Иван Тигров (рассказы) - Богданов Николай Владимирович - Страница 1

• 1/23
• Следующая

Чужие самолёты в небе. Разрывы бомб на земле. Пальба вдоль границы. Пожары. Это война. Не верилось, что вот так она и начнётся в одно прекрасное летнее утро.

Неужели немецкие фашисты решились напасть на такую могучую державу, как наша страна? С ума сошли, что ли?

Вот пылит мотоцикл. На нём два чистеньких немца в военной форме. Едут, посматривают по сторонам, словно природой любуются. Подкатили к деревне. Вдруг один — трах! — из автомата по соломенной крыше зажигательными пулями. Занялась, горит изба.

А вслед за ними на дым пожара понаехали броневики, транспортёры, полные солдат в мундирах мышиного цвета, в рогатых касках, грузовики с пушками на прицепах. Заполонили деревню.

Солдаты резво, сноровисто попрыгали с машин — и врассыпную. Кто ловить кур, кто хватать поросят Жители убежали, а вся живность и имущество — вот оно, в избах. Тащат солдаты укладки, разбивают на крыльце сундуки. Один радуется шёлковому отрезу, другой — вышитому полотенцу. Денёк летний, душный. Достают воду из колодцев. Умываются, плещутся, хохочут. А рядом жарко горит изба, от неё загораются другие.

Вот они, враги. Значит, у них так и полагается. Жечь, грабить.

Впервые в жизни видели такую картину наши танкисты — командир танка лейтенант Фролов, башенный стрелок Али Мадалиев и водитель Василь Перепечко.

Широко открытыми глазами глядел Фролов в узкую смотровую щель и докладывал по радио командиру полка всё, что видит.

Танкисты ловко замаскировали свою ладную, быструю «тридцатьчетверку» [Наиболее распространённый тип советского танка] среди старых скирд соломы на краю села, у пчельника, и, не замеченные фашистами, могли пересчитать все их машины и пушки. Мотоциклистов приказано было пропустить… А что делать с этими?

Пока что не воюют, а грабят. Ага, вот затеяли что-то военное. Бегут к пчельнику. В руках сапёрные лопатки, на ходу надевают противогазы. Неужели хотят применить отравляющие газы?

Наши насторожились. Дело серьёзное.

И вдруг солдаты в противогазах набросились на ульи.

Ломают, опрокидывают. Вытаскивают рамки с мёдом, наполняют котелки. Пчёлы поднялись вверх чёрной тучей.

— Огня бы им, а не мёду!

Пальцы Мадалиева легли на гашетку скорострельной пушки.

— Стоп, — прошептал Фролов, стряхивая капли пота с бровей (в стальной коробке танка было жарко). — Задание выполнено. Приказано возвращаться к своим. Будем пробиваться!

— Есть! — отозвался Перепечко, берясь за рычаги.

Он дал газ, мотор взревел, и танк сорвался с места, стряхнув с себя груду снопов, пошёл по пчельнику, как слон.

Немцы, грабившие пчёл, бросились врассыпную. Али Мадалиев влеплял снаряд за снарядом в бронетранспортёры, в грузовики со снарядами. А Василь Перепечко гусеницами давил противотанковые пушки.

Фашистские артиллеристы и пехотинцы, не раз бывшие в переделках, не растерялись.

Но странными жестами они сопровождали свою подготовку к неожиданному бою. То и дело хватались за глаза, за щёки, за носы, размахивая руками. Словно хватали воздух…

Что-то мешало им бросать гранаты, стрелять.

Пчёлы!

Да, миллион пчёл поднялся с разорённого пчельника и гудел вокруг, как буря, жаля встречного-поперечного без разбору. Все люди им стали врагами.

— Огонь! Огонь! — командовал Фролов. — Наддай! Вдруг затвор щёлкнул, а выстрела не последовало.

— Боекомплект кончился, — сказал Али, в азарте расстрелявший все снаряды.

Тогда Василь Перепечко бросил танк вперёд, и машина скатилась на деревенскую улицу.

Стальной грудью танк таранил стенки броневиков, расщеплял борта грузовиков, давил пушки, так что колёса разбегались в разные стороны. То вздыбливался горой, то оседал, и танкистов внутри машины бросало, как в лодке во время бури.

