Выбери любимый жанр

Черная Луна - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 20


Изменить размер шрифта:

20

Не всех власть любила, но всех лелеяла. Потому что нет среды более информационно насыщенной, чем пишущая, танцующая и рисующая братия. На каждый талант приходится по тысяче поклонников. Дружить с «людьми творчества» престижно и милицейскому генералу, и вору в законе, и секретному авиаконструктору, и леснику. Связи в этой среде немыслимые, как лабиринт Минотавра, неизвестно куда выведут. Здесь все всё знают, обо всем имеют мнение и обо всем судят-рядят, особо не таясь. Информации в этом отстойнике души и мыслей — море, черпают из него все спецслужбы, отечественные и импортные. И выходит, что кто не агент, тот невольный информатор. Традиция добрая, стыдиться нечего. Сам Тургенев резидентом русской разведки в Париже трудился, пока «Отцов и детей» сочинял, факт, как говорится, широко известный в узких кругах. А ведь дворянин, и талант несомненный. Что уж тем, кто, кроме подписки о сотрудничестве и пары мелких доносов, ничего путного не написал, рожу кривить?

Максимов встал с продавленного дивана, до хруста потянулся. Мысли, что лезли в голову, были странными, ему несвойственными. Так и должно было быть. Квартира чужая, и мысли здесь — чужие.

Максимов был уверен, что жилище Инквизитора обыскивали профессионалы, и не стал играть в пинкертона. Бросил сумку в угол, осмотрелся: кухня, санузел, комната. Лег на диван, закрыл глаза, постарался хоть нанемного заснуть. Он называл этот метод «наспать место». Пока работает сознание, оно невольно фильтрует информацию сквозь прошлый опыт, хочешь или нет, а вывод будет с известной погрешностью. Во сне или полудреме вся информация, видимая и невидимая, что накопилось в помещении, впитывается всеми органами чувств так полно и чисто, что сознание, ограниченное опытом и знанием, в эту полноту и безошибочность никогда не поверит.

Итак, Инквизитор был литератором. Вольная профессия: свобода мыслей, времени и передвижения. Идеальная «крыша» и легенда. Профессиональное право снимать, накапливать, обрабатывать информацию. И использовать в своих интересах. Интересы Инквизитора простирались, если верить книжным полкам, от средневековых поэтов до классиков детектива. Последнее объяснимо, если учесть, что в любом детективе на поверку оказывается лишь десять процентов вымысла, остальное — факты, сценарии операций, дешифровка чужих тайн. Книги на полках стояли в ряд, вне зависимости от языков, на которых они были написаны, очевидно, проблем с переводом у Инквизитора не было.

Имя его Максимову ничего не говорило, как, очевидно, большинству читающей публики. Инквизитор был «широко известен в узких кругах» почитателей средневековой поэзии, издал несколько сборников переводов, вел семинары в Институте культуры… И все. Никакой связи с рангом и функцией в Ордене не обнаружить, даже если усиленно копать. Правда, и Даниэль Дефо — шеф британской разведки — «Гулливера» накропал, сколько ни читай, никогда не догадаешься, кем был автор. Навигатор упомянул, что Инквизитор был одним из лучших в своем деле. Надо верить, если за ним закрепили Москву, второй по эзотерическому значению город после Питера. Знания и особый талант в герметических науках открыли перед Инквизитором двери во многие салоны, клубы и ложи. Он сумел поставить себя в положение «почетного члена» и «высокого гостя»: везде заседал, но нигде не председательствовал, везде присутствовал, но нигде не состоял в членах.

Максимов посмотрел на фотографию в рамке над рабочим столом. Мужчина, полуобняв молодую женщину, улыбался прямо в объектив. Зачесанные назад волосы открывали его высокий лоб с глубокой, как шрам, вертикальной морщиной у переносья. Темные глаза, пытливый, здоровый взгляд, без мути и сумасшедшинки. Правильные черты лица. Ничего особенного. Ничего от Инквизитора — исследователя запредельного и следователя по сверхсекретным делам тайных организаций.

«Фотография пятилетней давности», — пояснил Максимову Сильвестр, открывший своим ключом квартиру. Он же сказал, что это «мастерская», здесь Инквизитор только работал, правда, иногда проводил целые недели. Женщина с фотографии не потревожит, четвертый год нет ее в стране. В подробности вдаваться не стал. Гарантировал, что с участковым и соседями проблем не будет. Инквизитор имел обыкновение отдавать ключи от «мастерской» друзьям. С остальными придется разбираться по обстоятельствам.

