Угроза вторжения - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/153
• Следующая

— Не на-а-а-до! — протяжно завыл Рафик.

— Что — не надо, а?! Молчать не надо! Колись, сука, пока ток не дали! Сейчас электрошоком долбану, мозги на хрен сгорят!! — Чтобы быстрее дошло, Белов дважды влепил основанием ладони в сморщенный лоб Рафика. Тот попытался увернуться, и второй удар пришелся в переносицу. Сразу же брызнули два красных ручейка.

— Не…Нету товара. — Белов надавил сильнее, почти расплющив ухо диктофоном. — А-а! Здесь нету, — прохрипел Рафик, захлебнувшись кровью. — Только едет товар.

— Много?

— Очень много. Три фуры.

— Кто купил? Живо! — Он для проверки еще раз занес руку для удара, Рафик сжался, веки беспомощно затрепетали. «Готов! Полный раскол!» — радостно констатировал Белов и убрал руку.

— М-м. Гога… Гога купил!

— А горбатого лепить не надо, Рафик-джан! Все знают, Гога с «дурью» не работает. — Теперь Белов заставил себя говорить спокойно, с пониманием.

— Теперь будет. Много товара захотел. — Он шмыгнул разбитым носом.

— Димка, дверь плотнее! И давай сюда! — Белов потрепал Рафика по голове. — Успокойся, дорогой. Спокойно, не торопясь говори дальше. Только не ври. Будешь врать, — он рванул Рафика за лацканы, притянул к себе, заглянул в белые от страха глаза. — По капле кровь выпущу!

Барышников, казалось, дремал, прислонив голову к стеклу.

— Не спи, замерзнешь! — Белов постучал по дверце разбитого за долгие годы службы «жигуленка».

— Уже отстрелялись? — Барышников открыл изнутри дверь, впуская их в прокуренное тепло салона.

Белов плюхнулся на сиденье рядом с ним, Дмитрий сел рядом с водителем.

— Ты, старый, как радистка Кэт, — усмехнулся Белов. — В эфире тихо?

— Хорошая штука. — Барышников вытащил из мясистого уха цилиндрик наушника, смотал проводок и протянул Белову.

— А остальное? Учти, имущество не казенное!

— Чуть не забыл. — Барышников достал из кармана маленький приемник.

— Шутки у тебя горбатые! — беззлобно бросил Белов. Широкополосный приемник, позволяющий засекать работу УКВ-раций в радиусе двух километров, он взял в бессрочное пользование у Ярового, тот покряхтел, но промолчал.

— Мой горб спереди растет. — Барышников похлопал себя по тугому животу. — В эфире все было тихо. Но вы же тихо работать не умеете. Вы американских фильмов насмотрелись! Кто стекло коцнул, какой дурак в потолок шмалял? Тут соседи по самые пятки из окон повысовывались. И телевидение вот-вот заявится, я сам по рации слышал. Уже едут, стервятники.

— Не ворчи, старый! — Белов потер руки, стараясь унять нервную дрожь. — Мы такое намыли, ты себе не представляешь. Да, Дим?

— Да, Игорь Иванович, — кивнул Дмитрий.

— А что молодой не рад? Не понравилось? — Барышников говорил, как всегда, ерничая, но на Белова посмотрел с тревогой.

— Это нервы, — успокоил его Белов. — Сейчас пройдет.

— Так, может, по дороге у ларька тормознем? Купим парню лекарства, Иванович, дозволяешь сто капель в каждый глаз? Чисто для профилактики.

— Некогда. В управу ехать надо, клиентов окучивать.

— Ну, раз некогда… — Барышников заворочался. — Я же запасливый. Кто о тебе подумает? Только ты сам. Всем же плевать, что дождь, слякоть и настроение сволочное. Всем вынь да положь! А здоровье у меня одно, оно внимания требует. — Он выудил плоскую никелированную фляжку. — Во! Друган подарил. Хотел еще чекистский «щит-меч» на боку выгравировать, но я отговорил. Зачем аппетит портить, да?

— Ну, старый! — Белов затрясся нервным смехом. — Ой, не могу… — Он вытер повлажневшие глаза. — Димка, принимай сосуд. С крещением!

— Э, нет. — Барышников задержал фляжку и улыбнулся повернувшемуся к ним Дмитрию. — За крещение он завтра поставит. А сегодня мы его, голубя сизого, просто лечим.

Потом курс лечения продолжили в отделе, уже за полночь, когда расколовшегося до сопливого всхлипывания Рафика отправили отдыхать в камеру. Дмитрий пил, не пьянея. Хмель никак не мог пробиться через нервную лихорадку, все еще не отпускающую тело. Сколько было выпито и под какие тосты, так и не запомнил.

