Иван Тигров (рассказы) - Богданов Николай Владимирович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/23
• Следующая

Каждый знал: не убьют его фашисты просто, если живым попадётся, а вначале поиздеваются вдоволь… Знал это и Савушкин.

«Что делать? Не отдать же им Володю на поругание!»

Савушкин оглядел напряжённые лица бойцов, сжал и разжал кулаки, глотнул воздух и вдруг выхватил у соседа ручной пулемёт. Не успели бойцы оглянуться, как Савушкин припал к брустверу, прицелился, треснула короткая очередь, и под ногами Воронцова задымился снег… Лётчик высоко подпрыгнул и свалился в воронку от снаряда…

Савушкин провёл рукой по глазам и, не видя на горизонте ничего, кроме истоптанного снега да расщеплённых деревьев, отошёл от пулемёта.

Наступила необычайная тишина. Воздушный бой переместился далеко на север, и в небе стало тихо и пустынно.

Жёсткая ладонь пожала руку Савушкина. Он очнулся, увидел перед собой лицо незнакомого пехотного командира.

— Вы поступили правильно.

— Что — правильно? Кто — правильно? — вскинулся Савушкин на пехотинца. — Да вы что думаете — я друга своего убил, что ли? Я же по ногам целил… Его надо выручать!

Савушкин полез на бруствер, но его оттащили.

— Не ваше дело ползать, — проворчал пехотный командир. — Сейчас мы дадим заградительный огонь, потом пошлём за ним охотников, потерпите немного.

Над окопами противно пропела и лопнула с дребезгом мина. Застрочил пулемёт. Ему ответил другой. Враги словно опомнились и стали навёрстывать упущенное. Вокруг поднялась бешеная стрельба.

Командир заставил Савушкина спуститься в глубокий блиндаж.

Здесь Савушкин упал на чей-то полушубок и долго лежал в забытьи. На него осыпалась земля. Приходили и уходили какие-то люди, стонал раненый. Всё походило на скверный сон.

Вдруг дверь блиндажа широко растворилась, понесло холодом.

— Сюда, сюда, — раздались голоса. — Товарищ лейтенант, жив ваш дружок. Вот он, его разведчики вытащили!

Свет карманного фонаря упал на лицо Савушкина, затем на лицо Воронцова.

От света Савушкин зажмурился, а Воронцов открыл глаза. Они схватились за руки и помолчали.

— Пустяки, — сказал Воронцов, — только ноги… Пройдут.

— Это я ударил из пулемёта…

Электрический фонарь погас, и дверь закрылась. Пехотинцы выползли обратно, шурша замёрзшими халатами. Лейтенанты остались вдвоём.

— Так это ты ударил меня из пулемёта? — переспросил Воронцов.

Друзья снова помолчали. Над ними глухо сотрясалась земля от взрывов, доносились неясные крики. Война продолжалась. Воронцов, закрыв глаза, вспоминал, как это всё случилось. Да, он был сбит в воздушном бою. Затем падал, не раскрывая парашюта. Раз десять перевернулись в глазах земля и небо; он потерял ориентировку и бросился не в ту сторону. Это бывает.

Что же пережил Савушкин, когда пришлось стрелять в своего? Не каждый может… А если бы не решился?.. Воронцов представил себе, как он вскочил бы во вражеский окоп на позор и муки. Он открыл глаза и скрипнул зубами, но, увидев Савушкина, крепко стиснул его руку.

— Спасибо, ты настоящий боевой друг!

На войне всякое бывает… Но когда молодые солдаты, присланные охранять аэродром, увидели, что под крылья самолёта вместо бомб подвешивают свиные туши мордами вперёд, иные протёрли глаза. Уж не показалось ли? Или это бомбы новой системы? Нет, самые настоящие хрюшки с пятачками на носах.

Подъехал грузовик.

— Товарищ Летучий, принимайте колбасу, хлеб, консервы, — сказал шофёр.

Из кабины показался лётчик:

— Грузите больше. Всё сбросим прямо на головы!

«Вот так война здесь, на севере, прямо как в сказке: лётчики летучие сбрасывают с неба не то, что пострашнее, а то, что повкуснее. Весело воевать, когда тебя бомбят колбасами!»

Так подумал бы каждый, кто не знал, как трудно воевать в лесу. Тут все окружали и сами попадали в окружение. Наши лыжники зашли в тыл к фашистам, фашисты забрались в тыл к нам. «Не линия фронта, — как говорили в штабах, — а слоёный пирог».

