Когда я был вожатым - Богданов Николай Владимирович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/37
• Следующая

Но в таких играх в воде он участвовать побаивался.

Увлекшись игрой, мы не заметили, как к нам подошел какой-то прохожий. В военной гимнастерке и в галифе, с полевой сумкой через плечо, он шел с непокрытой головой, сжимая в руке шапку-кубанку, и, поглядывая вокруг, улыбался.

Заметил Игорька, сидевшего в сторонке. Подошел и спросил без предисловий, как старый знакомый:

— А ты чего ж скучаешь?

Игорек только пожал своими худыми плечиками: мол, где ж мне, не надеюсь на победу в такой игре.

Прохожий нахмурился:

— А хочешь, я сообщу тебе одну тайну и ты всех победишь?

Ну, кто же не захочет узнать такую тайну! Игорек с прохожим зашли за кусты, о чем-то пошептались. И вдруг выходит наш пионерчик и заявляет:

— А ну, давайте я всех перенырну!

Ребята засмеялись<p>— задору много, да силы мало. Особенно смешно было таким здоровякам, как Шариков и Котов. Набрали они побольше воздуха, нырнули поглубже и сидят под водой. Упорно сидят. Пузыри пускают, а наружу не показываются. Но долго на дне не просидишь. Стали показываться один за другим. Самые упорные вылезли с синими губами, как у утопленников.

А Игорька все нет.

Меня уже страх взял: не нырнул ли совсем пионерчик? Но прохожий делает знаки, чтобы я не волновался.

И вот, когда уже прошли все сроки, появился Игорек. Он сидел недалеко от берега, вблизи тростников. Выскочил из-под воды и как ни в чем не бывало посмеивается…

Что за чудеса! Никогда бы мы не догадались, как это ему удалось сделать, если бы мимо по течению не проплыла длинная круглая камышинка.

Так вот оно что! Прохожий доверил пионерчику старинную тайну запорожцев. Когда-то казаки, скрываясь в плавнях, подкрадываясь к врагу и прячась от него, применяли этот способ. Срежут полый внутри трубчатый стебель куги, возьмут его в рот, нырнут в воду и затаятся. И дышать можно, и самого не видно…

Нелегко это сделать. По первому разу воды наглотаешься. Нужно так нежно и плотно держать губами стебель, чтоб и его не сдавить и воду не пропустить в рот.

Многие ребята пробовали, да не у всех вышло. А Игорек наш с тех пор так в себе уверился, так расхрабрился, что во все игры не боялся вступать. Вот как подействовал на него прохожий.

Кем же он оказался<p>— этот человек в военной форме, с полевой сумкой на плече?

Оказывается, он пришел к нам не просто так, а по важному делу. Отыскав вожатого, он вручил бумагу за подписью и печатью. В ней говорилось, что Детский отдел Госиздата направляет к нам некоего А. П. Голикова для прочтения своей рукописи, предназначенной для издания. Нам предлагалось дать отзыв на его книгу.

За нами дело не стало. Решили читать книгу по-пионерски, у костра, в этот же вечер. Набрали кучу дров, расположились полукрутом. Нашего гостя усадили на пенек. И зажгли огонь. А чтобы огонь не потухал, были посажены дежурные с сучками и сухими палками наготове.

С любопытством все наблюдали, как наш гость открыл военную полевую сумку, достал из нее стопу бумаги<p>— рукопись!

Он расправил ее на колене, как военную карту.

Перед нами<p>— писатель. Даже не верится. Ребята почему-то представляли себе писателей в виде старцев, с бородами, как у Льва Толстого. А я, признаться, совсем недавно, до приезда в Москву, думал, что писатели<p>— это люди, давно умершие и оставившие нам мудрые книги.

Первого живого писателя я увидел на экзамене в институте, и он оказался тоже с бородой. Это был Валерий Брюсов. Строгий, замкнутый, неулыбающийся, непохожий на обыкновенных людей, он показался мне настоящим классиком, случайно живущим среди нас.

И вдруг вот этот веселый, безбородый, круглолицый товарищеский парень тоже писатель.

Значит, и он чем-то необыкновенен. Ребята как завороженные смотрят на стопу бумаги, всю исписанную.

Сколько же надо терпения, чтобы исписать столище страниц, тут открытку родителям и то никак не напишешь…

А какая поверх стопы обложка<p>— нарисована цветными карандашами: синим и красным. А как таинственны выведенные на обложке три загадочные буквы «Р.В.С.»!