— Ну и что ты на это скажешь, Конвой? — Максимов обратился к псу, заглянувшему в комнату.

Пес свесил голову набок, шумно задышал, высунув язык.

— Правильно, молчи — сойдешь за умного. — Максимов хлопнул по бедру, пес радостно вильнул хвостом, подошел, уткнулся носом в ладонь. — Так, образина, марш на кухню. Сидишь тихо и не мешаешь работать.

Пес тяжко вздохнул, с тоской посмотрел на диван.

— Даже не думай! — предостерег его Максимов, слегка шлепнув по загривку.

Конвой потрусил из комнаты, а Максимов сел за стол.

На нем, по словам Сильвестра, все осталось, как было при Инквизиторе, Утром тот выключил компьютер, сложил в папку бумаги и вышел. С тех пор его никто не видел.

Максимов посмотрел на часы. Полдень. Открыл папку, взял первый лист.

Восемь часов вечера. На город заходила гроза, за окном быстро темнело. В окно тянуло сыростью, близким дождем.

Максимов откинулся в кресле, потер уставшие глаза.

Восемь часов непрерывной работы в жестком режиме, сорок минут «мозгового штурма»: документ из папки, поиск ссылок в книгах и компьютерном архиве, пять минут интенсивной физической нагрузки: двадцать приседаний, двадцать наклонов, сто отжиманий от пола, сто подъемов ног лежа, десять минут неподвижности, раскинув руки на полу, пока в теле не останется напряжения, и опять — «мозговой штурм». И так восемь раз, восемь попыток взять штурмом лабиринт знаний, в котором свободно ориентировался Инквизитор.

Максимов вышел на кухню, насыпал корм в миску Конвоя, сам сел на угловой диванчик. Нехотя отхлебнул кофе, несчетную чашку за день.

Его мозг был натренирован обрабатывать невероятный объем информации, а тело привычно к предельным нагрузкам. Но сейчас он ощущал себя старателем, перемывшим тонны песка ради одной золотой крупинки. Только не было ее, лоток пуст. В одном лишь убедился Максимов: Инквизитор взял след и пошел по нему. Как он это сделал, осталось загадкой. Восстановить ход рассуждений Инквизитора не представлялось возможным. Ни одна машина не в состоянии просчитать, что послужило спусковым крючком, вызвавшим к жизни рой образов и поток ассоциаций, что бередило душу, пока сама собой не легла последняя строчка: «…как дай Вам Бог любимой быть другим». Творчество — это единственное, что не смог механизировать человек, логическому анализу оно не поддается.

Максимов закурил, вернулся в комнату. Как остывшие угли, переворошил листы в папке. Пусто, мертво. Всего двадцать страниц, разрозненные заметки; потребовалось восемь часов, чтобы приблизительно представить, какой объем информации связан с ними, а чтобы собрать и пережить то, что задействовал из своей памяти Инквизитор, на это нужна еще одна жизнь. Ее у Максимова не было.

Устало плюхнулся в кресло. Желтая бумажка на панели монитора резала глаз. Отлепил, в который раз за день прочитал: «Все близко. Если я хочу найти, достаточно представить, и оно само ко мне приходит». Почерк Инквизитора.

— Надо думать, тебе это удалось. Только оказалось слишком близко. Максимов прилепил бумажку на место.

Запустил компьютер. Пока шла загрузка, отметил, что квартира действительно была «мастерской»: ничего лишнего, ничего отвлекающего, неизбежный телевизор, уменьшенный до. предельной миниатюрности, сослан на кухню. На стеллаже с лазерными дисками не нашел ни одной записи новомодных громыхалок, только классика и этническая музыка. Говорят, что ученые в средние века, как и всякие ремесленники, занимались своими опытами в жилых домах. Лишь алхимики сочли за благо удаляться подальше от невинных родственников. Знали, тонкие превращения, что творились в их ретортах и душе, могли натворить бед посерьезнее, чем юбка, прожженная кислотой, и ослепившая глаза вспышка магния. Инквизитор был из того же проклятого племени, знал, что за попытку проникнуть в заповедное приходится платить и одиночество не просто необходимое условие, а суровый закон.

20
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело