено, несмотря на протесты почтенной публики. Почтенность, правда, была весьма сомнительная – основной контингент «Серой цапли» с самого начала войны состоял из летчиков базирующихся в Милденхолле бомбардировочных соединений. Также из Ярмута иногда наезжали веселыми компаниями моряки. В такие вечера истинно «почтенная публика» местных старожилов старалась по добру, по здорову унести ноги до того, как начнется выяснение отношение между авиацией и флотом. В этот вечер авиация вела себя мирно, поскольку флот появился буквально за полчаса до закрытия и по этой причине не успел набраться «по ватерлинию».

Вспоминая последующие события, Питер Соммерс с досадой покрутил головой, спустился в придорожную канаву и в очередной раз смочил носовой платок, размышляя, сколько овец перебралось через эту канаву в брод, и сколько автомобилей слили туда бензин или масло. Хватаясь за траву на откосе, он выбрался на дорогу, потопал, отряхивая ботинки от глины, и приложил платок к подбитому глазу. Томас Шепард, поджидавший его, сочувственно хмыкнул. Энергия бурлила в нем через край, несмотря на расквашенный нос и разбитые губы.

Кто предложил продолжить вечер у мамаши Молли, теперь уже было не важно. Кажется, сержант-механик из сто тридцать восьмого дивизиона, летавшего на «Бленхеймах». Беда заключалась в том, что домик вдовы Молли был известен морякам также хорошо, как и летчикам. Самогон у вдовы был убойный и по неизвестной причине перед тем, как свалить с ног, заставлял принявших определенную дозу впадать в буйство. Сержант-механик пал первой жертвой, получив по голове бутылкой от какого-то комендора с тральщика. Поводом было невинное замечание относительно героического плавания Королевского флота между правым и левым берегом Ярмутской бухты. Моряки имели численный перевес, хотя в начале схватки это не ощущалось – в беседке в уютном садике мамаши Молли было слишком мало места, чтобы развернуть наступление превосходящими силами. К сожалению, легкий павильон не выдержал испытания – крыша рухнула и драка переместилась в сад, а потом, под крики вдовы, за калитку, которая тоже пострадала, разобранная на составные части отступающими авиаторами.

Соммерс выкатился на улицу вместе с основной свалкой, быстро разбившейся на отдельные поединки. Быстро уложив своего противника – того самого комендора, свалившего механика, он огляделся и увидел, как Том Шепард, стрелок задней полусферы, изнемогает в неравной схватке с двумя моряками. Вдвоем они дали флоту достойный отпор, так, что когда зазвучали сирены военной полиции, смогли без спешки спрятаться в кустах сирени. Полиция умело и проворно подобрала обессиливших, похватала самых буйных, угомонив их дубинками, и покидала в фургоны. Последним загрузили сержанта-механика, из-за которого все и началось.

Дождавшись, пока все стихнет, Соммерс и Шепард выбрались из кустов. Питер похлопал по внутреннему карману, проверяя, не пострадала ли пинтовая фляжка с зельем вдовы, затем пощупал бровь. Левый глаз заплыл так, что закрылся совсем. Шепард пострадал больше – из носа текла кровь, губы стали похожи на лепешки, а пилотка исчезла без следа. Он пригладил рыжие волосы и подмигнул.

– Здорово размялись, а?

– Знаешь, – с чувством сказал Соммерс, – пятнадцать лет назад я тоже радовался возможности подставить морду под чей-нибудь кулак.

До Милденхолла не близко, но надеяться на попутку в такой час было напрасно, тем более, что не было гарантии, что полиция успокоилась, и они пошли пешком. Пару раз приходилось перепрыгивать через канаву и отбегать в поле, когда позади появлялись фары автомобилей. Шепард бодро вышагивал впереди, гнусаво напевая веселый мотивчик, а Соммерс, прижимая к лицу мокрый платок, старался не отстать от него. Ночь была холодная, безоблачная, над дорогой взошла луна, и они топали по асфальту, догоняя собственные тени.

• Предыдущая
• 46/73
• Следующая