Все застыли в предвкушении чего-то необыкновенного, было слышно только сдерживаемое дыхание да шелест страниц.

Вначале все посматривали, как он перелистывал рукопись, раздумывая, начать ли сначала или прочесть только выдержки, наблюдали за выражением его лица, разглядели, что на каждой странице в правом углу изображена красная пятиконечная звездочка.

А потом, как только услышали, что речь идет про гражданскую войну, про тайну двух мальчишек, спасающих раненого красного командира, забыли обо всем на свете, захваченные могучим чувством.

Жиган, Димка, смешной Топ встали вдруг перед нами как живые, заговорили своими голосами, вовлекли в свои отчаянные дела.

По какому-то удивительному волшебству мы стали участниками всех их проделок и приключений. Вместе рубили полчища крапивы, понимающе смеялись вранью Жигана, испытывали страх и радость.

Словом, все так увлеклись, что наши дежурные позабыли про свои обязанности<p>— подкладывать дрова в костер. Наверное, вообразили, будто у них в руках не сучки и палки, а наганы да сабли… Костер наш утихал, утихал да и совсем погас.

И никто не заметил: ни дежурные, ни ребята, ни вожатый. Не заметил погасшего костра и сам писатель. Он продолжал читать в темноте, при мерцании звезд, как при ярком свете. Оказывается, он не читал, а рассказывал нам свою повесть наизусть, только для видимости перелистывая страницы.

Когда негромкий голос его умолк, нам показалось, что повесть еще не кончена. Ребята сидели не шелохнувшись.

Наверное, фантазия каждого продолжала необыкновенную жизнь героев.

В том, что мальчишки оставлены были автором как бы на полпути и повесть, как жизнь, не оканчивалась на последней странице, была какая-то особая притягательная сила.

Невольно и я поддался искушению пофантазировать о том, что же могло случиться дальше с Жиганом и Димкой на путях и дорогах гражданской войны.

Когда я очнулся, над нами ярко сверкали звезды, а в костре остыл даже пепел.

— Ребята, — сказал вдруг наш волшебный гость, — а вы умеете отличать Полярную звезду?

Умели, да не все. И он стал учить, как находить ее по ковшу Большой Медведицы.

С опушки коломенского парка она видна была в высоком небе над Москвой.

— Это замечательная звезда. Она всегда указывает север. По ней можно правильно определить свой путь. По ней мы, бывало, в военных походах ходили и никогда не сбивались. Самая верная звезда на свете!

Посмотрели ребята на Полярную звезду, и она показалась им лучше всех, какой-то своей.

Так этот необыкновенный волшебник слова взял и приблизил к нам звезду.

Мнения о своей рукописи он спрашивать не стал. Ему и так было все ясно. Возможно, в эту памятную ночь он и увидел в лице пионеров неисчислимые легионы своих верных, благодарных читателей, для которых призван писать.

— Вот так и жили ребята тогда, когда я был красным командиром, — сказал он, засовывая рукопись в полевую сумку. — А как живете вы, люди?

Ребята наперебой стали рассказывать о нашей привольной жизни, полной интересных забот и приключений, о наших друзьях и врагах, и, когда дошли до походов фуражиров, наш новый друг расхохотался:

— Ну вот, конечно же, не то!

— Что значит не то?

— Не туда попал, братцы. Я шел в какой-то необыкновенный лагерь, где пионеры живут в легендарных палатках Первой Конной, пробитых осколками и пулями.

Подарил их сам Буденный. Командует этими пионерами<p>— детьми коммунистов<p>— какая-то необыкновенная, мудрая девушка, прекрасная, как идеальный человек будущего. Ребята живут у нее как при коммунизме, без всякой нужды и заботы. А тут за буханку хлеба изволь сплести корзинку!

И он рассмеялся до слез.

— Что же тут смешного, — обиделся я.

— А смешно здесь то, что сейчас некоторые чудаки представляют себе коммунизм таким же легким делом, как мы в гражданскую войну<p>— мировую революцию. Помню, у нас на митинге одной части даже резолюцию вынесли: «Покончить с мировым капиталом в текущем, 1920 году». Да и я примерно так думал, когда махал сабелькой и рубился за мировую коммунию… А вот когда «в разум взошел», как говорится, понял, что путь наш долог и труден и много еще на этом пути поляжет красных бойцов… Не одно поколение…

• Предыдущая
• 15/37
• Следующая