Они стукались головами о какие-то предметы, едва не сваливались со своих сидений. Фролов почувствовал пронзительную боль в глазу. Перепечко словно пламенем опалило губы. Мадалиева куснуло в нос.

Не обращая внимания на ноющую боль, лейтенант Фролов кричал:

— Круши давай!

Перепечко отлично владел всеми способностями боевой подвижной «тридцатьчетверки».

Спасаясь от бешеного танка, фашисты прыгали в окна домов, лезли на деревья; один, ухватившись за верёвку журавля, шмыгнул вместе с ведром в колодец.

А два каких-то ловких фрица, на которых несся танк, изловчились, подпрыгнули и вскочили на его броню, тем и спаслись. Но не успели они опомниться, как танк, пройдясь по улице, свернул за околицу и помчался прочь с такой скоростью, что невозможно было спрыгнуть.

Вдогонку ему били из крупнокалиберных пулемётов, стреляли из уцелевших пушек. Пришлось невольным пасса-I жирам спрятаться за башню.

Лихо увёртываясь от снарядов, танк скатился с дороги в лес, ломая кусты, и пошёл оврагом, разбрызгивая мелкий ручей. Наконец выбежал к своим. И остановился. Жаркий, распаренный, грязный, мокрый. И липкий — от мёда.

Медленно раскрылись люки. Из верхнего вылез лейтенант Фролов и башенный стрелок Мадалиев. А из нижнего выполз водитель Перепечко. Вылезли и повалились на пыльную траву.

Со всех сторон к ним бросились товарищи танкисты.

— Санитаров! — крикнул кто-то.

Герои были неузнаваемы, на каждом, что называется, лица не было. Правый глаз Фролова совсем затёк. Аккуратный тонкий нос Мадалиева раздулся и краснел, как помидор. Тонкие губы Перепечко, знакомые всем по насмешливой улыбке, были похожи на деревенские пышки «с пылу, с жару».

Лейтенант с трудом вытянулся перед командиром полка.

— Что с вами? Вы ранены? — спросил командир, козыряя в ответ на странно затяжное приветствие лейтенанта, с трудом поднявшего пухлую руку к шлему. И тут же хлопнул себя по лбу: — Ох, чёрт, кто это кусается?

Подоспевшие санитарки с криком отскочили прочь — из всех смотровых щелей танка, как из улья, ползли и вылетали пчёлы.

Увидев такое, лейтенант Фролов понял, кто ранил его в правый глаз, и, стряхнув со шлема ещё нескольких крылатых «воительниц», наконец отрапортовал:

— Дали бой на пчельнике… Вернулись без потерь… Извините, припухли малость!

Этот необыкновенный рапорт вспоминали потом Фролову всю войну.

Как ни грозна была обстановка, все, кто это слышал в тот час, рассмеялись.

Вдруг кто-то взглянул попристальней и увидел прижавшихся в тени башни двух солдат в рогатых касках.

— Вы ещё и пленных захватили? — спросил командир.

— Ни, — подивился Перепечко, — это они сами налипли. — И тут же крикнул по-хозяйски: — А ну слезай, приехали! Чи вам мой танк медовый?

Фашисты после его окрика скатились вниз, подняв руки, с автоматами на груди, не совсем соображая, как они так нелепо попались, что и с оружием не могли постоять ни за себя, ни за честь фашистского воинства. У них пальцы от укусов пчёл распухли и глаза затекли.

Танк лейтенанта Фролова с тех пор так и прозвали медовым, хотя гитлеровцам много раз приходилось от него совсем не сладко.

После первой удачной стычки с врагами команда его приобрела какую-то особую дерзость. Про дела «фроловцев» рассказывали легенды.

Однажды славная «тридцатьчетверка» включилась в немецкую танковую колонну, пользуясь ночным маршем, подобралась к штабу и расстреляла в упор собравшихся на военный совет генералов и полковников. В другой раз догнала колонну жителей, угоняемых в Германию, и, разогнав конвой, привела советских людей к своим лесными дорогами, непроходимыми для фашистских тяжеловесных танков.

Немало и ещё давал этот танк немцам «огонька»…

И к его прозвищу «медовый» добавили «бедовый».

На фронте стояло затишье. Готовилось новое наступление. По ночам шли «поиски разведчиков». Прослышав про один взвод, особо отличавшийся в ловле «языков», я явился к командиру и спросил:

• 1/23
• Следующая