А снег в лесу — по грудь, по пояс.

Многие наши части, зашедшие далеко вперёд, оказались отрезанными от своих баз.

Эскадрилья капитана Летучего выполняла боевую задачу — кормила с воздуха несколько лыжных отрядов.

На небольших транспортных самолётах наши лётчики разыскивали лыжников и сбрасывали им на парашютах продовольствие. Лес здесь среди скал и ущелий, лесные полянки были завалены валунами. На озёра, покрытые снегом, садиться было опасно: поверх льда проступала вода.

Да и сбросить продовольствие было не просто: лыжники так маскировались, что не сразу найдёшь. Каждый день передвигались, вели бои. И часто позиции врагов так переплетались, что бросаешь своим, а ветер относит ближе к чужим. Фашисты были голоднее волков. И, бывало, за мешком с колбасой бросались так жадно, что наши скосят из пулемётов десяток, а всё же два-три храбреца до мешка дорвутся и колбасу утащат.

«Работёнка», как говорили лётчики Летучего, была у них нелёгкая. Чтобы высматривать своих, приходилось летать низко. А на деревьях, среди скал, сидели в засадах вражеские охотники за самолётами.

Иной раз возвращались наши машины такими изрешеченными, что всю ночь им чинили моторы, ставили заплаты на крыльях, чтобы наутро снова могли лететь.

Несколько лётчиков и штурманов были ранены.

— Герои!.. — с уважением говорили про них на фронте.

В этот раз полёт протекал как обычно. Вначале наши лётчики поднялись в облака и, не замеченные ни вражескими истребителями, ни зенитчиками, прошли в тыл противника.

Затем с выключенными моторами спланировали поближе к земле и пошли так низко над лесной речушкой, что вершины огромных елей, росших по её берегам, оказались выше самолётов. Речка извивалась, лететь было опасно: того и гляди, заденешь крылом за дерево. Тут нужно быть умелым пилотом.

Но лётчики недаром выбрали эту тайную воздушную тропинку: здесь не было ни одной зенитной засады, а кроме того, это был приметный путь к позициям наших лыжников.

Накануне выпал снег. Ни одного следа в лесу: ни волчьего, ни лосиного, ни лыжного. Будто ни души.

Но стоило сделать круги над лесной полянкой, как на ней появились человеческие фигурки, постелили на белый снег чёрные полотнища и стали принимать на них подарки.

Фигурки выскакивали словно из-под земли: это наши лыжники ночевали под снегом, как тетерева.

Всё шло хорошо. Накормили лётчики один отряд — полетели к другому. В одном месте фашистские солдаты попытались лётчиков перехитрить: завидев самолёты, не стали стрелять, а быстро выложили чёрные полотнища и давай ракеты пускать: «К нам, к нам, сыпь сюда продукты».

Да перестарались. У наших ракеты пускать уговора не было. Стрельнули по ним для острастки наши из пулемётов. Фашисты — кто куда от такой горячей закуски…

Полёт уже подходил к концу. Оставалось накормить последний отряд. Здесь шёл бой за железнодорожный мост. Наши лыжники наступали. Фашисты отбивались. Мост для них был очень важен. По нашим солдатам били все зенитки, охранявшие мост от нападения с воздуха. Скорострельные пушки засыпали лыжников снарядами. Трудно приходилось героям… Многие лежали на снегу неподвижно.

Взглянули на эту картину лётчики и подумали: нужно помочь своим. А их командир тут же решил:

— Атакуем!

И вот эскадрилья самолётов, нагруженных продовольствием, устремляется на врага. Ревут моторы, трещат пулемёты. Сразу не разберёшь, что у них под крыльями: не то бомбы, не то реактивные снаряды. Фашистские зенитчики — прочь от пушек, в укрытия. А наши лыжники тут как тут!

Пошла в окопах, в блиндажах рукопашная. Забрали мост. Даже весело стало лётчикам: ну как не посмеяться над обманутым врагом!

Стали делать круг наши герои, чтобы сбросить продовольствие победителям, и вдруг самолёты так и подбросило разрывами снарядов. Что такое, откуда стрельба?

Только теперь по вспышкам выстрелов заметили ещё одну батарею вражеских зениток, притаившуюся среди скал.

— Противозенитный манёвр! — приказал капитан Летучий.

• Предыдущая
• 4/23
• Следующая