На осиротевшую без штыкообразного Феликса площадь вышел чуть покачиваясь, с глупой и счастливой улыбкой на лице. Долго стоял, соображая, куда же ехать.

Домаячил на самой «режимной» площади страны до того, что в припаркованной у Детского мира машине решили, наконец, проявить бдительность. Из прокуренного салона нехотя вылез человек и не спеша направился к Дмитрию. Явно давал шанс подгулявшему законопослушному гражданину сообразить, где он находится и в какой стране все еще живет.

Дмитрий встретил его счастливой улыбкой, как своего. Хоть и из охраны мужик, но свой. Из того же братства, в которое только что приняли Дмитрия.

Мужик по каким-то одному ему известным признакам тоже признал в Дмитрии своего и ехидно усмехнулся:

— В отделе все такие или ты один?

— Они еще лучше. Но выйдут позже.

— Остряк-самоучка, — беззлобно проворчал мужик. — Тебе куда?

Дмитрий наморщил лоб и вдруг почувствовал, как же холодно и неуютно на этой открытой всем ветрам бесхозной без памятника площади. Домой не хотелось, хоть вой. Там, в полупустой холостяцкой квартирке, было так же холодно и неуютно.

— На «Динамо», — вдруг решил он.

— Хорошо, что не в Орехово-Борисово. Живешь на «Динамо»?

— Нет. Девушка.

— Самое время, — усмехнулся мужик. Он сделал какой-то неуловимый жест, его машина мигнула фарами, и тут же раздалась трель милицейского свистка. Стоящий на противоположной стороне гаишник закрутил бело-черным жезлом. Огибающая выпуклую клумбу «девятка» с затемненными до черноты стеклами взвыла тормозами и замерла, как вкопанная. Гаишник вальяжной походкой подошел к опущенному окну водителя.

— Иди, остряк. Карета подана.

— Спасибо.

— И не вздумай денег давать, молодой! — послал ему вслед мужик. — Пусть этот бандюк за счастье считает, что тебя везет на Динамо, а не ты его в Лефортово.

Настя открыла дверь и тихо присвистнула.

— Недурно, молодой человек! Чтобы вы знали, в наше время даже совместно проведенная ночь не является поводом для панибратства. А мы с вами только в кафе посидели. Почему без звонка?

Дмитрий привалился к косяку, с трудом сглотнул вязкую горькую слюну. Страх выходил муторно, как прорвавшийся гной из запущенной раны. Пока сидел среди мужиков, еще держался. Стоило остаться одному — началось.

— Что случилось? — Она прижала распахнувшийся на груди халат.

— Плохо. — Он облизнул шершавые губы, поморщился — и на них был этот мерзкий желчный привкус.

— Господи, вползай уж! Не помирать же на пороге.

Она потянула его за рукав, он покорно сделал шаг через порог и тут же медленно осел на пол. Настя захлопнула дверь, присела на корточки, заглянула ему в лицо:

— Ты чего, Дим?

«Слава богу, решили не играть, и она знает меня как молодого опера, бывшего подчиненного Белова. Слава богу, ей можно сказать. Мужики толстокожие, как бегемоты, а она поймет», — пронеслось в голове.

— Дим, не молчи! Что случилось?

— Сначала не было страшно. А теперь вот. Скрутило. — Он попытался улыбнуться, но ничего не вышло.

Настя недоверчиво покосилась на него. Прикусила нижнюю губу — привычка осталась с детства.

— Нет, не врешь. У папы такое лицо было. Он один раз влетел поздно вечером, заставил взять самое необходимое и отвез куда-то за город. Я еще маленькая была, лет шесть. Жили в деревенском доме. Отец появился через неделю. Я вышла на улицу, а он сидит на скамейке и курит. А лицо — вот как у тебя сейчас. Не хотел в дом входить, пока страх из него не выйдет. — Она провела ладонью по его лоснящемуся от липкого пота лицу. — Сильно досталось, да?

— Граната не взорвалась, — выдохнул Дмитрий.

Ее рука чуть дрогнула.

— Да, любите вы, мужики, приключения на свои задницы искать. Хлебом не корми, дай звезду Героя получить посмертно. Ох уж, горе мое, ползи на кухню! — Настя легко выпрямилась. — Что смотришь? Пить будем. За славу русского оружия и красоту присутствующих дам. Судя по запаху, тебя уже лечили, но, видно, ошиблись в дозе.

• Предыдущая
• 52/153
• Следующая